Им было все равно, как и кого убивать. Сторонники второй точки зрения были против такого «освобожденя». Начало войны вызвало приступ энтузиазма, вплоть до «подготовки к переходу на родную землю». Они очень надеялись на помощь изнутри страны. И первые сообщения с фронтов вселяли в них еще большую уверенность. Да, жители некоторых районов на самом деле встречали немцев колокольным звоном и хлебом-солью. Они открывали заколоченные большевиками церкви, распускали колхозы, выбрасывали в помойку портреты опостылевших вождей и доставали припрятанные иконы. Выдавали ненавистных активистов и чекистов, искренне веря, что наконец-то пришла достойная жизнь. В Львове произошло восстание, взбунтовавшиеся горожане под руководством активистов ОУН напали на тюрьму и выпустили политзаключенных. Солдаты массами сдавались, а то и переходили на сторону неприятеля. Из тех трех миллионов военнопленных, захваченных немцами в первые месяцы войны, больше половины сдалось добровольно, что во многом стало главной причиной фронтовой катастрофы. Только в одной операции по окружению советских войск под Белостоком на сторону немцев перешло 20 тысяч человек. В конце июня сорок первого года старший политрук Григоренко занял позицию под мостом через Березину и открыл огонь по работникам НКВД. В 99-й дивизии, вышедшей на позиции, 80 человек отказалось стрелять по немцам, после чего все они были расстреляны. В полосе одного Юго-Западного фронта за неполный месяц с 22 июня по 20 июля, согласно докладу Мехлиса был задержано более семидесяти пяти тысяч дезертиров. В августе командир 436 полка донской казак Кононов объявил подчиненным, что решил повернуть оружие против Сталина. За ним добровольно пошел весь полк. Перейдя к немцам, он стал формировать казачью часть, к которой примкнуло четыре тысячи пленных из находившихся под Могилевом пяти тысяч. Под Лугой ленинградский студент Мартыновский создал студенческий партизанский отряд, чтобы сражаться с коммунистами. Под Порховом лейтенант Рутченко, бывший аспирант, организовал еще один антисоветский отряд из студентов и красноармейцев. В городе Локте Брянской области еще до прихода немцев население сбросило советскую власть и создало самоуправляемую «республику», которую возглавил инженер К. П. Воскобойников. Эта «республика» охватила восемь районов, создала и собственные вооруженные силы — Русскую Освободительную Народную Армию численностью в 20 тыс. чел. под командованием Б. Каминского. Армия имела свою артиллерию, танки, а на знаменах изображался Георгий-Победоносец. Изменили свою политику и немцы, и уже к концу лета 1941 года стали принимать русских добровольцев из перебежчиков и пленных в германскую армию. Сначала их использовали на тыловых, санитарных должностях, но уже вскоре стали доверять оружие и формировать из них «Остгруппен» — вспомогательные части, примерно соответствующие батальону. Численность советских граждан в составе Вермахта постепенно дошла до 800 тысяч человек, а по некоторым данным даже до миллиона. Конечно, многие записывались в такие формирования только для того, чтобы выжить в плену. Но хватало и таких, кто шел воевать добровольно и искренне — особенно в самом начале войны, пока оккупанты не проявили себя в полной красе. В Белоруссии и Смоленщине для поддержания порядка и очистки местности от коммунистических партизан стала создаваться добровольческая «народная милиция». Желающих служить в ней набралось целых 100 тысяч человек. Причем, это были уже не бывшие заключеннеы, а обычные мирные жители сел и городов. Полковник ВВС В. И. Мальцев, посаженный в 1938 году, потом реабилитированный, стал бургомистром Ялты, сформировал шесть добровольческих отрядов. Затем он пошел служить в Люфтваффе и создал русскую боевую эскадрилью. В советских лагерях возле Усть-Усы начальник командировки Ретюнин поднял несколько сотен заключенных, разоружил охрану и ушел в леса партизанить. В немецком лагере военнопленных под Тильзитом 12 тысяч человек подписали заявление, что пора превратить Отечественную войну в гражданскую. Впрочем, она уже шла полным ходом, и те, кто участвовал в ней, не считали это предательством Родины. Они были уверены в том, что хуже, чем при коммунистах, Родине все равно быть не может. Конечно, нет, и не может быть оправданий тем, кто с оружием в руках сражался против собственной страны. Но до какой же степени отчаяния, с другой стороны, были доведенные все эти люди кровавым сталинским режимом, если даже немецкое иго принимали как меньшее зло. Да и чем Сталин был лучше тех, кто во многом по его вине попадал в плен? Ведь в те страшные дни, когда очень многих охватывали отчаяние и страх, когда люди, как никогда, нуждались в поддержке, он тоже не избежал этой участи. После войны маршал Жуков рассказывал военному историку Виктору Александровичу Анфилову, как в октябрьские дни его привезли к Сталину на ближнюю дачу. Георгий Константинович вошел в комнату и невольно стал свидетелем разговора Сталина и Берии. Вождь, не замечая появления Жукова, продолжал говорить наркому внутренних дел, ведавшему внешней разведкой, чтобы тот, используя свою агентуру, прозондировал возможность заключения мира с немцами в обмен на территориальные уступки. В свое время Ленин, чтобы остаться у власти, пошел на заключение Брестского мира, отдал немцам чуть не полстраны, да еще и заплатил Германии огромную контрибуцию золотом. Так что Сталин вполне мог повторить стратегию Ленина. Другое дело, что Гитлеру в то время мир был не нужен. В октябре сорок первого он пребывал в уверенности, что с Красной армией покончено. И зачем ему соглашаться на часть советской территории, если он может оккупировать всю страну? Генерал-лейтенант госбезопасности Павел Анатольевич Судоплатов рассказывал впоследствии, что это он получил от Берии указание связаться с немцами. В качестве посредника был избран болгарский посол в Москве Иван Стаменов. Болгария была союзником Гитлера, но болгарский посол являлся давним агентом НКВД. Судоплатов встретился с послом в специально оборудованном кабинете в ресторане «Арагви» и сообщил, что Москва хотела бы вступить в секретные переговоры с немецким правительством. Болгарский посол не спешил связываться с немцами. А тем временем контрнаступление советских войск под Москвой наполнило Сталина уверенностью, что он выиграет эту войну, разгромит Германию и накажет Гитлера. И возникает справедливый вопрос: за что же было судить обыкновенных рядовых, «винтиков», как цинично выразится тот же Сталин, за то, что они дрогнули в самый тяжелый момент русской истории, если сам глава государства помышлял о капитуляции? А чего стоило дело секретаря Ростокинского райкома партии Москвы Георгия Николаевича Жиленкова! В июне 1941 он был назначен членом Военного совета 32-й армии с присвоением звания бригадный комиссар. В октябре 1941 армия была окружена в районе Вязьмы, 14 октября Жиленков был взят в плен. В плену Жиленков скрыл свое звание и должность, заявив, что является рядовым Максимовым. До мая 1942 года служил шофёром в составе 252-й пехотной дивизии вермахта. В конце мая 1942 года он был опознан лесничим Черниковым. Жиленков был арестован и на первом же допросе заявил о своём желании бороться с советской властью, после чего передан в распоряжение отдела пропаганды Верховного командования вермахта. Справедливости ради надо заметить, что он был далеко не единственным представителем всевозможных партийных организаций, служивших немцам. Приказы о расстреле армейских политических комиссаров действительно существовали и выполнялись. Зато на местах довольно много коммунистов, в том числе ответственных работников, бежали к немцам, стараясь пристроиться на тепленькие местечки при новых властях. Многие сотрудники НКВД шли на работу в гестапо и полицию. В спецслужбах меньше внимания уделяли расовым бредням, а больше учитывали профессиональные качества. Чекистов фактически брали для продолжения их прежней работы. Они знали и местные условия, и местное население. В западных областях гестапо и НКВД перед войной работали рука об руку, и многие коллеги хорошо знали друг друга. Бывшие чекисты составили значительный процент следователей гестапо и полиции, использовались на «черной работе» палачей, а в небольших городках возглавляли полицейский аппарат. Таким «специалистам» доверяли работать самостоятельно, поскольку все они были повязаны кровью. То же самое касалось и самых свирепых следовтелей НКВД, способных выбивать показания из беззащитных людей. Эти за свою поганую жизнь цеплялись так, как никто из их многочисленных жертв. Да, большинство бойцов попало вплен из-за отсутствия оружия, неумения воевать и полной бездарности командиров, но хватало среди них и таких, чей переход к немцам был прямым следствием кровавой сталинской политики.