Она услышала, как по доске гуляет лезвие ножа. Услышала бормотание телевизора. Свое собственное дыхание. Она толкнула дверь. Кухня была маленькая и тесная. Конец деревянного стола упирался прямо в ламинированную столешницу. И все же в ней было свое очарование: подвесные металлические ящики выкрашены в жизнерадостный желтый цвет, вся утварь новая. Эндрю сидел за столом. У Джейн отлегло от сердца, когда она его увидела. Он был здесь. Он был еще жив, хотя улыбнуться ей практически не мог. Он жестом показал Джейн, чтобы она выключила телевизор. Она повернула колесико. Она не отрываясь смотрела в его глаза. Знал ли он, что Ник сделал с ней в ванной? Тем временем Паула огрызнулась: — Я же сказала тебе ждать там. — Она бросила специи в кастрюлю на плите. — Эй, дура конченая, я сказала… Джейн показала ей средний палец, усаживаясь за стол спиной к Пауле. Эндрю прыснул от смеха. Перед ним лежал открытый металлический ящик. По столу были разбросаны папки с документами. Маленький ключ лежал у его локтя. Тут же лежал огромный конверт, адресованный в Лос-Анджелес таймс. Он выполнял свою часть для Ника. Даже на пороге смерти он оставался верным солдатом. Джейн изо всех сил старалась прогнать печаль со своего лица. Невероятно, но он казался еще более бледным. Его глаза будто были нарисованы красным карандашом. Губы начали синеть. Каждый вздох звучал так, будто пила ходит взад и вперед по бруску влажного дерева. Он должен был спокойно отдыхать в больнице, а не пытаться усидеть на жестком деревянном стуле. — Ты умираешь, — сказала она. — А ты — нет, — ответил он. — Ник сдал ИФА в прошлом месяце. Он чист. Ты знаешь, он до смерти боится иголок. С другой стороны, он никогда особо с ними не сталкивался. Джейн покрылась холодным потом. Это никогда не приходило ей в голову, но теперь, когда все встало на свои места, ей стало жутко от мысли, что, если бы даже Ник болел, он бы никогда ей не сказал. Они бы продолжали заниматься любовью, и Джейн продолжала бы растить их ребенка, не зная правды до тех пор, пока не услышала бы ее от врача. Или патологоанатома. — С тобой все будет хорошо, — сказал Эндрю. — Обещаю. Теперь уже его было впору называть лжецом. — А что с Элис-Энн? — Она здорова. Я сказал ей провериться, как только… — У него сорвался голос, и он не стал заканчивать фразу. — Она хотела остаться со мной. Можешь в это поверить? Но я не мог ей этого позволить. Это было нечестно. И у нас началось все это… — Его голос снова оборвался тяжелым вздохом. — Барлоу, тот агент ФБР. Он сказал мне, что они разговаривали с ней. И я знаю, что она, наверное, ужасно испугалась. И мне так жаль… Ну, я о многом жалею. Джейн не хотела позволять ему тонуть в сожалениях. Она взяла его за руку. Она оказалась тяжелой, как будто она пропиталась тяжестью грядущих событий. Воротник его рубашки был расстегнут. Джейн увидела красные метастазы на груди. Ему нельзя было оставаться в этом слишком теплом доме всего с одной маленькой каплей морфина. Она этого не допустит. — Что такое? — спросил он. — Я тебя люблю. Эндрю обычно не отвечал на проявление чувств, но сейчас сжал ее руку и снова улыбнулся, так что она поняла, что он чувствует то же самое. Паула пробормотала: — Боже. Джейн повернулась и угрожающе посмотрела на нее. Она начала резать помидоры. Нож был тупой, и шкурка рвалась, как бумага. — У вас теперь инцест? — поинтересовалась Паула. Джейн отвернулась от нее. Эндрю сказал: — Я пойду отдохну немного. Ладно? Джейн кивнула. У них было больше шансов уехать, если бы Эндрю не участвовал в переговорах. — Возьми шарф, — сказала Паула. — Держи горло в тепле. Это поможет от кашля. Эндрю скептично поднял бровь, взглянув на Джейн, когда попытался подняться. Он замотал головой, когда она предложила ему помощь. — Я еще не так плох. Она пронаблюдала, как он плетется к дверям. Его рубашка была насквозь мокрой от пота. Волосы на затылке слиплись. Джейн отвернулась от дверей, только когда они перестали качаться. Джейн села на место Эндрю лицом к Пауле, потому что не хотела поворачиваться к этой женщине спиной. Она опустила глаза на документы на столе. Здесь было то, что Эндрю оценивал дороже всего: подпись Джаспера, подтверждавшая его участие в мошенничестве. И фотографии Джейн, перевязанные красной резинкой. Паула сказала: — Я знаю, о чем ты думаешь. Ты никуда не поедешь. Джейн думала, что уже не способна испытывать сильные эмоции, но в этот момент она ненавидела Паулу больше, чем когда бы то ни было. — Я просто хочу отвезти его в больницу. — Ага, чтобы легавые узнали, где мы? — Паула только усмехнулась. — Можешь спокойно снимать свои шикарные ботиночки, потому что ты никуда не поедешь. Джейн отвернулась от нее и сцепила руки на столе. — Эй, ДК, — Паула приподняла свою майку, чтобы продемонстрировать Джейн пистолет, заткнутый за пояс ее джинсов. — Не пытайся ничего придумать. Я с удовольствием сделаю шесть новых дырок в той заднице, которую ты называешь своим лицом. Джейн увидела часы на стене. Десять часов вечера. Чикагская команда уже должна быть в городе. Ник — на пути в Нью-Йорк. Она обязана придумать, как отсюда выбраться. — Где Клара и Эдвин? — спросила она. — Селден и Такер на точке. Квартира Эдвина в Чикаго. Он должен был ждать телефонных звонков, если кого-то арестуют. Джейн сказала: — Норфвестерн должна быть недалеко отсюда. Это учебная больница. Они там смогут позаботиться о… — Норфвестерн находится в семидесяти двух километрах по Ай-88, но она может с тем же успехом быть на Луне, потому что ты, на хрен, никуда не поедешь, как и он. — Паула уткнула руки в боки. — Послушай, идиотка, ты ничего не можешь для него сделать. Ты же ходила на свои экскурсии для богатых девочек в отделение для больных СПИДом. Ты знаешь, как все закончится. Принц не будет жить долго и счастливо. Твой брат умрет. Скорее всего сегодня ночью. Он не дотянет и до рассвета. У Джейн комок встал в горле, когда она узнала свой худший страх, облеченный в слова. — Доктора помогут ему умереть спокойно. — Ник добыл для него пузырек морфина. — Он почти пустой. — Это все, что мы смогли найти так быстро. Нам еще повезло, что есть хотя бы это. Этого должно хватить, а если нет… — Она пожала плечами. — С этим мы ничего поделать не можем. Джейн снова вспомнила Бена Митчелла — одного из первых юношей, которого она встретила в отделении для больных СПИДом. Он отчаянно хотел вернуться в Вайоминг и повидаться с родителями перед смертью. Потом они наконец смягчились и забрали его, но последние восемь минут жизни Бен провел в аду, задыхаясь от жидкости в легких, потому что врачи провинциальной больницы слишком боялись воткнуть ему трубку в горло, чтобы он смог дышать. Джейн знала чувство паники, которое возникает, когда не можешь дышать. Ник душил ее раньше. Один раз во время секса. Один раз в ее прошлую беременность. И один раз — час назад, когда угрожал убить ее. Неважно, сколько раз это было, все равно нельзя подготовиться к страшному ощущению невозможности вдохнуть воздух в легкие. К ощущению, будто твое сердце наполняется кровью. К обжигающей боли в сдавливаемых мышцах. К пламени в груди. К онемению в руках и ногах, когда тело способно выполнять только одну функцию — не умирать. Джейн не могла допустить, чтобы ее брат ощутил этот ужас. Ни на одну минуту, ни тем более на восемь. Она сказала Пауле: — Врачи смогут вколоть ему что-то, чтобы не стало хуже. — Может, ему хочется это пережить, — сказала Паула. — Может, он хочет это прочувствовать. — Ты говоришь как Ник. — Буду считать это комплиментом. — Не надо. Считай это поводом задуматься о том, что ты поступаешь неправильно. Мы все неправы. — Концепты «правильного» и «неправильного» — это патриархальные конструкты, призванные контролировать популяцию. Джейн повернулась и посмотрела на девушку. — Ты не можешь говорить это всерьез. — Ты слишком слепа, чтобы понять. По крайней мере хоть сейчас увидела. — Паула взяла в руки нож. Она яростно начала нарезать гору моркови. — Я слышала, как ты говорила с ним в фургоне. Все это курлыканье влюбленной голубки о том, какой Ник замечательный, как ты его любишь, как ты веришь в то, что мы делаем. А потом ты внезапно появляешься здесь, готовая бросить его. — Ты слышала, что было в ванной, когда он душил меня до полусмерти?