— Мы, — сказал Дэвид. — Мы все. И, пожалуйста, не сквернословь в нашем доме. — Фин сказал, что ты его ударил. — Я его не бил. Ради бога. Это был всего лишь шлепок. — Шлепок? — Боже мой, Салли, ты понятия не имеешь, ты вообще не представляешь себе, каково жить с этим ребенком. Он грубит. Он ворует. Он принимает наркотики. Он не уважает соседей по дому… Салли вскинула руку. — Довольно, — сказала она. — Он подросток. Он хороший ребенок, но он подросток. И этим все объясняется. Переходный возраст. — Возможно, в твоем жалком видении мира это правда. Но остальной мир не согласится с тобой. Этому нет оправдания. В его возрасте мне бы и в голову не пришло вести себя таким образом. В него как будто вселился дьявол. Я видел, как Салли взяла Фина за плечо. Я видел, как осунулось ее лицо. — Завтра я смотрю одну квартиру, — сказала она. — В Хаммерсмите. Две спальни. Дети могут какое-то время жить со мной. Дэвид скептически посмотрел на нее. — И как ты собираешься платить за квартиру? — Я работала и скопила немного денег. — Ладно, посмотрим. А если серьезно, сомневаюсь, что ты в состоянии контролировать Фина. Ты слишком мягкая и ему потакаешь. — Я не потакаю ему, Дэвид, я его люблю. Советую и тебе попробовать это когда-нибудь. * * * Салли осталась на пару часов. Атмосфера была токсичной. Берди не выходила из своей комнаты, но я слышал, как она демонстративно кашляет, вздыхает и расхаживает по комнате. Когда Салли наконец ушла, Берди спустилась по лестнице, бросилась в объятия Дэвида и мелодраматически прошептала: — С тобой все в порядке, мой дорогой? Дэвид стоически кивнул: — Да, все в порядке. А потом, в упор глядя на Фина, он прищурился и произнес слова, свидетельствовавшие о начале настоящего кошмара. — Отныне здесь кое-что изменится, — сказал он. — Помяни мое слово. * * * Первое, что изменилось, — это то, что Фина стали запирать в его спальне всякий раз, когда Дэвид или Берди не могли его контролировать. Неким образом взрослые дружно пытались убедить нас, что это нормально, объяснимо и даже разумно. Это для его собственной безопасности — такова была их мантра. Ему было разрешено принимать душ, ухаживать за садом, помогать на кухне, учиться играть на скрипке, есть вместе со всеми и заниматься физическими упражнениями. Поскольку мы и так уже проводили большую часть нашего свободного времени в наших комнатах, поначалу это не казалось таким зловещим, как кажется сейчас. Оглядываясь в прошлое, порой поражаешься тому, с какой легкостью дети способны воспринимать самые странные сценарии. Если же воспринимать все это с позиций сегодняшнего дня, в черно-белом свете, это действительно шокирует. * * * Однажды, вскоре после того, как Фин в сопровождении матери вернулся в дом, я, скрестив по-турецки ноги, сидел на кровати и читал книгу, которую он дал мне почитать несколько недель назад. Увидев его, я вскочил, потому что было уже поздно, и я полагал, что его дверь будет заперта на ночь. — Как?.. — начал я. — Джастин привел меня наверх после ужина, — пояснил он. — И как будто случайно забыл замкнуть замок. — Старый добрый Джастин, — сказал я. — Чем ты собираешься заниматься? Ты ведь не убежишь, не так ли? — Нет, — сказал он. — Нет смысла убегать сейчас. На следующей неделе моя мать переезжает в квартиру, и я буду жить с ней. Все это дерьмо закончится. Он как будто кулаком врезал мне в горло. — Но твой отец… он тебя отпустит? — запинаясь, пролепетал я. — Мне наплевать, позволит ли он мне или нет. Мне в декабре исполнится шестнадцать. Я хочу жить с матерью. Он ничего не сможет с этим поделать. — А как же Клеменси? — Она уйдет вместе со мной. — Как ты думаешь, твой отец и Берди тоже переедут? Как только ты и Клеменси уйдете? Он резко рассмеялся. — Э-э-э, нет, ни за что. Он здесь сейчас пустил корни. Установил свои порядки. После этих его слов повисло короткое молчание. Фин прервал его первым. — Помнишь тот вечер? Когда мы забрались на крышу? Когда закинулись кислотой? Я кивнул. Как я мог такое забыть? — Кстати, осталась еще одна штука. Там, наверху. — Еще одна?.. — Еще одна марка с кислотой. Парень на Кенсингтон Маркет тогда дал мне две штуки. Мы использовали только одну. Я дал время этому факту проникнуть в мое сознание. — Ты хочешь сказать?.. — Именно. Они все думают, что надежно меня заперли. Девчонки спят. Сюда сейчас никто не придет. Ты можешь спуститься вниз и сказать всем, что ложишься спать, и нальешь стакан воды. Я подожду здесь. Разумеется, я сделал именно так, как мне было сказано. Мы взяли одеяло и надели джемперы. Я пролез через люк первым. Фин протянул мне воду и последовал за мной. Был июль, но воздух был сырым и прохладным. Фин нашел пакетик там, где оставил его, — в горшке с растениями. Если честно, я не хотел принимать кислоту. Я надеялся, что, пролежав там несколько месяцев в жару и в холод, она неким образом утратила свои свойства. Я надеялся, что внезапный порыв ветра унес пакетик. Или же что Фин положит ее обратно и скажет: — Нам это не нужно. У нас есть мы. Смахнув с пластиковых стульев горстку засохших листьев, мы сели рядом. Фин вытряхнул марку себе на ладонь. Небо было удивительного цвета. Ярко-синее, с мазками жженного янтаря и розовой помады. Отражаясь в водной глади реки, оно казалось вдвое больше обычного. Вдали сиял огнями мост Баттерси. Я заметил, что Фин тоже смотрит на небо. Все было не так, как в прошлый раз, когда мы сидели здесь. Фин был другим. Более задумчивым, менее мятежным. — Как ты думаешь, чем ты в конечном итоге займешься? — спросил он меня. — Когда станешь взрослым? — Чем-то, что связано с компьютерами, — сказал я. — Или с кино. — Или и тем и другим, может быть? — предположил он. — Да, — с радостью согласился я. — Буду делать фильмы с помощью компьютеров. — Круто, — сказал он. — А ты? — Я хочу жить в Африке, — сказал он. — Быть проводником и возить туристов на сафари. — И откуда это у тебя? — рассмеялся я.