Тот вошел в комнату и, увидев сидевшего на диване Котова, удивленно воскликнул: — Костя? — Я, Михаил Игнатьевич! — улыбнулся тот. Гость застыл на месте. — Да проходи ты, не стесняйся! — все с той же улыбкой произнес Котов. — Что ты встал? В следующее мгновение один из помощников Котова вытащил из кобуры гостя пистолет. — Ты из него собирался убить Кирку? — поинтересовался Боков. Гость бросил быстрый взгляд на Вильнева, но ничего не сказал. — Обыщите его! — приказал Котов. Его помощник быстро и ловко обыскал гостя и вытащил из кармана гимнастерки небольшой пакет с белым порошком. Ампулы с ядом в воротнике гимнастерки не оказалось. — Правильно, Михаил Игнатьевич, — продолжал все тем же игривым тоном Котов, — ядом лучше! Тихо и незаметно! Да ты садись, в ногах, как сам знаешь, правды нет! Гость уселся на указанный ему стул. — Вот, Игорь, — обратился к Шорину Котов, — рекомендую! Начальник сектора отдела кадров Михаил Игнатьевич Стрий, собственной, так сказать, персоной! — Я, — произнес, наконец, Стрий, — не понимаю, что здесь происходит? Этот человек мой агент, и я пришел к нему по делу. Что же касается яда, то я забыл его выложить… — Я тебе верю, Миша, — уже без улыбки сказал Котов, — этот человек на самом деле твой агент, а заодно и агент абвера, с которым мы уже успели побеседовать по-немецки! Стрий взглянул на Вильнева, и, судя по хмурому выражению его лица, это на самом деле было так. — А хочешь, — спросил Котов, — я тебе скажу, о чем ты сейчас думаешь? — Хочу, — кивнул Стрий. — Ты ломаешь голову над тем, как ты прокололся! Так? Стрий не ответил. — Ладно, — махнул рукой Котов, не хочешь говорить, не говори! Игорь, — взглянул он на Шорина, — объясни герру Стрию, как ты расколол его! — После убийств Сапожника, Монаха и сторожа, — вступил в разговор Шорин, — я понял, что кому-то стала известна моя беседа с Виктором! Так как мы говорили с ним в его кабинете, значит, некто имел возможность прослушать наш разговор. И меня даже не столько интересовало, как он это делал, сколько то, кто он. И тогда мы решили бросить ему живца, в роли которого выступил Крот. Во время нашей беседы в коридоре дежурил Поливанов, который видел, как вы вошли в туалет, имевший смежную стену с кабинетом Бокова. Вы провели там целых двадцать пять минут, что само по себе уже подозрительно. Ночью мы проверили туалет и нашли за стояком старое вентиляционное отверстие, через которое можно было слушать все то, что говорится в кабинете. Ночью мы сняли отпечатки пальцев со стояка и сравнили их с вашими, они оказались идентичными… — Можно я закурю? — взглянул на Котова Стрий. — Кури, — разрешил тот, — только мои… Он достал из пачки папиросу и протянул ее Стрию. Потом дал прикурить. — Затем мы продолжили игру, — снова заговорил Шорин, — и на этот раз в роли живца выступил Кирка. Поливанов снова увидел, как вы входили в туалет и просидели там все время нашего разговора. Ну и, конечно, снова клюнули на наживку, позвонили Кирке и приказали ему быть дома. Вот и все! — Спасибо, Игорь, — сказал Котов, — и можешь быть свободным! Шорин, преркасно понимая, что на этом его работа закончилась и теперь абверовцами будет заниматься контрразведка, кивнул и, пожав руку приятелю, покинул квартиру. — Так как, Миша, — спросил Котов, как только за Шориным закрылась дверь, Котов, — говорить будем? — А зачем? — пожал тот плечами. — Ты сам знаешь, зачем! — Хочешь из меня сделать двойного агента? — усмехнулся Стрий. — Хочу! — Ничего у тебя не выйдет, Витя! — Почему? — Потому что я ненавижу всю вашу красноперую сволочь и жалею только об одном, о том, что слишком мало принес Рейху пользы! А ты… ты рано торжествуешь, Костя… С этими словам Стрий сковырнул коронку с зуба и раздавил спрятанную под ней ампулу с ядом. Напрасно Котов с помощниками пытались привести его в чувство. Не приходя в сознание, Стрий через пять минут умер. На следующий день Шорин передал все документы по делу об убитых офицерах Котову. — Удачи тебе! — сказал он. — А тебе огромное спасибо! — протянул ему руку Константин. — И подумай над моим предложением перейти к нам! — Подумаю! — улыбнулся Шорин. В этот день он ушел с работы пораньше и прямым ходом направился в Сокльники, где его ждал с воблой Рогов. Домой он пришел часов в девять, и каково же было его удивление, когда на скамейке у подъезда он увидел Ирину. Завидев Игоря, она встала и сделала несколько шагов ему навстречу. — Прости меня, Игорь… — сказала она. — Я просто дура! — И еще какая! — улыбнулся Шорин и открыл дверь подъезда. Глава XVII В Хабаровск поезд прибыл в три часа дня, но вагоны открыли только ночью. Все это время люди изнывали от страшной жары и жажды в набитых под завязку вагонах. Вдоль поезда горели костры и стояли охранники с автоматами и скалившими огромные клыки злобными овчарками. Изгнанных из вагонов заключенных посадили на колени по шесть человек в ряд и долго считали. Ошибались, пересчитывали, снова ошибались и снова пересчитывали. Встать разрешили только в шестом часу, когда уже было совсем светло. Посадили на грузовкики к реке Хор, где был лагерь с добычей золота. Около ста километров. — Встать в шеренгу по четыре человека! — прорычал один из конвойных. — Шаг вправо, шаг влево, считается попыткой к бегству! Стреляем без предупреждения! Марш! Измученные страшной дорогой в два месяца унижений, голода и болезней зеки двинулись с товарной станции в тайгу. Машин не дали по той простой причине, что в Хабаровской области несколько дней шли дожди и дороги развезло так, что по ним было мудрено передвигаться даже пешком. Овчарок допустили идти близко сзади, и они толкали зэков последнего ряда лапами в спину, дышали собачьим дыханием в затылки. Как не были измучены люди долгим путем, но здесь на чистом таежном воздухе они чувствовали себя лучше и благодарили Бога за то, что этап остался позади. Алексей Анненков шел в четвертой шеренге и с радостью чувствовал, как начинают наливаться кровью ослабевшие за два месяца сидения на одном месте мышцы. Он с наслаждением втягивал полной грудью напоенный арматом трав пока еще прохладный утренний воздух. С обеих сторон неширокой проселочной дороги поднималась величавая тайга. Золотились в ласковом июньском солнце верхушки деревьев, пели птицы, а по высокому синему небу плыли куда-то огромные белые облака.