Она оценила его юмор, серьезно кивнула: – Ладно, буду иметь в виду. Мы идем гулять? Они искали дом у последнего фонаря на улице Алхимиков, который, согласно легенде, можно было увидеть только в тумане и только счастливцам. Не нашли. Егор мрачно пошутил, что, видимо, со счастьем у них обоих не задалось. А потом он повел ее на старое еврейское кладбище: «Нет, ты должна это увидеть!» Дорогой он много рассказывал о писателе Густаве Майринке, чьи книги, полные загадок и мистики, наполнены Прагой, пропитаны ее духом. Остановившись в одном из узких переулков, Егор процитировал фразу из романа Майринка «Голем» о людях, «которые в состоянии вычислить, как длинной, невидимой, отравленной иглой можно сквозь стены, минуя камни, минуя золото, минуя бриллианты, попасть прямо в скрытую жилу жизни». Помолчав, он добавил, что, как ему кажется, в агентстве «Четверг» они именно так и должны поступать со своими героями: должны добраться до их скрытой жилы, сделать что-то вроде спасительной инъекции – и спасти. Евреи называли свое кладбище садом воспоминаний… Глядя на этот печальный сад, Ая вдруг задохнулась от какой-то едва не физической боли: как же тесно, как тесно… Егор рассказал ей, что здесь похоронено более ста тысяч человек – поверх друг друга, в несколько слоев. В старом саду воспоминаний – саду смерти – надгробия проваливались в землю, кренились от времени. И мертвые устраивали перекличку, называя себя: Верушка, Божена, Авраам, Добрушка, Либуше, Воен, Славка… Читая надписи на камнях, как книгу (иные совсем стерлись – поработали ветры, дожди, время), Ая вздохнула: да, мертвые – они всегда тут, с нами… Ветер качал старые деревья, подступали сумерки, и над печальным садом не смолкал птичий гомон. Егор рассказывал Ае легенды старого еврейского кладбища о погребенной здесь польской королеве, астрономе Давиде Гансе и достопочтенном раввине Леве Махарале, якобы создавшем Голема – гигантского глиняного человека. В сгущающихся сумерках кладбище казалось печальной и жутковатой декорацией к мистическим романам Майринка, и чудилось, что откуда-то из темноты сейчас и впрямь выйдет глиняный великан. Показывая в сторону кладбищенской ограды, Егор упомянул, что там хоронили самоубийц или людей, проклинающих своих родителей за то, что те дали им жизнь. При этих словах Ая вздрогнула: – Значит, меня бы похоронили там… Егор осекся, пытаясь понять смысл сказанного ею. Ая усмехнулась: – Даже не пытайся понять – молчи. …Они прошлись вдоль берега речки Чертовки, зашли в ресторанчик на острове Кампа. Замерзшая Ая выпила горячий грог, немного захмелела, но так и не смогла избавиться от какого-то внутреннего озноба, а может, волнения. Они шли по улочкам Малостранской стороны – туманный вечер, фонари, редкие прохожие… Увидев ее, Ая замерла. По улице в паре метров от них прошла женщина, поразительно похожая на Дину. Незнакомка поравнялась с ними и быстро скрылась, исчезнув то ли в тумане, то ли в одной из подворотен. Ая стояла как вкопанная, сердце бешено стучало: Дина?! Ая пыталась успокоиться, уговаривала себя, что на самом деле ей показалось, будто она видела умершую мать, и причина тому – расстроенные нервы и слишком крепкий грог; что вообще та незнакомая женщина просто похожа на Дину внешне – тоже высокая, тонкая брюнетка. Все можно было объяснить, кроме одного… От незнакомой брюнетки отчетливо пахло духами «Шалимар». Ая узнала этот запах. Дина всегда пользовалась «Шалимар» (Борис когда-то подарил ей этот парфюм, и с тех пор она не изменяла этому аромату). * * * Егор не мог не обратить внимания на то, как помрачнела Ая, и отругал себя: не надо было вести ее на кладбище! Что я за дурак – не умею ухаживать за женщинами… Вечером, когда они вернулись в квартиру, Ая, сославшись на усталость, почти сразу ушла в свою комнату. Посреди ночи Егор вдруг проснулся от женского крика. Вскочив, он бросился к спальне Аи, застучал в дверь. Ая открыла, потерянная, лицо в слезах. – Что случилось? – испугался Егор. – Ничего, просто приснился кошмар. Со мной это бывает, я иногда кричу во сне. Спокойной ночи! – она через силу улыбнулась и закрыла дверь. В самолете Ая держалась отстраненно, и Егору показалось, что она жалеет о том, что ночью он видел ее слезы – ее слабость. Она снова была запечатана в своей раковине, и пробиться к ее живой, страдающей душе Егор не мог. Рано утром, вернувшись домой из аэропорта, у дверей своей квартиры Егор столкнулся – вот так дежавю! – с Тиной. – Егор, где ты был?! – спросила заплаканная и как будто даже похудевшая Тина. – У тебя ничего не случилось? – Ты что, простояла под дверью всю ночь? – испугался Егор. Тина молчала. – У меня все в порядке, – мягко сказал Егор. – Сейчас переоденусь и поеду в агентство. – Знаешь, Кирилл сказал, что мы нашли новую героиню, – забормотала Тина. Егор кивнул: – Хорошо. Ты иди домой, Тина, иди домой… Тина тихо закрыла свою дверь. * * * Из аэропорта Ая заехала домой, переоделась, а потом сразу отправилась на работу в агентство. Войдя в свой кабинет, она обнаружила на столе изящную коробочку, перевязанную красной лентой. Ая удивилась: что это? Знак внимания от Егора? Она разорвала упаковку и вскрикнула, найдя внутри знакомый синий флакон. Духи «Шалимар». Любимые духи Дины. Ая огляделась по сторонам. Она была уверена в том, что в эту секунду мистер Четверг наблюдает за ней. Она словно видела его усмешку. Глава 13 Агентство чудес «Четверг». Дело второе. Цветик-семицветик В перерыве между деловыми переговорами Агата Смолина заехала в больницу, чтобы забрать результаты анализов, и – мир перевернулся, словно бы она на полной скорости влетела на машине в столб. Все разбилось. Планы, надежды, жизнь. У врача было усталое лицо. Немного отстраненное – за столько лет повидал всякое, в том числе и такие смертельные, как у Агаты, диагнозы. По-человечески вполне понятная реакция: если бы он реагировал на каждый диагноз-приговор обостренно, то у него никаких нервов бы не хватило; и потом нельзя же корить человека за то, что у него срабатывает естественный инстинкт самосохранения?! К тому же это у себя она одна-единственная, а у него таких, как она, много. Да и случай ее – рядовой, неинтересный. Пациентке сорок семь лет – в принципе, не так и молода, и рак из числа распространенных, и вообще случай типичный: никогда ни жаловалась, ничего не беспокоило, и болезнь себя никак не проявляла, и вдруг – неоперабельная стадия – ничего не сделать. Агата смотрела на спокойного доктора и глотала слезы. Ей хотелось завыть от страха, да какое там – от ужаса и отчаяния, но она была так воспитана – все в себе, недопустимо выплескивать эмоции, нельзя давать слабину. И, кстати, может, как раз эта ее склонность все запечатывать в себе и привела к жуткому раку, который сжирает ее изнутри? Говорят же, что надо изливать боль, давать выход эмоциям, не копить переживания, не запирать их в себе, потому что обратное как раз и ведет к подобным болезням. Может, и так. Кто теперь знает. – И что – это все? – тихо спросила Агата. Врач отвел взгляд. * * * – Вот такая у нас героиня, – сказал мистер Четверг с экрана, расположенного в зале для совещаний, – такая история. Что скажете? – А какие тут могут быть сценарии и ролевые игры? – не выдержала Ая. – Предлагаю вместо этого оплатить женщине врачей и вылечить ее. – К сожалению, здесь ничего не сделаешь, – сказал Четверг, – вылечить Агату невозможно. Мы показали ее историю болезни лучшим врачам, уж поверьте, Кайгородская, я начал с этого, но… никаких шансов. – Выходит, все, что мы можем, это скрасить ее… уход? – вздохнул Егор. Четверг помедлил с ответом: – Не совсем. Многие люди сейчас доживают свои последние дни, сознавая это. Но, несмотря на страх и боль, многие стараются держаться – живут, вспоминают, обдумывают, готовятся. Ради близких, ради самой жизни. Но наша Агата – другая. Она сразу сдалась, все обнулила и пребывает сейчас в таком мраке, который хуже смерти. Надо это исправить, надо, чтобы она прожила весь отведенный срок по-человечески, с достоинством. Так сказать, с осознанием ценности жизни. А уход, господа криэйторы, ей скрасит похоронное бюро – вы же работаете по другому профилю. Короче говоря, работайте. Каким образом это сделать – решать вам. Экран погас. В зале стояла тишина. Ая уставилась в стол, Егор механически чертил что-то в блокноте, Семен вертел в руках игральную колоду, Кирилл закрылся планшетом, а сердобольная Тина смахнула слезу. – Идей, я так понимаю, ни у кого нет? Ну, так их и не будет, пока мы не поговорим с этой женщиной, – усмехнулась Ая. – Пусть Тина поедет к ней и привезет ее в агентство. «Почему я?» – отразилось в грустных глазах Тины. «У тебя лучше всех получается контактировать с людьми!» – также глазами ответила ей Ая.