Второй лист лег рядом с первым, и доктор схватил его раньше адвоката. — Вы оболгали меня перед моей клиенткой, — твердо сказал он, глядя в лицо капитану. — Иначе эта достойная женщина никогда бы не согласилась свидетельствовать против меня! — Да полно вам, доктор! — поморщился капитан. — Не один вы умеете быть убедительным. Он аккуратно потянул к себе лист с показаниями госпожи Граус, где та сообщала, что милейший доктор Тобиас Корнес лечил ее от проблем с давлением и, помимо лекарств, указанных в назначении, также рекомендовал ей дополнительно чудо-препарат, который в кратчайшие сроки восстановит ее пошатнувшееся здоровье. Это чудодейственное и редчайшее лекарство якобы было привезено в наше богоспасаемое королевство из-за границы, да вот беда — не совсем легально, и отдано было ей, Ирме Граус, единственно только из глубочайшей симпатии и во исполнение целительского долга. И ради того, чтобы у милейшего Тобиаса не возникло проблем, госпожа Граус клятвенно пообещала своему спасителю молчать о волшебном лекарстве, которое, к слову, обошлось достойной горожанке в существенную сумму в двадцать пять золотых. А следом в папку легло заключение экспертизы о том, какое на самом деле воздействие оказывало на организм пациентки это лекарство. Доктор не мудрствовал лукаво, а действовал по уже доказавшей свою эффективность схеме – назначал клиентке дублирующий препарат и ждал, пока больного сведет в могилу передозировка. Лейт закрыл папку и повторил вопрос, набивший ему за сегодня оскомину, главный вопрос этого дня. — Почему вы убили Аморелию Ревенбрандт? — Потому что мог! – не выдержав, яростно выкрикнул доктор. Кровь горячо стукнула в виски, шепнула — вот оно! Теперь — не упусти! Капитан Вольфгер Лейт отложил в сторону папку с доказательствами, которые его парни вчера весь день собирали по двум городам, и положил перед доктором шпильку с цветком. «Верхний левый угол», — напомнил он себе. Выкладывать трофеи лучше всего было в том же порядке, в котором они лежали в шкатулке. — Кто это? — Эдмунда Джейсон из Сальмала. — Как вы ее убили? После того, как доктор заговорил, его уже было не остановить. Показания лились из него рекой, и даже заявление собственного адвоката о том, что стража слишком жестоко обходится с его подзащитным, и тот нуждается в перерыве, оставил без ответа. Единственная потребность, которую Тобиас Корнес теперь испытывал — это выплеснуть все то, что копилось внутри него, на головы слушателей, и Вольфгер торопился вытянуть из него как можно больше, пока задержанный не опомнился и не ушел в отказ. Сейчас, когда маска дала трещину и спала, Тобиас Корнес больше не выглядел респектабельным членом общества и уважаемым целителем. Он выглядел тем, кем и был на самом деле — человеком, обуреваемым жадностью и жаждой власти над жизнью и смертью. Работы предстояло еще немало — учитывая количество жертв доброго доктора, но это были уже мелочи. Главное уже было сделано — убийца был найден и сидел за решеткой. А в перспективе ему светила смертная казнь. Корона никогда не любила одержимых манией — и в этом Вольфгер ее прекрасно понимал. Так что теперь капитан мог позволить себе некоторую роскошь — уходить с работы по окончании рабочего дня. Никаких отговорок для того, чтобы ночевать на диване в управлении, у него больше не было. Возвращаться в собственный дом мучительно не хотелось. Дело было не в Эве, нет. Просто… не хотелось. Капитан вдруг понял, как давит на него пустота и одиночество давно знакомых комнат. Понял, что с сестрой он по-нормальному не общался уже лет сто, что племянники вот-вот вырастут, а он их и не узнает толком… На душе было паршиво. Сестра смотрела искоса, но вопросов не задавала, хотя старший брат практически поселился у нее. «Ничего», — сам себе говорил Лейт, — «Это ненадолго!» В чине капитана — и в Лидии — он дорабатывал последние дни. Джуниор Валлоу вызвал его к себе ближе к вечеру, на следующий же день после ареста Корнеса и возвращения «Волчьего сердца» в любящие руки короны. — Поздравляю, капитан, отличная работа! — уронил он невиданную доселе похвалу, и капитан призадумался — скрип полковничьих зубов ему мерещится или действительно слышен? Не иначе, второе — потому что смотрел на него полковник… Боги его знают, почему он не вышиб капитана из стражи, но во взгляде у него плескалась чистая, неразбавленная ненависть. — Вчера я отправил в столицу самые лестные рекомендации в адрес вашей следственной группы и представление к повышению для наиболее отличившихся сотрудников. И получил ответ… «Что ж ты такого наотправлял, зараза, если он пришел в течение суток?» — Лейтенант Риверсон, сержант Кост и рядовые Швайц и Драу будут повышены в звании. Это была приятная неожиданность. Ладно Эд – его повысили бы в любом случае со дня на день – а вот парням не светило еще долго… — Вы же, капитан Лейт, как руководитель операции, представлены к званию подполковника. Как только документы будут подписаны — вас ждет повышение в должности до главы управления стражи... А вот это было уже как удар под дых, и мысли в голове взвились роем, самые разные. От «выслужил-таки себе возвращение в столицу, падаль?» до «Грин будет счастлив – мало ему было одного выскочки на его голову!» Стоя навытяжку с безучастной рожей, капитан бы не удивился даже, заяви Валлоу что-то вроде: «Ну что, поверил? Жирно тебе будет, собака! Ты уволен из стражи с волчьим билетом!» Но полковник, выдержав паузу, закончил предложение: — В Виеле! И никак не ожидал, что капитанское – «Благодарю, господин полковник!» – прозвучит так искренне. Капитан усмехнулся этому воспоминанию и свернул на улицу, ведущую к отделению стражи. Сегодня начинался последний его рабочий день. — А, тшикое Вольфгер, ну сколько можно тебя ждать?! — гоблин выскочил из ниоткуда, и ударный рефлекс Лейт сдержал в последний момент. — Слушай, угомони свою бешеную тей-миарат, а?! Всеми богами тебя прошу, что хочешь сделаю! Жизни нет, торговли нет! Последние клиенты вот-вот разбегутся! В память о взаимовыгодном сотрудничестве тебя прошу! Ну не знал я, что вы ребенка пока не хотите, от чистого сердца подарок дарил! У нас девки, которые до ее годов родить не сумели, за такой дар ноги бы целовали, а эта затравила совсем! Как дверь хлопнет — так если не проверка, то инспекция! — Какая тей-миарат? Что за ребенок? — обалдело переспросил капитан, чувствуя, что голова медленно, но верно идет кругом. — Да не знаю я, что там у вас за ребенок, я ж не баба — не видно мне! Но ты, капитан, только скажи, и я тебе на своем горбу от гор такую умелицу притащу, которой только раз глянуть — и сразу все расскажет, пацан у вас там, девка, волк или человек. А если оно там развернется удачно, то еще и на кого похож будет! Вольфгер слушал эти стоны и чувствовал, как к головокружению добавляется еще и звон в ушах. — Так.. Так! А ну, хорош голосить! Цыц! И когда Ошат-даро послушно умолк, скомандовал: — Отвечать на вопросы четко и внятно! Что за ребенок? — Так ведь… Баба твоя того… Пузатая! И такая бешеная — чуть зубами меня не загрызла, пол-лавки разнесла! А как ушла – я убытки еще не закончил считать – инспекция от ее управления явилась! А на следующий день — пожарная! А потом в один день управления по борьбе с контрабандой и с нелегальным оборотом драгметаллов отметились! А какие у меня драгметаллы, а, тшикое? Но ты же сам знаешь — я честный лавочник, ну иногда, чуть-чуть, самую малость, нарушу закон — ну так с кем не бывает, скажи мне, а?! — Молчать. Что означает «тей-миарат»? — Так ведь… жена твоя! Вольфгер вдохнул, выдохнул, подумал о том, что если прямо сейчас у входа в управление свернет шею зеленому мерзавцу, то из своего тесного капитанского кабинета он, конечно, переедет. Но — отнюдь не в подполковничий. Так что, справившись с этим гоблиновредительским желанием, капитан выдохнул. — Врешь! Когда ты нас единственный раз вместе видел, мы еще не… — Ну да, тогда она «тэй-миго» звалась, «невеста»… — Нет. Мы тогда еще вообще не… — Слушай, тшикое Вольфгер, — вдруг как-то очень спокойно сказал старый гоблин, словно это не он только что причитал одуревшей чайкой. — Я не первый год среди людей живу, и как оно у вас обстоит, примерно знаю. Но если я вижу обещанную невесту — то я ее вижу. И, помолчав, хмуро добавил: — Такие вещи, тшикое, чтоб ты знал, кому попало не дарят, только той, что сговорена уже, в семью мужа еще не вошла, меж двумя порогами стоит — и никак иначе. Я оберег-то для внучки младшей держал, а как вас увидел, подумал — ну раз такое дело, чего уж! А Агар мала еще, пока в пору войдет — так я для нее и десять новых оберегов успею привезти! Кто ж знал, что так оно выйдет? Быть того не может. Ну, никак не может такого быть — они с Эвой оба взрослые, ответственные люди, они предохранялись, в конце концов! — Э-э-э, тшикое, — махнул рукой гоблин, и Вольфгер понял, что последние слова сказал, кажется, вслух. — Эти обереги для того плетутся, чтобы даже если девка бесплодна, что голая скала — и то понести могла! Чтоб нить не прервалась, чтоб род жил! А ты… Предохранялись они… Вольфгер с силой потер лицо ладонями. — Так. Кто там у тебя, говоришь, с проверкой был? Унылый Оршат-даро покорно перечислил — список получился внушительным. Уважительно хмыкнув, Лейт подвел итог. — Ну и всё! — Ты свою тэй-миарат урезонишь? — недоверчиво уточнил гоблин. — А и не надо — некого ей больше посылать, — ухмыльнулся Лейт. — Все, кто можно, у тебя уже были! — Э, нет, тшикое! — со скорбью в голосе изрек почтенный Оршат-даро, — Ежели новых взять больше неоткуда — то с этой станется и тех же самых наново натравить! Я таких баб знаю! Не баба — зверюга лютая ***