— А ты думал? — вздохнул тот. — Все сохранившиеся части ключа перетасовали в пространстве, хранителей частично заменили, частично перевели на осадное положение, все окружение Николаса Корвина перетряхивают и перепроверяют под лупой… Лейт поперхнулся чаем — к счастью, уже изрядно остывшем. — А ты думал… Королевство, чтобы ты знал, на грани военного кризиса, в том хранилище такое хранится, что лучше и не задумываться! Тут такие силы задействованы… Твоих шоркалей после тебя кто только не допрашивал — разведка, контрразведка, государственная безопасность… Правда, преуспели они не слишком — результаты у них те же, что и у нас. Подполковник вздохнул, и такая тоска в этом вздохе была, что кто-нибудь, чуть более впечатлительный, чем вервольф, уже упал бы замертво от угрызений совести. А Лейт — ничего, держался как-то. Разве что затосковал — раньше он как-то не задумывался над тем, что в случае провала расследования, неприятности с Валлоу будут самым меньшим, что его ожидает. А сейчас это вдруг стало как-то очень очевидно. После слов подполковника за приоткрывшейся завесой такая картина нарисовалась, что хоть иди и самостоятельно топись, не дожидаясь вмешательства государственной безопасности. И мысль о том, что в этой… гм… яме он не один, а в теплой компании с Валлоу и Корвином, отнюдь не грела. Вот не хотелось Лейту тонуть в такой компании — и всё тут! Он, по здравому размышлению, предпочел бы выплыть. — Идите, капитан. И подумайте о том, что я вам сказал. Эта клятая цацка гарантированно была у старухи — и если пропала, то кто-то ее забрал. Вам нужно всего лишь найти, кто это сделал, — и, подумав, добавил. — В сущности, даже доказывать не обязательно. В сложившихся обстоятельствах, полагаю, управление стражи может позволить себе несколько превысить полномочия и, к примеру, провести обыск на основании одних только подозрений… — Невзирая на чины и лица? — Невзирая на чины и лица, — вздохнув, согласился Грин. — Идите работайте, капитан. Глава 11. Волчье сердце, или о правильной расстановке приоритетов Бумаги заполонили собой весь стол и расползлись по всем поверхностям капитанского кабинета: протоколы, отчеты, экспертизы… За время следствия по этому бездневу делу их накопилось столько, что горизонтальных поверхностей попросту не хватало — и часть пришлось крепить уже вертикально, пришпиливая булавками к стене. Следственная группа — его команда, им лично отобранные парни — осталась по ту сторону дверей. Вольфгер сильно подозревал, что занимаются они сейчас примерно тем же самым — перебирают в памяти доказательства и факты, крутят их так и эдак, пытаясь состыковать друг с другом… Итак. Аморелия Ревенбрандт была хранителем «Волчьего сердца» в течение почти четырнадцати лет — это следует из показаний Корвина, а также из переговоров со столичными шишками. Факт можно считать установленным. После нее у ключа был еще один хранитель, отошедший от дел по состоянию здоровья, после которого на эту должность заступил Николас Корвин. Со здоровьем у предпоследнего хранителя в самом деле были серьезные нелады, поскольку вскоре после передачи артефакта он умер. Отказали почки — капитан на всякий случай взглянул в протокол вскрытия, хотя и так помнил причину смерти. Николас Корвин, получив эдакий знак доверия, к делу подошел основательно и заказал для «Волчьего сердца» отдельный сейф. О сейфе знал Шантей, который его создавал и защищал, мастера, монтировавшие сейф, жена Корвина и наверняка слуги. Все они знали, что в сейфе хранится нечто ценное — а жена к тому же предполагала, что это некий артефакт. О «Волчьем сердце» не знал никто из них. Всех их допрашивали и проверяли много-много раз — связи с происшествием установить не удалось. Допросы шоркалей подтвердили, что информацией никто из домочадцев Николаса Корвина не приторговывал, и преступное внимание к своему особняку привлек он сам, балуя молодую жену подарками и украшениями. Дейвили и Веллинт тщательно просматривали светскую хронику, искали упоминания о драгоценностях, стоящих внимания и затраченных усилий, а потом, определившись с целью, начинали подготовку – Карл Веллинт тщательно собирал сведения, а брат и сестра Дейвили подготавливали необходимый инструментарий. В течение двух с лишним лет эта схема действовала безотказно, но тут Бездна вынесла их на Шантеевское творение. Возможно, окажись на месте Карла кто-то из Дейвилей — им бы и в этот раз повезло, но Ларсу, с его рожей, в приличные районы хода не было, а у Ланы для подобных вещей кишка была тонка. Веллинт же разбирался в артефактике отнюдь не достаточно, чтобы распознать конфликтующие поля. Результат известен – Ивонна Эшли погибла, Карл Веллинт запаниковал и сбежал, не добравшись до добычи. Перепуганный до икоты Корвин поспешил усилить меры безопасности — в свете произошедшего потайной сейф больше не казался ему надежным. Он, в величайшей секретности, сговаривается с Аморелией Ревенбрандт и передает артефакт ей, как доказавшему свою надежность хранителю. Об этом событии известно лишь четверым: Корвину, Аморелии и двум ответственным чиновникам из столицы. Лейт задумчиво перечитал два листочка, лежащих отдельной сиротливой стопкой. Из перекрестных показаний столичных функционеров, Николаса Корвина и Элисавифы Алмии (чьи показания, к сожалению, не были запротоколированы — просто для того, чтобы она не догадалась, что это был допрос) явно следовало, что оба чиновника были жизненно заинтересованны в сохранности артефакта. Аморелия Ревенбрандт, получив на руки столь ценную цацку, множить сущности без нужды не стала. А попросту забаррикадировалась в собственном особняке – сама никуда не выходила и посторонних не принимала. Исключение было сделано лишь для членов семьи и для самых доверенных служащих, вроде управляющего и личного врача. Несколько разноплановых экспертиз однозначно свидетельствуют, что защита особняка была выставлена на полную мощность, и попасть внутрь кто-то, лишенный допуска, просто физически не сумел бы – да и допущенные персоны не смогли бы войти, имея при себе подозрительные артефакты или магические конструкции. До этого момента все выглядело логично и обоснованно. А вот дальше… Дальше начиналась чехарда. Потому что старушку начали травить гораздо раньше, чем злополучный артефакт попал к ней. И даже раньше, чем невезучие шоркали начали планировать ограбление особняка Корвинов. Не исключено, конечно, что это событие подтолкнуло развязку, приблизило смерть Аморелии Ревенбрандт. Защиту на максимуме поддерживать не так просто, как кажется, даже если и опирается она на накопители, да и стресс вряд ли прошел даром для подорванного здоровья – но основной причиной стала все же вытяжка ландыша майского. Пузырек темно-зеленого стекла без каких-либо опознавательных знаков. Вдохнув, вервольф перешел от документов, касавшихся ограбления в доме Корвинов, к тем бумагам, что относились к убийству Аморелии Ревенбрандт. А бумаг было много. Очень много. Всё то время, пока Вольфгер отлавливал изготовителей поддельных драгоценных камней, парни продолжали работу по делу госпожи Ревенбрандт, и теперь плодами их труда был завален весь капитанский кабинет – протоколы допросов, акты о проведении экспертиз, банковские выписки, запросы по разнообразным ведомствам и инстанциям и ответы на них... Вольфгер вдумчиво перебирал бумаги. Сортировал их, раскладывая наиболее логичным образом. Когда порядок, наконец, был сочтен безупречным, волк откинулся на спинку своего кресла, сцепил руки на затылке и вперился взглядом в бумажный ковер. За всем этим ворохом стояла огромная работа следственной группы. Скрупулезный и методичный труд. Последние дни жизни, а в особенности день смерти Аморелии Ревенбрандт были восстановлены настолько, насколько это позволяли сделать возможности современной криминалистики. Местонахождение и передвижение всех, кто находился в доме в промежутке между смертью Аморелии и появлением Корвина, обнаружившего пропажу «Сердца», расписаны поминутно. Составлены таблицы, расписаны перекрестные схемы — кто где был, кто кого видел, кто может подтвердить… Досконально изучено благосостояние всех наследников Аморелии, всех ее должников и кредиторов — финансовый мотив убийства выглядел крайне сомнительным. Госпожа Ревенбрандт оставила внушительное наследство — но никто из тех, кто был связан с ней финансовыми обязательствами того или иного толка, не нуждался в деньгах достаточно остро и срочно. Лейт покачался на стуле. Поворошил бумаги, нарушая им же установленный идеальный порядок, и выудил опись места преступления. Вчитался в перечень и завис, дойдя до того самого «пузырька темно-зеленого стекла объемом около пятисот миллилитров». Вот оно, орудие убийства. Отследить его происхождение не удалось — после результатов экспертизы вся прислуга из особняка Аморелии была опрошена повторно. Экономка, компаньонка, горничные, даже кухарка с помощниками — никто не приобретал его для госпожи ни по ее распоряжению, ни по собственному почину. Управляющий делами, семейный доктор, члены семьи — не приносили его в дом и не имели представления, как он мог там появиться. И это было противоестественно. Аморелия Ревенбрандт была не тем человеком, который мог бы сам сходить в аптеку и купить там лекарство. Если этот треклятый пузырек появился у нее в доме — его, однозначно, приобрел для нее кто-то. И этот «кто-то» категорически не желал сознаваться. Зло ругнувшись сквозь зубы, Вольфгер сжал артефакт-переговорник и пригласил к себе свою следственную группу. Покачавшись немного на стуле, с многозначительным стуком приземлился на все четыре ножки. Решение, которое он только что принял, выглядело несколько… спорным. С точки зрения законности, в основном. Но это дело уже стояло у капитана в глотке.Так что — катись оно все покатом. В конце концов, ему выдали негласное разрешение, и он намерен им воспользоваться. Когда следственная группа подтянулась на вызов своего капитана, тот как раз собирал аккуратной стопкой бумаги. — Заходите, парни. Места себе организуйте… Кабинет Вольфгера Лейта просторным назвать было нельзя никак, потому без нужды лишней мебели в нем не держали. Но стражам было не привыкать — стулья возникли в минуту, притащенные из приемной и соседних кабинетов. — Значит, так, — объявил капитан, когда подчиненные устроились кто на стульях, а кто просто вдоль стеночки. — На сегодняшний день можно утверждать, что преступление, совершенное в доме Николаса Корвина, мы раскрыли. Возражения есть? Возражений не последовало, и Вольфгер, закончив складывать в папку бумаги по этому делу, закрыл ее и постучал по столу, чтобы выровнять кромки листов внутри, завязал тесемки и отложил на край стола. — Управление несколько поторопилось, когда объединяло это дело с делом Аморелии Ревенбрандт, но изначально это было не очевидно. Слава богам, разобрались. Незакрытыми остаются два вопроса — кто убил Аморелию Ревенбрандт и куда делся артефакт государственной важности «Волчье сердце». За время следствия никак не подтвердилась версия, что смерть хозяйки дома связана с пропажей артефакта. Я слушаю ваши соображения. — Смерть старухи — мероприятие явно плановое. А от истории с «Волчьим сердцем» несет спонтаннщиной. К тому же несовпадение по срокам существенное — около трех недель. Так что связь если и есть, то косвенная, — задумчиво развил капитанскую мысль Риверсон. — Треволнения вокруг артефакта могли запросто доконать ослабленное сердце. — Или старушка могла проснуться не вовремя, — Линдельфильд оседлал стул, поставив его спинкой вперед, и поддержал старшего коллегу, — Увидела вора, у нее скакнуло давление — и готово. — Версия первая: нет никакого убийства. Есть случайная самопотрава в результате небрежного обращения с лекарствами, — огласил Эдварс. — Внятных мотивов для убийства мы не нашли, и явной выгоды от смерти госпожи Ревенбрандт никто не получил… Так что вполне рабочий вариант. А артефакт прихватил кто-то из домашней прислуги — как память о госпоже. И теперь боится признаться. Капитан кивнул. — Допустим. Еще? — Ну или кулон действительно заказали — если он так ценен, то отслеживать его местонахождение могли давно, просчитать действия Корвина после неудачного ограбления, в принципе, несложно… Надо ворошить старое рабочее окружение Ревенбрандт и выяснять, кто мог знать, что она была хранителем тогда, в прошлом. Если кто-то толковый уцепился за ниточку с этой стороны, то, при должной сноровке, мог и до текущего момента добраться, а там… Воспользовался случаем, заплатил кому-то из домашних Аморелии, и тот украл артефакт. — Слишком много допущений, — отозвался капитан на предположение Косты. — И слишком много совпадений и случайностей. Руперт пожал плечами — мол, чем богаты, тем и рады. — Версия третья — это все же убийство. Если мы не нашли мотивов, это еще не означает, что их нет, — вступил в обсуждение Тревор Драу. — Мало ли, кто и когда затаил на старуху обиду… В заключении патологоанатома сказано, что это вещество она принимала около трех недель по столовой ложке, один раз в день. Поллитрового пузырька хватает при таком расходе примерно на месяц — значит, в нем должно оставаться лекарства примерно с четверть. А наш — почти полный. Значит, он у старухи не первый? Откуда она его взяла? Почему принимала препарат, который не приносил и не мог принести ей облегчения? Пила, несмотря на ухудшающееся самочувствие! Аморелия Ревенбрандт, несмотря на некоторую властность характера и самодурство, идиоткой отнюдь не была. И раз пила это лекарство — значит, кто-то ее убедил, что это нужно делать. И это явно не кто-то из прислуги. К мнению слуг она бы не прислушалась – это явно был кто-то, чье мнение она уважала. И раз она никому не давала указания купить этот препарат — значит, ей его приносил советчик. — Думаешь, доктор? — уточнил Лейт, и Драу задумался, но вмешался Швайц. — Вряд ли. Вот у доктора мотива точно не было. Его эти капризные старухи, не моргнув глазом подписывающие солидные чеки, из нищеты вытащили. Они ему дороже, чем родные. Вольфгер сел на стул, покачался, принимая окончательное решение… И объявил: — Вот что, парни. Сегодня — последний день, когда мы пытаемся раскрыть это преступление законными методами. Этот остохорошевший артефакт нужно найти любой ценой, так что если сегодня у нас с вами не будет результата или хотя бы убедительной версии — завтра я иду к Валлоу и прошу людей для проведения тотального единовременного обыска у всех фигурантов дела, вне зависимости от наличия оснований, — он обвел своих людей взглядом, надеясь, что они понимают, что это значит. Драу присвистнул, Кост привстал на стуле — и тут же сел обратно… Обалдение выражали все присутствующие в той или иной мере. И только Алекс Корнвел, маг и циник, хладнокровно выдал: — Давно пора. Сразу так сделать нужно было — а сейчас артефакт и уплыть уже мог. К соседям куда-нибудь… — Ну и что ж ты сразу не предложил, умник? Молчишь? — ощерился на него Линдельфильд. — Небось, работу новую искать не хочется? Из стражи за такое превышение полномочий вышибут сразу… — Не сразу, — цинично поправил его Риверсон, — А когда массовые жалобы на действия стражи пойдут. Зато в том, что выгонят — никто не сомневался.