Это почти больно. Как будто мои губы прижаты к проводу под напряжением. Каждое движение языка принца — это энергия, которая вливается прямо в меня, пока я не отступаю назад в попытке снять напряжение. Его рука обхватывает меня за талию и прижимает к себе, как будто это то место, где я и должна быть, где он бы держал меня, если бы пришлось. Я не совсем уверена, что, если бы я сказала Виндзору Йорку уйти, он бы послушался. Это, наверное, должно было бы вывести меня из себя. Рассуждая логически, я знаю, что это неправильно. Почему иногда неправильное кажется таким приятным, как грязное дыхание после того, как тонешь в чистой воде? Вот что это такое. Совершенно по своему существу, но также, вероятно, яд. Виндзор однажды обвинил меня в том, что я наслаждаюсь погоней, вызовом… в желании приручить плохого парня. Я не уверена, что когда-либо полностью принимала эту идею. Находясь здесь прямо сейчас? Кажется, невозможным лгать самой себе. — Марни, — Виндзор прижимает меня к себе сильной, крепкой рукой. Там нет дрожи, и на его лице нет абсолютно никакого сомнения, когда он смотрит на меня. — Прошлой ночью я чуть не убил парня. Мои глаза расширяются, когда Виндзор удерживает меня на месте, его взгляд настолько темен, что я подумываю отвести взгляд. Но нет. Я хочу увидеть его всего. Даже самые ужасные части. — Как? Почему? Он усмехается и притягивает меня ещё ближе, сминая наши тела так, что я могу почувствовать его, твёрдого и желающего, горячего и обеспокоенного. Его мышцы такие же напряжённые, как и его член, когда он ставит одно колено на край кровати рядом со мной. От этого движения его бедра соприкасаются с моими так, что становится трудно думать. В моём случае это хорошо. Я хочу притвориться, что наше ориентирование — такое беззаботное и весёлое, каким и должно быть. Ну, условно говоря. Нет ничего беззаботного в том, как Виндзор обнимает меня, в том, как он смотрит на меня, в том, как изгибаются его губы. В английском языке даже нет слов, которые могли бы должным образом описать этот рот. В лучшем случае я бы назвала его непристойным. В другой день я бы сказала, что это как шторм недалеко от гавани. Плыть в него — ужасная идея, и всё же внезапно кажется, что всё в порядке, даже если корабль затонет. Лишь до тех пор, пока именно этот шторм не уничтожит его. — Старшекурсники заперли нас в общежитии и сказали, что мы не можем уйти. Как только они начали спрашивать об отношениях, я понял, что что-то не так, — Виндзор опускает левую руку вниз, так что его ладонь обхватывает мою задницу, а затем он поднимает меня прямо вверх и перекидывает через свою ногу, ту, что стоит на краю кровати, как будто он капитан Морган или что-то в этом роде. Мои ноги теперь лежат на его мускулистом бедре, и, когда я приспосабливаюсь, то понимаю, что всё, что я в конечном итоге делаю, это прижимаюсь к нему. Ему это тоже нравится. Его рот быстр, как рапира, пронзая и рассекая меня насквозь, и каким-то образом у него, кажется, существуют манеры, даже когда он ведёт себя как грёбаная скотина. — Что ты делаешь, Винди? — спрашиваю я, потому что когда-то давным-давно он сказал мне, что я могла бы называть его Виндзор, или Винд, или даже Винди, но последнее не было подходящим для отношений. Это как… самое близкое к стоп-слову, которое у нас есть прямо сейчас. Я только пытаюсь его притормозить. — Это всё ещё не объясняет, почему ты чуть кого-то не убил, — бормочу я, зная, что потакаю его плохому поведению гораздо больше, чем это разумно. Возьми себя в руки, Марни Рид! — Винд, что случилось? — Они скрывали вас от меня, миледи. Что ещё мне оставалось делать? Он притягивает меня ещё ближе к себе, потирая мои самые чувствительные места о своё бедро и глядя на меня так, словно никогда не отпустит. Вентиляция над нами работает, согревая комнату и взъерошивая рыжие волосы Винда, падающие ему на лоб. Он поднимает их одной рукой, и они остаются торчать прямо вверх, как и всегда. — Ты избил его? — шепчу я, пытаясь прояснить ситуацию. Я не уверена, насколько гиперболично звучало почти убил, когда Виндзор сказал это. Это может быть довольно либеральная интерпретация английского языка… или это может быть неприкрытая правда. Вместо того чтобы ответить мне, Виндзор толкает меня обратно на кровать, а затем перелезает через меня. На этот раз это он осёдлывает меня, его мускулистые бедра обхватывают мои с обеих сторон. Эта поза мешает мне сделать то, что я так естественно хочу сделать. То есть раздвинуть ноги и притянуть Виндзора ближе. Он опускает руку между нами, расстёгивая свои брюки и засовывая пальцы за пояс нижнего белья. Его лицо слегка меняется, когда он прикасается к себе, а я лежу более или менее под ним. — Я избил его до полусмерти, — Винд испускает этот тяжёлый вздох, играя сам с собой, опуская губы к моей шее сбоку, чтобы поцеловать пульс. — Вызвали полицию, и они оттащили меня от него, — он кусает меня за кожу, и я издаю резкий звук удивления, тяжело дыша. — Они меня арестовали. Мне пришлось позвонить бабушке, чтобы она вытащила меня из этой передряги. — Тот парень… насколько сильно ты его ранил? Виндзор игнорирует вопрос, целуя меня в подбородок, а затем проводит языком горячую и похотливую линию вдоль него, пока не находит мои губы. Он тяжело стонет, прижимаясь ладонь к бёдрам, используя её крепкий захват, чтобы усилить эрекцию, в то же время держит меня зажатой между ног. — Винд… — это слово — едва слышный шёпот, украденный в промежутке между поцелуями. Он боролся, чтобы добраться до меня; он всегда борется, чтобы добраться до меня. И его, похоже, не волнует, чем ему придётся пожертвовать или кому он должен причинить боль, чтобы добиться этого. Разве это хорошо? Плохо? Может ли это быть и то, и другое одновременно? Меня это устраивает? Он садится, а затем обеими руками приспускает штаны достаточно низко, чтобы я могла видеть его член. Поскольку он всё ещё носит многослойные куртки в том виде, в каком он есть, сцена кажется какой-то более извращённой. Вот Виндзор Йорк, такой же собранный, как и всегда, каждый дюйм его тела одет, за исключением члена. Он сжимает его основание, пока я наблюдаю, приподнявшись на локтях. — Несмотря ни на что, Марни, я всегда сделаю всё правильно для тебя. Он поправляет свою левую ногу, перемещая её так, чтобы она оказалась между моими коленями. Затем использует её, чтобы раздвинуть мои бёдра. Тогда халат кажется таким тонким, в этот момент — это скорее намёк на ткань, чем на что-либо ещё. Я уверена, что у Виндзора есть полное представление обо всём. — Это здесь он тебя трахнул? — спрашивает он рассеянно, почти жестоко. Я вся вспыхиваю, но я согласилась быть честной с парнями, когда дело доходит до такого рода вещей. Когда Виндзор говорит он, совершенно ясно, что имеет в виду Тристана. Ему невыносимо даже произносить имя своего соперника. Я киваю. Глаза Винда на мгновение вспыхивают, прежде чем он смаргивает раздражение, опуская ладонь рядом с моей головой. Я поднимаю руки и просовываю ладони под его футболку, слегка царапая ногтями его пресс. Его живот напрягается в ответ на моё прикосновение, а зрачки — и без того расширенные — кажется, расширяются ещё больше от желания. — Не имея возможности полностью иметь тебя для себя… — шепчет он, наклоняясь к моему уху. Я дрожу и извиваюсь, ещё глубже впиваюсь ногтями в его кожу, но он не останавливается. — Не имея возможности обладать тобой, когда захочу… — Виндзор кусает меня за ухо. — Ах, mon amour (прим. любовь моя), это творит странные вещи с моим сердцем. Он протягивает руку между нами, ловкими пальцами развязывая завязки халата. Как только отбрасывает ткань в сторону, то тянется к моим соскам, прижимаясь губами к одному из них и тяжело выдыхая в него. Розовая плоть напрягается, когда я упираюсь пятками в кровать и раздираю его кожу ногтями. Кажется, ему это тоже нравится, он лижет и посасывает мою шею сбоку. Я уверена, что у меня останутся засосы на ней с обеих сторон, но в данный момент мне не только всё равно: я даже хочу, чтобы он это сделал. Виндзор берёт одно из моих запястий и вытаскивает его из-под своей футболки. Парень заставляет меня положить руку ему на шею, снова сближая наши губы для ещё одного поцелуя. — Я бы убил ради тебя, Марни, — Виндзор массирует своим языком мой собственный, разминая мою грудь свободной рукой. Другой поддерживает себя, нависая надо мной. — Я бы не испытывал по этому поводу никакого сожаления. — Я… не верю тебе, — ухитряюсь прошептать я в ответ. Вероятно, это одна из последних связных вещей, которые я скажу сегодня вечером, но мне всё равно. Я не верю в это ни на минуту. Виндзор убил бы за меня, это правда, но он более восприимчивый, чем он думает. Если бы это было не так, то он не потратил бы столько лет, отказываясь садиться за руль. — Мне не нужно, чтобы ты верила моим словам: моих действий будет достаточно. Он снова целует меня, удерживая прикосновение наших губ так долго, что я задаюсь вопросом, позволит ли он мне когда-нибудь дышать. Когда он это делает, кажется, что он преподносит мне подарок. Глубокий вдох. Поцелуй. Ещё один вдох. Долгий, тягучий поцелуй, который заставляет меня податься к нему бёдрами в попытке ускорить процесс. Виндзор ненадолго прерывает свои поцелуи, а затем прижимается своим лбом к моему, и часть того отчаяния и пылкости, что были раньше, находит выход в его объятиях. В конце концов он переплетает пальцы обеих рук с моими, его голова и моя всё ещё невероятно близко. — Ты слишком много раз была на волосок от опасности, чтобы я лгал о том, что чувствую. Я уже говорил тебе это раньше: сначала я действительно хотел просто быть другом. Ты мне понравилась, и твоё упорство, и ты знаешь, что я люблю издеваться над хулиганами. Но не потребовалось много времени, чтобы эти чувства изменились. На данный момент всё, что я могу сделать, это продолжать гнаться за ними. — Это не то, как работает романтика, Виндзор. Дело не в том, чтобы за чем-то гнаться. Всё дело в том, чтобы раскрыть объятия и позволить этому прийти к тебе. — Я не уверен, что смогу это сделать, принцесса. Сможешь ли ты простить меня, если я буду охотиться на тебя, если я прижму тебя, если возьму? — он протягивает руку между нами, чтобы поправить свой член, и я отвожу бедра, чтобы ему было легче. Я такая мокрая, что, когда Виндзор скользит в меня, я вообще не испытываю сопротивления. Я полностью доступна принцу, и меня не волнует, что то, что он говорит, неверно. Та маленькая частичка плохой девочки, которую я обнаружила в себе на втором курсе, я вижу, как она прячется в тени, выжидая. Если мне придётся вернуть её обратно, чтобы пройти через это, я сделаю это. К тому времени, когда начнутся занятия, сегодняшний инцидент будет настолько далёк от моих мыслей, насколько это возможно. Мои руки зарываются в волосы Виндзора, притягивая его лицо к своему, побуждая его использовать свою природную собственническую жилку, чтобы поцеловать меня снова. Он так и делает, ставя на мне свою печать и посасывая мою нижнюю губу, оставляя крошечные вмятины своими зубами. Парень смакует вкус моего горла и ключицы, оставляя на мне метки повсюду. Сначала я не могу сказать, трахает ли он меня или занимается со мной любовью. Кажется, в этом есть немного и того, и другого. — Следующие несколько лет станут для тебя испытанием, Марни. Его тяжёлое дыхание шевелит мои волосы, когда он слегка замедляется, его тело прижимается к моему. Мне нравится это ощущение — быть как можно ближе к Виндзору. Нам потребовалось так много времени, чтобы дойти до этого момента, и, если вдуматься, прошло не так уж много времени с тех пор, как мы открылись плотской стороне наших зарождающихся отношений. Примерно полгода назад. Совсем немного времени. Мы знаем друг друга уже три года, но, когда дело доходит до сексуальной близости, мы почти незнакомцы. Всё, что я действительно знаю о плотской стороне Виндзора, это то, что он злится и становится собственником. Его губы находят мой сосок, сильно посасывая нежную плоть, даже когда я отворачиваю голову и кусаю подушку, чтобы не шуметь. Винд опустошает мои груди своим ртом, жёстко трахая бёдрами, пока не издаёт звук раздражённого разочарования. Он переворачивает нас, убеждаясь, что я прочно насажена на его берда, его руки покоятся на них под халатом. Он уже практически не на мне, свисает с плеч, распахнут спереди. Только рукава не дают ему полностью упасть. — Ты всё ещё одет, — бормочу я, и он одаривает меня сногсшибательной полуулыбкой. — Да, это так. Но ты… — Виндзор стягивает халат с моих рук, а затем сбрасывает его с кровати на пол. Теперь я полностью обнажена и уязвима над ним, в то время как на нём всё ещё надеты три слоя верхней одежды, брюки и нижнее белье на коленях, а на ногах ботинки. — …ты останешься для меня голой, не так ли? В конце концов, — Виндзор приподнимается в полусидячем положении, приближая своё лицо намного ближе к моему, пока я тяжело дышу над ним, — я твой будущий муж. Я должен им стать. Лишь это имеет смысл, — он хлопает меня по бедру, когда я запускаю пальцы в его футболку. — Подвигайся ради меня.