Матс осторожно захрустел печеньем, не объясняя, что он хотел сказать последней фразой. — И когда это было? Матс как будто задумался. — Мама умерла в две тысячи седьмом, так что я уже десять лет как живу у тети. — У вашего папы, Бенгта, не очень хорошие отношения с Элисабет, да? Матс покачал головой. — Они с папой под одной крышей не уживутся. Никогда не уживались. Тете не нравилось, что он продал дедушкину землю “Glarea”. — А с Хенри Мореллем? — С ним то же. У тети тяжелый характер. С ней вообще только Клейн может столковаться. — Это из-за Симона, да? Матс упорно смотрел в свою чашку. Анна решила погодить с вопросами и предоставить молчанию завершить начатое, но Матс только хрустел печеньем. Анна решила зайти с более безопасного угла. — Симон устроил в гараже, в Энглаберге, собственную студию звукозаписи. Это мне рассказал продавец велосипедов на днях. Вы ее видели? Матс взглянул на Анну, коротко улыбнулся. — Не Симон, а я ее устроил. У Симона руки не из того места росли. Я сколотил кабинку, мы ее за-изолировали яичными клетками, и еще окошко, чтобы можно было заглянуть. Хорошо получилось. Он неловко улыбнулся, словно воспоминание доставило ему удовольствие. — Вы бывали в студии, когда он записывал музыку? Матс кивнул. — Симон накопил на настоящий магнитофон. Иногда, когда он сидел в студии, я нажимал кнопки. Он красиво пел. Всем нравилось. Симона все любили. — Матс замолчал, снова уставившись в чашку. — А другие из той компании бывали в студии? Ваша сестра, Алекс, Бруно и Карина? Матс пожал плечами. — Да нет. Симон не любил, когда туда кто-то приходил. Туда можно было только мне и Карлу-Юхану. — Нельзя было даже вашей тете или Клейну? Почему? Матс покачал головой. — Симон говорил — ему это мешает. — Карл-Юхан часто туда поднимался? — Иногда. У него в гараже, под студией, была летняя машина. — Летняя машина? — Карл-Юхан так ее прозвал. Красный кабриолет, руль не с той стороны. Красивая, но уж возни с ней было. Карл-Юхан, когда копался в машине, открывал дверь на лестницу, чтобы слышать, как Симон играет. Симон орал, чтобы закрыл, Карл-Юхан кричал: ладно, но дверь все равно стояла открытая. Матс перевел дух, словно запыхался, рассказывая. Допил чашку, покосился на дорогу. — Как по-вашему, она скоро будет? — Кто? Агнес? Не знаю. — Анна попыталась припомнить расписание Агнес и тут же почувствовала себя матерью-ехидной. — Если хотите, я схожу уточню. Матс покачал головой. — Мне домой пора. Я уж в другой день как-нибудь. Он поставил чашку на поднос. Влез в лямки рюкзака, собираясь уходить. — Студия сгорела, да? — спросила Анна. Матс остановился. — Да, — без выражения сказал он. — Студия, магнитофон, летняя машина. Все сгорело. Ничего не осталось. — Совсем ничего? — Анне вспомнился почерневший скелет в сарае, и она не смогла удержаться, чтобы не взглянуть в том направлении. Матс проследил за ее взглядом. — Почти ничего, — прибавил он. — Карл-Юхан сохранил машину. Во всяком случае то, что от нее осталось, верно? Матс кивнул. — Он хотел ее починить. Но так и не починил. Карл-Юхан же… — Матс поднял руку, указывая не то на зал для проповедей, не то на собственную голову. — Фреска, — перебила Анна. — Вы ее видели? — Нет. — Ответ последовал как-то слишком быстро, и Анна увидела, что губы в густой бороде тревожно задвигались. — Но вы знаете, что на ней? Матс не ответил. — Ваша сестра была тогда на каменоломне. Она ничего не рассказывала о том, что случилось? О Симоне? Матс покачал головой. — Никто не говорил о Симоне. Ни отец, ни Мари, ни Бруно или Алекс. И другие тоже не говорили, во всяком случае вслух. Как будто его и не было никогда. Но Симон был. Он так мне нравился. Матс замолчал и опустил глаза. Мило, поскуливая, придвинулся ближе к Матсу и склонил голову набок, словно разделяя печаль этого рослого человека. — Я кое-чего не понимаю, — тихо сказала Анна. — Ваша тетя, Элисабет. Она злится на вашего папу, на Хенри Морелля, Алекса, Бруно и Карину, потому что думает, что они врут насчет случившегося. Но с вашей сестрой она разговаривает, хотя Мари тоже была в тот вечер на каменоломне. Почему так? — Одежда, — буркнул Матс. — Одежда? В смысле? Матс покосился на лесную опушку, словно ему больше всего хотелось уйти отсюда. — Когда они утром увидели Симона в воде, Мари прыгнула, чтобы вытащить его. Только она одна, больше никто не прыгнул. Остальные держались на берегу. Мари вымокла, а у них одежда была сухая. Анна поразмыслила. — Значит, ваша тетя решила: другие думали, что прыгать в воду, спасать, бессмысленно. Что они уже знали — Симон мертв. — Вода в каменоломне ледяная. — Матс пожал плечами. — Они еще вечером промерзли до костей. У Карины губы посинели. — Он беспокойно потоптался на месте. — Мне пора. Спасибо за кофе. На прощанье Матс погладил Мило, медленно пересек двор. Лишь когда он скрылся за деревьями, Анна поняла: что-то в его поведении фальшиво, царапает глаз. Вечером Анну настигла бессонница. Они с Агнес почти не говорили, а из-за последних событий она забыла позвонить адвокату и спросить, что там с внутренним расследованием. Но ее мысли были заняты другим. Как вообще Рюландер оказался здесь? Почему он объявился в Неданосе именно на этом празднике? Откуда у него песня Симона Видье, почему он хотел, чтобы ее поставили для Кайи Бьянки и трех остальных? Куда делся его мобильник, почему он не обулся и — самое главное — кто его убил? И хотя версия Анны висела в воздухе, Анна была уверена: смерть Рюландера — не самоубийство и не несчастный случай. В этой истории чего-то не хватает. Чего-то, что связывает части рассказа воедино. И это что-то необходимо найти. Усталость брала свое, мысли начали путаться. Великан Матс и его история. Матс сказал, что Карина Педерсен замерзла так, что губы посинели. Откуда он знает? Может, сестра ему рассказала, но это вряд ли. Мари и Матс, похоже, не очень близки. Мысли спутались, и Анна соскользнула куда-то между сном и бодрствованием. Она уже почти спала, когда ей показалось, что наверху, в зале для проповедей, скрипнула половица. Глава 35 Осень 2017 года На следующий день Анна была в кабинете уже в семь утра. Агнес уехала к поезду на “веспе”, так что они даже не виделись, не говоря уж о том, чтобы перемолвиться словом.