— Нет. — Парень, Хью, качает головой и делает шаг назад. — Нет, это неправда. — Хью… — снова начинает девушка, и её глаза наполняются слезами. — Пожалуйста, пойдём со мной. Давай не будем делать этого здесь. — Это была Тори? — спрашивает он, а потом зажимает рот рукой и отворачивается. Когда он опускает руку и издаёт крик, падая на колени перед неподвижными полицейскими, вокруг него образуется пузырь, а толпа отходит назад, как отступающий прилив. Девушка пытается утешить его, опускаясь на колени рядом с ним и кругами растирая ему спину, в то время как несколько других парней проталкиваются сквозь толпу зрителей к нему. Я полагаю, это его друзья. Они даже не утруждают себя попытками поднять его. Вместо этого большинство из них приседают на корточки или становятся на колени вокруг него, делая всё возможное, чтобы помочь пережить этот момент. Я резко отворачиваюсь, воспоминания о последнем дне моего отца слишком свежи в памяти, чтобы я могла с ними справиться. Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как он скончался. Почти не хватает времени, чтобы переварить это. Я знаю, что такое горе; это мой самый новый и верный спутник. Я и горе, мы будем держаться за руки до того дня, когда я умру. Неважно, сколько пройдёт лет, насколько разными станут вещи, какими чудесными или странными, пугающими или прекрасными, счастливыми или печальными… Я всегда буду скучать по своему отцу и ощущать его отсутствие, как осколок на краю моего сердца. — Я не могу на это смотреть, — шепчу я и убегаю, прежде чем кто-нибудь из парней успевает схватить меня. В конце концов мы оказываемся на центральной площади, где по краям припаркованы грузовики с едой. Передо мной поднос с сэндвичем, брауни и чаем со льдом в стеклянной бутылке. Я закрываю лицо руками и целую минуту тру их, прежде чем уронить их себе на колени. Все пятеро парней сидят за одним столом и пристально смотрят на меня. — А что насчёт татуировки бесконечности? — спрашивает Тристан, его взгляд устремлён на толпу, а не на меня. Я знаю, он не признается в этом, но застрять у подножия холма, практически беспомощным… это убивает его. Я вижу это по тому, как сжаты его челюсти, по тому, как напряжённо его рука опирается на край стола. Он сидит на скамейке и смотрит на других студентов так, словно подозревает каждого из них в убийстве. — Чувак, кого ты ищешь? — сухо спрашивает Зейд, облизывая губы, а затем проводя большим пальцем по блестящей коже. Девушки таращатся на него с другого конца площади. Я продолжаю притворяться, что не замечаю этого. Думаю, со временем я к этому привыкну? Не то, чтобы он был непопулярен раньше, ни в коем случае. Но это? Это отстой. Я беру брауни и съедаю его первым, потому что сегодня именно такой день, когда единственное, что у тебя на тарелке, которое ты можешь переварить, — это кусочек чистого сахара. Шоколад — это даже не моя тема, и всё же я ничего не могу с собой поделать. Я откусываю кусочек и слизываю глазурь с губ, в то время как Крид прищуривает глаза, а затем фыркает. Его руки скрещены на груди, но, хотя он может смотреть вперёд, его голубые глаза также устремлены на других учеников. — Кого-то замаскированного, — бормочет Тристан, качая головой, в то время как Зак вздыхает и кладёт локоть на стол, подпирая голову рукой, глядя только на меня и ни на кого другого. — Я не знаю никакой Тори Страг, — говорит он мне беззлобно. — Не то, чтобы я знал каждого воспитанника Клуба студенческого возраста, но мне кажется, что среди нас пятерых кто-нибудь знал бы её. — Я осознал, что гораздо лучше знаком с американскими суб-королевскими особами, чем когда-либо хотел бы быть. — Виндзор пьёт кофе из белой бумажной чашки с этикеткой Эрл Грей, выглядывающей из-под крышки. В лучшем случае он выглядит слегка удивлённым, но ранее я видела его истинные чувства такими, какие они есть. Я бы хотела побыть немного одна. Хотя не уверена, что это произойдёт сегодня. — Насколько известно, там нет никаких Стагов. Затем я сажусь, всё ещё держа брауни в руках, и изо всех сил стараюсь думать о сегодняшней трагедии, связанной с клубом «Бесконечность», а не о грубых человеческих эмоциях, стоящих за ней. Мало того, что вид этого парня Хью пробудил во мне чувства к моему отцу, так ещё и в том доме умерла девушка, пока я была дальше по коридору. Как я могла это пропустить? Ты заботилась о Шарлотте и Миранде, вот как. Но почему-то я не могу избавиться от чувства частичной ответственности. Мимо меня вальсирует девушка, и, клянусь, я моргаю, а потом по мне просто течет молоко. Оно стекает по лицу, между грудей, пропитывает колени. Я так удивлена нападением, что даже не двигаюсь. Это не имеет значения. Зейд делает это за меня. Другие парни поднимаются на ноги, но мне удаётся остановить их, подняв руку. Не поймите меня неправильно: я не в восторге от того, что меня облили молоком, но мне не нужно, чтобы пятеро моих любовников набросились на студентку колледжа на глазах у десятков других людей. Это добром не закончится ни для кого из нас. Но уже слишком поздно останавливать Зейда. Он вскакивает и бросается на неё прежде, чем я успеваю остановить его, ударяя её плечом о борт ярко раскрашенного грузовика с едой позади нас. — В чём, чёрт возьми, твоя проблема? — спрашивает он с усмешкой на своих красивых губах. К её чести, девушка, похоже, не так уж сильно его боится. — Для известного певца ты, конечно, развязен и лёгок в обращении с кулаками, — она поднимает телефон и делает снимок в лицо Зейду. В мгновение ока её телефон оказывается у него в руке, и он удаляет фотографию щелчком большого пальца. Затем бросает его на тротуар, сильно пинает и отправляет в каменную стену, разбивая экран вдребезги. — Вероятно, оно уже загружено в облако. Она улыбается и отталкивает Зейда с дороги. Он позволяет ей сделать несколько шагов, прежде чем протягивает руку и хватает содовую Зака, отвинчивая крышку и обрызгивая девушку сзади остатками жидкости. — Иди нахуй, маленькая оппортунистическая засранка. Он отворачивается, а девушка остаётся на месте, застыв в центре площади под пристальными взглядами всех присутствующих. Если кто-то другой снимет видео, а затем загрузит его… это нехорошо скажется на карьере Зейда. Он плюхается обратно за стол, а Виндзор протягивает мне стопку салфеток. — Не самая простая вещь в мире — вытирать молоко сухими салфетками, — говорит Зак, оглядываясь через плечо на девушку, прежде чем снова повернуться ко мне. — Мы должны отвести тебя обратно в общежитие. — Что, чёрт возьми, это было? — спрашивает Зейд, всё ещё наблюдая за девушкой. Вероятно, следует считать, что ей повезло, что он был первым, кто добрался до неё. Он может быть серьёзным придурком, но ему не хватает той глубокой, скрытой тьмы, которой обладают Виндзор, Тристан или даже Зак. Крид… трудно сказать, к какой части этого спектра он относится. Девушка должна почувствовать облегчение, всё, что сделал Зейд, это уничтожил её телефон и облил её газировкой. Он делал гораздо, гораздо худшие вещи. Не только с другими, но и… со мной. — Уже не в новинку, я сталкивалась с этим и раньше, — говорю я с долгим вздохом, оглядываясь и замечая ещё одну девушку-первокурсницу, которую я узнала по вчерашнему вечеру, нагруженную картошкой фри и чипсами, когда она пытается пройти через лабиринт уличных столиков. — Зак, я думаю, твоя подруга Мэдс была права, — я кладу брауни на поднос. Теперь он весь в молоке, и я его не хочу. Я встаю со своего места и оглядываюсь, чтобы увидеть, что девушка, которая изначально облила меня, разговаривает со своими подругами, оглядываясь назад, чтобы посмотреть на нас прищуренными глазами. Фантастика. — Кто, чёрт возьми, такая Мэдс? — Крид растягивает слова, вставая, когда я это делаю. Он бросает на Зака испепеляющий взгляд. — И с каких это пор это нормально заводить случайных подруг? Неужели у тебя совсем нет чувства преданности? Зак игнорирует Крида и тоже встаёт со скамейки. — Насчёт чего была права Мэдс? Насчёт дедовщины? — спрашивает Зак, и я вижу, как Виндзор напрягается рядом со мной. Он достаточно настрадался за последние несколько лет. Я тоже. Но если и есть что-то, с чем я знаю, как справиться, так это с хулиганами. — Девочки спросили нас, встречаемся ли мы с кем-нибудь из первокурсников в школе. Разве парни не сделали то же самое с вами? — Да, они спрашивали, — отвечает Крид, а затем усмехается. — Это потому, что ты встречаешься с нами? — он повторяет, и я чуть не смеюсь. Я поднимаю глаза и вижу Миранду, несущую в нашу сторону поднос с едой. Когда она видит, что я мокрая, она начинает двигаться в гораздо более быстром темпе. — Это всегда потому, что я встречаюсь с вами, — отвечаю я со вздохом, сжимая пальцы на столешнице. Это заставляет меня задуматься… если смерть Тори не имела никакого отношения к Клубу Бесконечности, то с чем это было связано? Её паренем, Хью? Потому что он был нужен кому-то другому? Или просто из-за дедовщины? Я не могу решить, какая из возможных судеб более трагична. Парни провожают меня обратно в общежитие, и по пути в душ я ненадолго забегаю проведать Шарлотту. Она в своей комнате со всеми пятью парнями, так что я задерживаюсь ненадолго, ровно настолько, чтобы рассказать ей о том, что произошло на площади. — Серьёзно? — спрашивает она, морща нос. — Так вот на каком уровне мы находимся? Выливать напитки на людей? — Я думаю, это только начало, — говорю я ей, потому что, в первую очередь, проходила это, и проходила через всё. Я чуть машу рукой и проскальзываю в ванную, Зак и Винд следуют за мной по пятам; они явно намерены охранять дверь, что меня вполне устраивает. Когда я возвращаюсь, одетая в халат, с полотенцем на волосах, в коридоре нет никого, кроме Виндзора. — Куда все подевались? — спрашиваю я его, неся душевую сумку обратно в комнату. Когда открываю дверь и вижу, что Миранда не в комнате, то не могу не задаться вопросом, замышляет ли принц свои обычные интриги. Основываясь на том, что я видела его сегодня утром возле дома Бета Апсилон Ро, я бы сказала, что это абсолютно определённо. И оборачиваюсь как раз в тот момент, когда он закрывает за собой дверь пяткой, упираясь в неё одним коричневым ботинком. Его руки засунуты в передние карманы военной куртки, надетой поверх джинсовки и белой футболки. Винд медленно поднимает голову, чтобы улыбнуться мне, засунув большие пальцы в петли для ремня. — Я нашёл для них занятия, — вот как он отвечает, и от его властного тона у меня мурашки по коже. Виндзор — это тот, кто, по крайней мере, когда дело касается меня — делает всё возможное, чтобы быть милым. Проблема в том, что я не уверена, есть ли в нем хоть капля милоты. Честно говоря, я беспокоюсь о том, что он может сделать с той девушкой, если найдёт её позже. Если он узнает её имя, то будет преследовать её разными способами. Я не хочу, чтобы он делал что-либо из этого здесь, в Борнстеде; предполагается, что это будет новый старт для всех нас. Острая боль пронзает мою грудь, когда я понимаю, что, возможно, мне придётся позвонить Дженнифер и сообщить ей, что здесь происходит. Если она увидит новости, то может забеспокоиться. Имею в виду, я бы надеялась, что так оно и будет. С ней трудно что-то сказать наверняка. У неё бывают свои хорошие и плохие дни. Сразу после смерти моего отца я могла сказать, что она тоже была сломлена, но была более внимательной матерью, чем когда-либо прежде. Трагедия, безусловно, обладает способностью потрясать людей до глубины души, не так ли? — Я должна позвонить Дженнифер, — начинаю я, но Виндзор уже подходит и встаёт передо мной. Он так хорош в том, чтобы дергать за ниточки за кулисами, заботиться обо мне так, что я даже не осознаю этого… Я не могу позволить себе воспринимать его как нечто само собой разумеющееся. — Позвонить Дженнифер? — удивляется Виндзор, протягивая руку и хватая мой телефон с прикроватной тумбочки прежде, чем я успеваю его схватить. — Если эта женщина до сих пор не позвонила, то пусть подождёт до утра. Не похоже, что смерть этой девушки уже не облетела весь Интернет, — он бросает телефон, не причинив ему вреда, на кровать Миранды, и я с трудом сглатываю, задирая подбородок и изучая его. Он выглядит… немного диким. — Куда подевались все твои королевские манеры и утончённость? — спрашиваю я, указывая на свой халат. — Хотя бы выйди на минутку, чтобы я могла переодеться. От самодовольной улыбки, искривляющей губы Виндзора, у меня мурашки бегут по коже. — Королевские манеры? Миледи, неужели я лгал вам всё это время, даже не осознавая этого? Ты более чем хорошо осведомлена о многих моих коварных недостатках. — В смысле, что… — начинаю я, но он прерывает меня, прижимаясь своим ртом к моему. Он не прикасается ко мне, просто наклоняется для поцелуя, от которого у меня перехватывает дыхание. Я задыхаюсь от того, как его рот захватывает мой, как будто мне даже не позволено дышать без его разрешения. Моя правая рука поднимается, пальцы сжимаются, но я не могу заставить их ухватиться за его рубашку. Мне это слишком нравится, вся эта энергия, проходящая только между нашими ртами.