Сила некроманта неторопливо потекла вниз по рукам, начала размазываться по нарисованной фигуре, растекаться по линиям, пока не охватила всю исчерканную поверхность. Непосвященному могло показаться, что мрамор дымится, но это всего лишь прорывались в мир живых отголоски меморума. Они собирались в мелкую рябь и постепенно добрались до Оракула. Затем поползли вверх, опутывая его неосязаемой паутиной, и добрались до горящего синим камня. Арман чувствовал, как его затягивает в серый омут, – все шло по плану. По крайней мере, именно так и описывалась процедура чтения отпечатков. Зал перед глазами померк, он уже не чувствовал ни своего тела, ни рук, ни ног, словно подвешен в пустоте. А потом его с размаху швырнуло в тело, только уже не его. Он стал Вечной королевой. И первый раз открыл глаза в собственной спальне. Считывание отпечатка начиналось с верхних слоев памяти, с того, что случилось последним. …Все болит. Ноги, спина. Перед глазами словно прозрачной кисеей все завесили. Скорей бы уже, невыносимо быть немощной, подслеповатой старухой. Все надоело, а в особенности Арман с его глупыми попытками найти и освободить сестру. Было бы что освобождать. Но он этого не знает и потому послушен. Надо было его сразу же убить, она сама не знает, что на нее нашло. Молодая была. Поиграть захотелось, посмотреть, получится ли не превратиться в одну из тех куриц, которые квохчут над своими детишками. Что ж, получилось. Курицей она не стала. К тем двоим ничего и не почувствовала, врут все, мол, мать детей не бросит. Не нужны они ей были с самого начала, по глупости проморгала, когда можно было избавиться. Да и кто откажется от вечной жизни? Хорошо, что Арман так и не узнал. Если б знал, наверняка бы уже подготовил переворот, и тогда снова встал бы вопрос: он или она. Вечно может править только один. Спина болит. Суставы на руках болят. Можно поругать Адалину, мол, неаккуратно сорочку надеваешь, за руку дернула. Но в целом, конечно, отвратительно. Старое тело раздражает. Седые лохмы раздражают. Скорей бы уже… Перина мягкая, даже слишком. И все равно суставы ломит, сердце бьется как будто неохотно. Каждый раз вот так, старость в мучение, и невольно начинаешь ждать – да когда уже? Когда на миг погрузишься в небытие, чтобы вынырнуть в прекрасном молодом теле? Что-то скрипнуло в углу, как будто дверь открыли. Интересно, кто? Потайным ходом давно уже никто не пользовался, уж и забыла почти, что он там. Легкий сквозняк подхватил огоньки свечей, тени заметались по спальне. Надо бы глянуть, вдруг дверца приоткрылась, надо ее закрыть, она так удачно встроена, что совершенно не видна. Ну вот. Снова вставать, кряхтя, распрямлять больную спину… Куколка! Черт, а ей-то что надо? Тоже не терпится? Интересно, как узнала про дверцу? – Что тебе? И мыслей ее не видно, пока не видно. Все более странно. Интересное у нее личико, красивое, волевое. Хоть бы Оракул ее выбрал, хорошая будет королева. Куколка подходит близко-близко, так что даже подслеповатые глаза хорошо ее видят. Красивая, молодая. Хоть сейчас бы в ее тело влезла, да без Оракула никак. Почему-то в мужской одежде и перчатках. – Сдохни, тварь! Нож? Откуда?! О-ох, больно-то как. Как же больно. Темнеет перед глазами слишком быстро. – Вечных снов, – откуда-то издалека звучит голос молодой твари. Ну и дура. Оракул свое дело знает. …Все кружится, мелькает. Приемы, придворные, день за днем – вглубь, назад. Прикованный к стене Арман. Ну надо же, опасалась, что будет его жалко – и ни капельки. Совершенно чужой взрослый мужик, который просто полез туда, куда ему не следовало. Посмел попробовать копаться у нее в голове. То, что Арман получился оборотнем, оказывается, не так уж и удобно. Теперь надо думать: а что ему там в голову взбредет, какой модификатор примет? Надо поговорить с Брантом, чтобы доносил старательно, какими модификаторами пользуется льесс Линто. И гаденыш до отвращения похож на своего отца! Так и казнила бы, как и того. Собственно, он заслужил уже хотя бы тем, что сделал детей Вечной королеве, всячески убеждая, что «ничего не будет, я же позаботился об этом». Так, сволочь, убеждал, что она пропустила срок, когда можно было безвредно от этого всего избавиться. Хорошо, что все причастные будут молчать. Те, кто видел, что у нее пузо поперек себя шире. Она бы и Меркла тихо удавила, но Меркл необходим, ему пока замены нет. Поэтому Меркл просто молчит под заклинанием молчания и будет молчать до последнего вздоха. А все потому, что не нужно Вечной королеве детей. Дети – они потом и корону из рук выдерут, и вечность отберут. А ей и так хорошо. Редко кому выпадает такая удача… Ну-с, Арман, ты уяснил себе, что можно, а чего нельзя делать? Наверное, уяснил. Лишь бы с ума не сошел, ночка тяжелая выдалась. Наверное, даже переусердствовали со спиной-то. После лекаря шрамы такие останутся, что и спать одетым будет. Ну и поделом, лучше запомнит. …Быстрее и быстрее. Опять балы, опять подписание документов. Казнить парочку заговорщиков, которых приволок Арман. Он полезен, ничего не скажешь. И предан – ха-ха, стоило только сказать, что Витта пострадает, как переломил себя и побежал выполнять приказ. А как смотрел! Мол, у тех двоих малые дети остались. Значит, и дети передохнут вслед за родителями, так даже лучше, никому не придет в голову мстить потом. …Еще быстрее. На кровати лежит Витта, рядом бессменная сиделка. Надо будет ее наградить, и так вся жизнь у женщины – выносить горшки за лежачей. – Витта, посмотри на меня. Не смотрит. Вернее, глядит куда-то в пространство, во взгляде страшная пустота. Наверное, она ничего и не понимает. Досадно. Уже и в куколки не годится. Разве что Армана на поводке коротком держать. Выйти во двор, осмотреться. За забором – красивые сосны, пушистые, с яркими карминными стволами. Хорошо, что никто в Каствилле не придает значения этому домику. Да и далеко он от дворца, никто бы и не подумал. Черт, все приходится делать самой, никому нельзя верить. Только и остается, что хорошо платить сиделке. А та деньги своим детям отдает, и они еду привозят. Для всех здесь лежит незаконная дочка аристократки. Воспоминания наслаиваются друг на друга, толкаются, торопясь, льются водопадом. И как же сложно выхватить то, важное… – Витта! Интересно, какого черта ее понесло на шкаф? Нет, дети просто невыносимы. От горшка два вершка, а сама – на шкаф. Ну что, бежать, снимать ее оттуда? Э нет, королевы не бегают. Или бегают? Все-таки будущая куколка, красивой будет. И какая месть Валентину… Он-то небось своим детям такой судьбы не хотел, гад. – Витта! Девчонка оборачивается. Высоко ведь залезла для двухлетней-то. Пугается. Слезай уже, дурочка! Внезапно детская ручка соскальзывает… и все вдруг замирает. Витта падает – так медленно, так беспомощно, словно цветок, выброшенный в озеро. И слышится такой странный, неуместный чавкающий звук, когда ее голова встречается с каменным полом. – Витта! Вот же дрянь! Губы посинели. Кажется, не дышит… Когда-то Арману довелось искупаться в настоящем море, на землях, что расположены на одном ярусе с королевскими. Осколок земель был порядочный, и внезапно там получилось настоящее море, небольшое, но именно такое, какими моря были до раскола. Море питали реки, а когда воды становилось слишком много, она перехлестывала через край и стекала в Тень, чтобы потом опять подняться вверх вместе с облаками и пролиться дождем. День был теплый, безветренный, но по морю все равно ходили мелкие волны с аккуратными пенными барашками. Арман лег на воду и лежал, а волны мягко и ласково покачивали его на теплых ладонях. Он смотрел в безоблачное небо. Один из немногих моментов, когда ему было хорошо и спокойно. Сейчас его так же плавно покачивало, постепенно вынося из области действия заклинания. Ему казалось, что он по-прежнему лежит, раскинув руки и глядя в это равнодушное небо. Взгляд медленно прояснялся, в области видимости появилось встревоженное лицо Сильена. А потом как будто ноги подломились, и Арман с трудом сообразил, что постепенно оседает на пол и что сейчас последует непременный откат от столь сложного и сильного для оборотня заклинания. Перед глазами снова все поплыло, но магия тут уже ни при чем, просто обморок. И где-то на границе слуха почудился голос: – Воды! Живо, принесите воды! Потом щеку обожгла едкая боль. Еще раз, уже другую… Туман неохотно отползал, выпуская из мутного кокона. И вот тогда-то Армана и стошнило желчью, прямо на великолепный мраморный пол. Вконец обессилев, он завалился на бок, из-под полуприкрытых век наблюдая за Сильеном, который засуетился, наливая воду в стакан. Советник королевы стал рядом на колени, подсунул руку под затылок, который почему-то отозвался гулким эхом боли. – Арман, давай попей. Пить можешь? Пить он конечно же мог. Хоть и не хотелось. Вообще ничего не хотелось после всего виденного-то. Казалось бы, он мог радоваться, торжествовать, особенно учитывая то, что является единственным дееспособным наследником женщины, назвать которую матерью и язык не поворачивался. Но торжества не получилось. Вообще не осталось ничего, кроме чудовищной, выжирающей разум усталости, которая затягивала в себя все чувства, лишая мир красок. Он все же сделал несколько глотков и молча уставился в потолок. Пытался понять и не мог. Как же так? Как можно так ненавидеть собственных детей? Даже не ненавидеть, нет, ведь ненависть не бывает настолько холодной. Ненависть – это все равно привязанность. А они с Виттой были чужими и ненужными для королевы. Просто чужими. Арман вздрогнул, когда Сильен принялся обтирать ему лицо мокрым платком. – Ты знал? – спросил тихо, и собственный голос показался безжизненным, как шелест перекати-поля в высушенной зноем степи. Мар покачал головой: – Нет, не знал. И о тайном ходе не знал. И о том, что Меркла повязала заклинанием молчания, тоже не знал. Я-то на должности лет десять, откуда мне было… Арман снова прикрыл глаза. Лежать на полу неожиданно оказалось приятно, прохлада напитывала тело, вымывала боль и тошноту. Только вот острый шип, засевший в сердце, уже не убрать. Вечная королева сделала все, чтобы он мучился даже после ее смерти. Кровавая безумная сука. – Мне интересно, – тяжело проговорил Арман, – куколка – это она и была или зеркальник, который ее заменил? – Исчезла именно та, которую мы видели. – Сильен пожал плечами. – Так и не скажешь. Возможно, куколка и была зеркальником. Или наоборот, зеркальник ее убил, а сам принял ее облик. М-да… – Сильен, – Арман говорил почти шепотом. Просто не было сил. Ни на что. – Попроси, чтобы подняли всю подноготную моего секретаря. Очень может быть, что он связан с убийством королевы. – Хорошо, сделаем. А ты… вернее, а вы, ваше величество? Арман поморщился. Ну, началось. Он никогда, никогда в жизни не хотел ничего подобного для себя. Лучшей наградой за все было бы уехать и никогда не появляться во дворце. Но теперь, похоже, дворец протянул загребущие руки, вцепился мертвой хваткой. Просто так не отпустит. – Не хочу, – пробормотал он. – Я хочу найти Леону и просто уехать с ней. Кажется, Сильен улыбнулся. Он был гораздо старше Армана, лет на двадцать. Возможно, у Сильена дети были того же возраста. – Боюсь, не получится, – сказал Мар, – вы не можете просто так взять и оставить королевство. – Оракула больше нет. – Значит, время Вечных королей закончилось, – хмуро припечатал Сильен. – Поднимайтесь, ну же! Оно у нас не спрашивает, чего мы хотим. Приходится просто делать то, что должно. – Я хочу найти Леону, – повторил Арман. – Мне этот чертов трон будет мешать. – Мы ее найдем. Я приложу все усилия, чтоб найти. Задействую лучших своих людей. Если пожелаете, привезем вашу сестру. Жаль, что так получилось… Почему она лекарей не привлекла? – Потому что мозг гибнет слишком быстро, когда человек не дышит, – ответил Арман. – Лекарь не может повернуть обратно процесс, который зашел слишком далеко. И вздохнул, подумав, что это будет счастьем, если у него получится вернуть Леону в то состояние, в котором она пребывала до Оракула. Впрочем, то, что она попросту впала в детство, говорило о том, что и стазис наложили быстро, и оживили тоже вовремя. Надежда была. Найти бы только саму Леону! – Послушайте, – сказал Сильен, – мне почему-то кажется, что маркизу Риквейл… – Она уже не Риквейл, она умерла и теперь свободна от идиота-мужа. – Хорошо, как скажете. Так вот, почему-то мне кажется, что ее увели, чтобы подстраховаться. Ну, взяли в заложницы, чтоб вы оставили свободу тем, кто убил королеву. Может, и ваш секретарь где-то рядом. – Надо разыскать все сведения о его возможных родственниках, – сказал Арман. Хорошо, конечно, лежать и смотреть в потолок. Но надо найти в себе силы подняться и заниматься делами. Чертово королевство. Он никогда этого не хотел. А оно не спросило, свалилось как снег на голову. И что теперь с этим делать? Он поднялся с помощью Сильена. Прислушался к себе – все еще некромант. И, шипя сквозь зубы от накатывающих волн головной боли, заковылял к Оракулу. – Арман!