— Ладно, поболтали и хватит, — мрачно одернул их Лейт. — Слушай мою команду. Эд, ты по новой обходишь подруг Аморелии Ревенбрандт и выясняешь, кто мог посоветовать ей принимать эту дрянь в конской дозировке. Рекомендую начать с Эдоры Шантей. Она сама целитель и в этих вопросах соображает. Кост… Озадаченная работой следственная группа потянулась к выходу, и тут Вольфгер понял, что царапнуло его во время этого разговора. — Ленни, почему ты сказал, что Тобиас Корнес вылез из нищеты? Очень не подходило это слово доктору в дорогом костюме и золотых очках. — Так у него же была практика в доках Сальмала, я в его личном деле видел,— простодушно отозвался Швайц, назвав городок в шестидесяти километрах южнее Лидия. — Это самый неблагополучный район, я знаю – я сам из Сальмала. В мозгу Лейта что-то щелкнуло. — Так. Все сели. Недоверчиво разглядывая начальство, подчиненные вернулись на места. — Капитан, ты серьезно? — уточнил Риверсон. — Эдвард, от целителя, практикующего в нищем районе небольшого городка, до личного лекаря одной из первых фамилий Лидия — очень долгий путь. — Может, он выдающийся целитель? — предположил сержант Кост, переглянувшись с Риверсоном. — Нет, — мотнул головой Лейт. — Нет, этого мало. Да и к тому же Вильф говорил, что парень аккуратист, что воздействие очень точное, точечное, но про выдающийся талант не упоминал… И сумел ухватить, наконец, мысль. — Эдора Шантей сказала про него, что он очень добрый – настолько, что возится с одинокими старухами, и даже взял на себя заботу о чьих-то там похоронах! — Ну, знаешь ли, капитан, это так себе основание… — Именно, — согласился вервольф. — А вот мои подозрения — основание вполне весомое. Значит, так. Сейчас делаете вот что... Домой к Тобиасу Корнесу Лейт отправился только на следующий день и не один. Тот обитал в пригороде Лидия, в том районе, которые именуют спальными, в аккуратном ухоженном домике – с мощеной дорожкой и розами, по осеннему времени укрытыми колпаками. На стук дверного молотка доктор открыл дверь лично и безмерно удивился, увидев у себя на пороге следственную группу. — Господа, чем могу быть вам полезен? — Целитель Тобиас Корнес, у нас ордер на проведения обыска в вашем доме. Он так и не поверил, что всё это всерьез. Когда парни принялись перерывать его дом сверху донизу, нарушая царящий там почти стерильный порядок, доктор выглядел удивленным, раздраженным, оскорбленным даже — но не испуганным. Когда мастер Элисавифа Алмия, безупречная и ледяная, определила энергетический центр строения и взялась за свои инструменты, а Алекс Корнвел начал обход — даже не повернул головы. Следственная группа работала деловито и методично, и вскоре Эва указала парням на то, что показалось ей подозрительным. Как ни странно, но речь шла не о тайнике, обустроенном в труднодоступном месте, а об обычной деревянной шкатулке, стоящей на столике у докторской кровати. — Не трогайте, это личное! — возмутился уважаемый целитель, и Риверсон, услышав эти слова, многозначительно переглянулся с Вольфгером, а Алекс Корнвел тщательно проверил подозрительный предмет на магические сюрпризы. Закончив проверку, отрицательно мотнул головой капитану — чисто, мол — и отступил в сторону, давая следователю делать свою работу. Получив молчаливое разрешение капитана, Эдварс аккуратно поднял крышку шкатулки — и тоже шагнул в сторону, давая капитану и следственной группе полюбоваться её содержимым. Внутри шкатулки, на обтянутой бархатом подложке, в заботливо устроенных ячейках хранилась всякая мелочь — пара недорогих серег, длинная шпилька для волос с эмалевым цветком в навершии, бронзовая пуговица с креплением-петлей, цепочка с надетым на нее кольцом… И артефакт «Волчье сердце». — За что вы убили Аморелию Ревенбрандт? — задал Вольфгер вопрос после протокольных фраз о месте и времени проведения допроса. В глубине души капитан был уверен, что стоит только надавить на доктора доказательствами — и тот расколется и поплывет, но с изумлением понял, что просчитался. И теперь сидел напротив Тобиаса Корнеса в допросной и с профессиональным интересом разглядывал целителя. Тот выглядел взвинченным, возмущенным, оскорбленным — но по-прежнему не казался испуганным. И на вопрос капитана ответил негодующим: — Это бред! Мне незачем было убивать мою клиентку! — Но, тем не менее, вы это сделали. – Капитан, прежде чем делать столь решительные заявления, — вмешался адвокат господина доктора, — потрудитесь обзавестись доказательствами. Вместо ответа Лейт молча придвинул к адвокату протокол изъятия у его подопечного «Волчьего сердца». Сам артефакт у сотрудников управления уже изъяли: капитан отправил сообщение о счастливой находке еще из аккуратного целительского особнячка, и по возвращении их встретили еще на ступенях Джуниор Валлоу, Альберт Грин, неизвестные господа в штатской одежде, но с военной выправкой и Николас Корвин, не находящий себе места. Лейта с той самой шкатулкой в руках, Эву и Алекса профессионально взяли в «коробочку» и завели в управление. В одной из комнат для совещаний уже ждал эксперт. Артефакт проверили тщательно, но быстро, упаковали в футляр, буквально светящийся от навешанных защит, подписали несколько тонн бумаг, оформляя процедуру приемки-передачи коронного имущества – и господа в штатском отбыли, напоследок крепко пожав натруженную ладонь Джуниора Валлоу. Сразу после них управление покинул и Корвин — крепко обняв Эву и шепнув ей на ухо: «Спасибо!» — Ну-ну, — тихо отозвалась госпожа Алмия с легкой неловкостью. Как краем уха услышал Лейт, ключ к Корвину не вернули и теперь увозили, чтобы передать новому хранителю — но уже то, что он нашелся, отводило от головы старинного приятеля Эвы карающий меч. Сама мастер покинула отделение тотчас же, как увезли артефакт. Ее работа в этом деле закончилась. И да, конечно же, Управление стражи с Управлением по контролю магических проявлений сотрудничают более, чем тесно, и пересекаться им, вероятнее всего, предстояло еще не раз и не два - но у Вольфгера все равно появилось какое-то алогичное, неприятное ощущение потери, когда хлопнула, закрываясь за Эвой, дверца служебной кареты. — Эта бумага вовсе не доказывает, что мой клиент — убийца, — вернул капитанские мысли в допросную адвокат. — Хорошо, тогда как вы объясните это? — постучал пальцем по протоколу вервольф. — Эту вещь моему клиенту могли просто подбросить, — предположил адвокат, и доктор поморщился. — Не надо, Дерек. — И обратился к капитану, — Признаю, я взял эту безделицу в комнате покойной… — С ее тела, — жестко поправил Лейт подозреваемого, и тот поморщился. — Но, право слово, я действовал вовсе не из преступных соображений, а лишь из свойственной мне некоторой сентиментальности. Я не подозревал, что этот кулон представляет какую-либо ценность, и полагал, что для наследников подобная безделица не представляет интереса… — А что вы можете сказать вот об этих вещах? — уточнил Лейт, выложив на стол безжалостно выдранные из гнезд безделушки, и доктор болезненно поморщился. — Капитан, мой клиент не обязан отвечать на этот вопрос, — опередил Корнеса адвокат. — Эти вещи не имеют никакой ценности, на них никто не заявлял прав, и моему клиенту они дороги исключительно, как память! — Да, — согласился Вольфгер. — Как память о совершенных убийствах. — Капитан! — от возмущения адвокат доктора даже встал, но Лейт это возмущение проигнорировал. — За семнадцать лет вашей практики в вашу пользу было составлено четыре завещания, — обратился напрямую к целителю Вольфгер и, вынув из папки копии соответствующих бумаг, разложил их перед ним на столе. — Вот эти два, — капитан указал на первые бумаги в ряду, — претензий у управления стражи не вызывают, полагаю, оспорить их нам не удастся. Вот эта пациентка, — капитан чуть отодвинул в сторону самый последний документ, — собиралась отписать свое имущество благотворительному комитету, и это многие знали. Комитет даже собирался с вами судиться, но не стал по каким-то причинам, а вскоре вы уехали из Н. в Лидий. Но самое интересное для нас с вами вот это завещание, — капитан выдвинул вперед оставшуюся бумагу. — Дело в том, что нам удалось отыскать подругу покойной, а у нее остались открытки, которыми почтенные дамы порой обменивались, причем написанные рукой вашей пациентки… Заключения почерковедческой экспертизы придется немного подождать, но даже невооруженным взглядом видно — почерки разные. Капитан достал из папки и выложил поверх магической копии завещания одну за другой три открытки… Доктор смотрел на них равнодушно, с величайшим безразличием и даже, как показалось волку, брезгливостью. — Это ничего не доказывает! — выдал адвокат, взглянув на своего клиента. Вот он, в отличии от доктора, начал нервничать — хотя ему, в отличии от того же доктора, каторга не грозила. — Ну, не совсем так, — поправил законника капитан. — Это доказывает факт подделки документов и махинаций с наследством. И дает основания для эксгумации и вскрытия — которого не проводили, так как вы, доктор, освидетельствовали тело и установили смерть от естественных причин. И доктор, и его адвокат молчали. — Я даю вам шанс сознаться в содеянном, доктор Корнес. — Мне не в чем сознаваться, — упрямо наклонил голову доктор, поджав губы. — Вы так уверены в том, что через столько лет экспертиза не сумеет установить причину смерти? — тихо спросил Лейт, с интересом разглядывая доктора. — Напрасно. У нас против вас и без того достаточно улик. Дайте признательные показания — и, возможно, это облегчит вашу будущую участь. — При всем уважении, капитан, это, — адвокат небрежно кивнул на лежащие перед ним улики, — уликами, изобличающими моего клиента, как убийцу, назвать нельзя. Если у вас нет ничего более существенного и, кроме фальсификации документов, пока недоказанной, вы нам предъявить ничего не можете… Знаете, капитан, мне кажется, что у вас просто нет других подозреваемых, начальство выражает недовольство, родственники покойной госпожи Ревенбрандт давят и требуют результатов… Вот вы и пытаетесь повесить смерть этой достойной женщины на моего подзащитного. — Доктор Корнес, — задушевно произнес Лейт, навалившись грудью на стол и глядя прямо в глаза задержанному, — за что вы убили Аморелию Ревенбрандт? Как вы убедили ее пить лекарство, не внесенное в официальное назначение? Чем мотивировали такое нарушение? Каким образом убедили покойную не делиться этой информацией с кем-либо? Что заставило вас принести ей пузырек с настойкой ландыша майского? — Капитан Вольфгер Лейт, видите ли, эффективность моего лечения — это моя профессиональная репутация в глазах пациентов, а репутацией я дорожу! Назначая своим клиентам коргликон, я рекомендую им препарат алхимического происхождения – более эффективный и качественный, оказывающий меньше побочного воздействия на организм больного. Разумеется, это существенно сказывается на цене препарата, — надменно сообщил доктор. — Но мои клиенты — люди состоятельные, и не склонны экономить на своем здоровье. И я не приносил своей клиентке настойку, о которой вы рассказываете. И было бы сущим безумием даже предположить, что я мог бы причинить какой-либо вред своей пациентке! Это было хорошо сказано. Убедительно. Весомо и основательно. Капитан грустно усмехнулся — логично, ведь врач и должен уметь говорить убедительно и весомо. Кто-то ведь должен успокоить больного и убедить того, что всё будет хорошо и ему обязательно помогут? Жаль только, что этот навык был использован вот так… Как, впрочем, и не только этот. — Скажите, вам знакома Ирма Граус? — Что? — растерялся доктор. — Ирма Граус. Пятьдесят шесть лет, человек, уроженка Лидия. Ваша пациентка. Доктор молчал, но выражение его лица неуловимо изменилось. — Она согласилась пройти полное медицинское освидетельствование. — Лейт из той же бездонной папки вынул заключение медицинской экспертизы о состоянии здоровья госпожи Ирмы Граус. — И дала показания.