Впрочем, она была не одна. Метрах в трех от них стоял приятель Садовского, Глебов. В эти вечерние часы он всегда гулял по территории монастыря. Поначалу он принял эту парочку за праздных гуляк, от нечего делать, забредшую в монастырь. Но услышав Алексея, он понял, что это далеко не так. Прежде всего, его поразила речь Анненкова, которая сразу выдавал в нем бывшего. И не случайно, кто-то из великих сказал, что речь человека — это его судьба. Так оно и было, поскольку никого из товарищей нельзя было научить тому, что воспитывалиось в человеке веками. А когда Алексей повернулся и он увидел его лицо, он лишний раз убедился в этом, поскольку это было лицо аристократа. Глебов сделал вид, что занят тем, что рассматривает другой памятник, а сам с наслаждением слушал рассказ Алексея. — Если придти ночью в прилегающий к монастырю сквер, — продолжал Алексей, — и встретить там восход полной луны, то кто-то из ближайших родственников человека достигнет вершин в этой жизни, добьется успеха, став известным на каком-либо поприще. А если весной посетить этот сквер со своим любимым человеком, сорвав с деревьев несколько листьев и высушив их, можно увековечить верность друг другу… — Жалко, что сейчас нет листьев, — томно сказала Марина. Алексей улыбнулся и ласково обнял женщину. Затем они направились в храм Успения Святой Богородицы. Глебов последовал за ними. — Святитель Петр, — снова заговорил Алексей, — перенося в 1325 году резиденцию русских митрополитов из Владимира в Москву, силу и благочестие Москвы ставил в тесную связь с построением в этом городе храма в честь Пресвятой Девы Марии. Он рекомендовал великому князю Ивану Даниловичу Калите воздвигнуть здесь «храм, достойный Богоматери». Согласно этой воле святителя, в 1326 году в Москве была заложена первая каменная церковь во имя Успения Богоматери, и впоследствии значительная часть воздвигаемых на Руси храмов названа в честь этого праздника и в ряду их. Ну, а поскольку храм посвящен Пресвятой Деве Марии, роспись храма в своих художественных образах прославляет Богоматерь… Они подошли к иконостасу, и Алексей сказал: — Центром всех изображений, прославляющих Богоматерь, является вот эта картина «Коронование Богоматери». Богоматерь здесь представлена во всей Своей славе. А на вот там, указал он на всоточную стену храма, — находятся главные святыни храма — Тихвинская и Владимирская иконы Богоматери… В этот момент Алексей заметил внимательно слушавшего его Глебова и вопросительно посомтрел на него. — Я прошу прощения, — заговорил тот, — но вы так интересно расскзываете о соборе, что я невольно заслушался. Извините, я забыл представиться! — спохватился Глебов. — Глебов Владимир Николаевич, бывший предводитель дворянства в Нижнем Новгороде, а теперь, волею судеб, житель Донского монастыря… — Аннненков Алексей Петрович, — в свою очередь отрекомендовался Алексей. — А это моя жена Марина… Дабы избежать ненужных расспросов, он представился агентом по снабжению одного из уральских заводов, прибывшим в столицу по делам службы. — Простите меня за любопытство, — произнес уже по-настоящему заинтересованный Глебов, — а вы, случайно, не сын Марии Николаевны? — Сын! — улыбнулся Алексей. — И не случайно! — Боже мой! — засуетился Глебов. — Вот так встреча! Я хорошо знал вашу матушку, одну из самых красивых женщин, какую я когда-либо встречал! — Да, вы правы, — погрустнел Алексей. — Вот взгляните… Он расстегнул пальто и, вытащив висевший у него на груди золотой медальон, раскрыл его. Глебов увидел на одной его стороне, действительно, хорошо ему известную Марию Николаевну, а на другой — снимок красивого мужчины с мужественным лицом. — Это ваш отец? — спросил он. — Да, — кивнул Алексей. — Он умер в пятнадцатом году от ран… — Жаль! — вздохнул Глебов. — Мне тоже, — несколько резковато ответил Алексей. — Но куда было бы хуже, если бы его расстреляли эти… Вспомнив, что он разговаривает с совершенно незнакомым человеком, он замолчал. За него договорил сам Глебов. — Вы правы, Алексей Петрович, эти хамы не пощадили бы его! Этими самыми, весьма доверительно прозвучавшими в его устах «хамами» он как бы сообщал Анненкову, что он среди своих и ему нечего опасаться. — Благодарю вас, — слегка поклонился Алексей. — Скажите мне, Владимир Николаевич, — произнес он после небольшой паузы, — а вы не могли бы нам порекомендовать священника, который согласился бы обвенчать нас? — С превеликим удовольствием, — без раздумий согласился довольный тем, что ему удалось завоевать доверие Анненкова, Глебов. — Только, как вы сами понимаете… — Да, конечно, понимаю, — улыбнулся Алексей, — все будет сделано тайно и за хорошее вознаграждение! — Тогда идемте! Они перешли в Большой собор, где Марина принялась рассматривать тот самый иконостас, в котором стояла Донская богоматерь. Головин подошел к стоявшему в нескольких метрах от иконостаса отцу Никодиму и что-то негромко сказал ему. Тот удивленно взглянул на стоявшего рядом с женой Алексея и кивнул. Головин сделал Алексею знак подойти. Алексей вместе с Мариной подошли к батюшке и поклонились. — Я рад, — произнес тот густым басом, — что даже в такое тяжелое для всех нас время вы помните о Боге… Устроит вас в пятницу, в девять часов? — Да, батюшка! — ответил Алексей. — Тогда во вторник придете на исповедь… — Хорошо! — До венчания попоститесь и пострайтесь воздержаться от плотских утех… — Конечно, батюшка! — Тогда договорились! — кивнул священник. — Благославите, батюшка! — попросил Алексей. Тот улыбнулся и по очереди осенил Алексея и Марину крстным знамением, после чего те так же по очереди поцеловали ему руку. Когда они вышли из храма, Глебов сказал: — А как вы смотрите на то, чтобы как следует отметить ваше венчание? — Положительно! — улыбнулся Алексей. Глебов довольно качнул головой, поскольку его новый знакомый нравился ему все больше и больше. — Тогда, — снова заговорил Алексей, — примите от меня вот это! Он достал из кармана конверт и протянул его Глебову. Тот хотел было возразить, однако Алексей мягким движением руки остановил его. — Не обижайтесь, Владимир Николаевич, — сказал он, — и поймите меня правильно… Перебивавшийся с хлеба на квас Глебов все понял «правильно» и сердечно простился со своими новыми, как он очень надеялся, друзьями. Проводив их до ворот, он поспешил к Садовскому. В этот вечер ему было о чем поговорить с ним… Венчание прошло быстро. Следуя за отцом Никодимом с кадильницей, Алексей с Мариной вышли с зажженными свечами на середину храма. Хор из трех служек встретил их пением, прославляющим благословлённое Богом супружество. Перед аналоем, на котором лежали крест, Евангелие и венцы, по полу был разостлан белый плат. Священник жестом пригласил Алексея и Марину встать на него. Затем он спросил их, подтверждают ли они свободное и непринужденное желание вступить в брак и отсутствие в прошлом со стороны каждого из них обещания третьему лицу вступить с ним в брак.