— Когда мы путешествовали, мы ездили на сафари. Мне было шесть лет. Мы видели, как бегемоты занимались сексом. Это главное, что мне запомнилось. Но еще я очень хорошо помню проводника. Это был по-настоящему крутой английский чувак. Его звали Джейсон. Почему-то в его голосе мне послышалась тоска. Я тотчас почувствовал себя ближе к нему, хотя и не знал, почему. — Помню, как я сказал своим родителям, что это то, чем я хотел бы заниматься, когда вырасту. Отец сказал, что я никогда не разбогатею, если буду возить туристов на «Ленд Ровере». Как будто деньги — единственное, что имеет значение… Он вздохнул и посмотрел вниз, на свою ладонь. — Ну что, — спросил он, — будем? — Давай, но только по чуть-чуть, — сказал я. — Совсем по чуть-чуть. Следующая пара часов была подобна прекрасной грезе. Мы смотрели на небо, пока все его цвета не слились в черный. Мы несли восхитительную чушь о смысле существования. Мы хохотали до икоты. В какой-то момент Фин сказал: — Ты должен приехать ко мне, когда я переберусь в Хаммерсмит. Приехать и погостить у нас. — Да. Да, обязательно. А потом в какой-то другой момент я сказал: — Что бы ты сделал, если бы я поцеловал тебя? И Фин расхохотался и хохотал до тех пор, пока не зашелся в приступе кашля. Он согнулся пополам от смеха, и я наблюдал за ним с тупой улыбкой, пытаясь понять смысл его реакции. — Нет, — сказал я, — правда? Что бы ты делал? — Я бы столкнул тебя с этой крыши, — сказал он, продолжая улыбаться. Затем он развел пальцы и сказал: — Шлеп, и мокрое место. Я заставил себя смеяться. Ха-ха. Как смешно. — Эй, давай уйдем отсюда, — внезапно предложил он. — И куда же? — Я покажу тебе. Иди за мной. И я последовал за ним. Глупый, глупый мальчишка, каким я тогда был. Я поплелся за ним обратно на лестничную площадку чердака, вылез в окно, а затем в совершенно невероятном, жутком до тошноты акте безумной храбрости спустился по стене дома вниз. — Что ты делаешь? — все время спрашивал я, впиваясь ногтями в голый кирпич. Мне было слышно, как ткань штанин рвется, цепляясь за торчащие острые края каменной кладки. — Куда мы идем? — Это мой секретный маршрут! — заявил он, глядя на меня безумными глазами. — Пойдем к реке! Никто не узнает! К тому моменту, когда мы приземлились на газон, я в трех местах до крови расцарапал себя, но мне было наплевать. Фин шагнул в тень калитки — я даже не подозревал, что такая была в конце нашего сада. Я последовал за ним. Внезапно, как в «Нарнии», мы оказались в чужом саду, а потом Фин схватил меня за руку и потащил за собой. Обогнув два угла, мы оказались в волшебном мраке набережной Челси и, пройдя четыре полосы движения, вышли на берег реки. Здесь он отпустил мою руку. Пару секунд мы молча стояли рядом, глядя, как на поверхности воды извивались золотые и серебряные червячки отраженных огней. Я то и дело смотрел на Фина — в темном дрожащем свете он казался даже еще красивее, чем обычно. — Хватит пялиться на меня, — сказал он. Я уставился на него еще пристальнее. — Я серьезно говорю, — сказал он. — Хватит пялиться. Я же поступил с точностью до наоборот. И тогда он толкнул меня, со всей силы толкнул обеими руками в черную реку. Я оказался под водой, и мои уши наполнились ее бульканьем, и моя одежда сделалась тяжелой и прилипла к телу. Я попытался закричать, но вместо этого наглотался воды. Мои руки тянулись к каменной набережной, ноги бились о что-то густое и липкое. И тогда я открыл глаза и увидел лица: целое созвездие почерневших лиц, которые кружились вокруг меня. Я пытался заговорить с ними, пытался звать их на помощь, но они отвернулись, а потом я всплыл на поверхность и почувствовал боль в запястье. Надо мной склонилось лицо Фина, волочившего меня по каменным ступеням наверх. — Ну ты даешь, придурок, — сказал он и рассмеялся, как будто я прикола ради сам решил плюхнуться в Темзу. Я отпихнул его. — Ты, гребаный ублюдок! — выкрикнул я, и мой еще не сломавшийся голос прозвучал невыносимо пронзительно. — Ты абсолютный гребаный ублюдок! Я мимо него ринулся назад, через четыре полосы движения — какой-то водитель сердито посигналил мне клаксоном — и оказался перед входной дверью дома. Фин бросился следом за мной и, задыхаясь, догнал у парадной дверь. — Ты что, совсем охренел? Честное слово, мне следовало тогда остановиться. Следовало сделать глубокий вдох, оценить ситуацию и принять другое решение. Но я был объят яростью, и не просто из-за того, что меня столкнули в мерзкую, грязную Темзу, а из-за того, что Фин все эти годы играл со мной, то уделяя мне жалкие крохи внимания, когда это было ему нужно, то полностью игнорируя меня. Я посмотрел на него: он был сухим и красивым, я же — мокрым и безобразным, и я повернулся и решительно нажал на дверной звонок. Он пристально смотрел на меня. Я видел, что он колеблется, не зная, остаться ему или убежать. Но через секунду дверь открылась, и на пороге возник Дэвид. Он посмотрел на меня, затем на Фина и снова на меня. Его плечи поднялись, рот сжался. В эти мгновения он напоминал животное в клетке, готовое в любой момент наброситься на вас. — Входите, — медленно процедил он сквозь зубы. И тогда Фин повернулся и побежал. Увы, его отец был выше и сильнее. Он в два шага догнал Фина, прежде чем тот успел свернуть за угол, и повалил его на тротуар. С вызовом задрав подбородок, я наблюдал за ними. Мои зубы клацали от холода, я обхватил себя руками, пытаясь согреться. В дверях показалась моя мать. — Что тут у вас происходит? — спросила она, вглядываясь поверх моей головы. — Что, скажи на милость, ты натворил? — Фин столкнул меня в реку, — пробормотал я, по-прежнему клацая зубами. — Боже мой, — ахнула мама, втаскивая меня в дом. — Господи. Садись. Снимай мокрую одежду. Какого черта ты?.. Но я не вошел в дом и не снял одежду. Я стоял и смотрел, как Дэвид тянет своего взрослого сына через тротуар, словно лев пойманную жертву. Вот и все, подумал я, вот и все. 38 В среду утром, после двух ночей в простеньком пансионе и пересечения оставшейся части довольно бурного Ла-Манша, Люси берет в Портсмуте напрокат машину, и они отправляются в Лондон. Когда она покидала Англию, была зима, и ей казалось, что там всегда холодно. Что деревья всегда голые, а в ненастную погоду люди всегда тепло одеты и кутаются в шарфы. Но сейчас в Англии разгар долгого жаркого лета, и улицы полны загорелых, счастливых людей в шортах и солнечных очках, тротуары заставлены столиками уличных кафе, в фонтанах плещется ребятня, а у магазинов стоят шезлонги. Сидя на заднем сиденье, Стелла таращится в окно машины; на коленях у нее устроился Фитц. Она еще ни разу не покидала Францию. Ни разу не покидала Лазурный берег. Ее короткая жизнь протекала исключительно на улицах Ниццы, между «Голубым домом», квартирой бабули и детским садом. — Как тебе Англия? — спрашивает Люси, глядя на нее в зеркало заднего вида. — Мне нравится, — говорит Стелла. — У нее хорошие цвета. — Хорошие цвета? — Да. Деревья очень зеленые. Люси улыбается, и Марко, сверившись с картой на телефоне, указывает ей следующий поворот к автомагистрали. Через три часа Лондон начинает появляться в виде довольной облезлых пригородов. Люси видит, как Марко припал к окну, ожидая увидеть Биг-Бен и Букингемский дворец. Ее сын мечтает полакомиться гамбургерами и куриными наггетсами и походить по магазинам подержанной бытовой техники. Наконец они переезжают реку. Лондон встречает их великолепным солнечным днем: река сверкает и переливается упавшими в нее алмазами света. Дома на Чейн-Уолк как будто омыты солнцем. — Вот мы и приехали, — говорит она Марко. — Это тот самый дом. — Который? — спрашивает тот, слегка затаив дыхание. — Вон тот, — говорит Люси, указывая на дом номер шестнадцать. Ее голос звучит спокойно, но сердце болезненно бьется. — Тот, с заколоченными окнами? — говорит Марко. — Вон тот? — Да, — отвечает она, глядя на дом, одновременно выискивая глазами место для парковки. — Большой, — говорит он. — Да, — соглашается она. — Это точно. Странно, но теперь, когда она смотрит на него глазами взрослого, дом выглядит меньше. В детстве она думала, что это особняк. Теперь она видит, что это просто дом. Красивый, но все же просто дом. Становится ясно, что возле дома им не припарковаться, и они переезжают на другой конец Кингс-роуд. Чтобы припарковаться здесь, требуется загрузить в телефон специальное приложение. Тридцать градусов, жара, как на юге Франции. К тому времени, когда они подходят к дому, все трое обливаются потом, собака задыхается. Деревянный щит на двери заперт на навесной замок. Они становятся в ряд и разглядывают здание. — Ты уверена, что это тот самый дом? — уточняет Марко. — Как здесь вообще кто-то может жить?