— Нет! На фиг! Нет! Я сжался и втянул голову в плечи. Нет, конечно, нет. — Что мне сказать? Когда взрослые спросят? — Ничего, — прошипел он. — Совсем ничего. Ничего им не говори. Я вытаращил глаза и кивнул. Прямо при мне он принялся бросать в сумку на шнурке свои вещи: брюки, носки, футболку, книгу, зубную щетку. Затем обернулся и увидел, что я смотрю на него. — Уйди, — сказал он. — Прошу тебя. Я вышел из комнаты и медленно поплелся к задней лестнице, где сел на третью ступеньку. Верхнюю дверь я лишь слегка прикрыл, оставив узкую щель, в которую пронаблюдал, как Фин с сумкой в руке вылез через люк на чердак. Я понятия не имел, что он задумал или куда он пошел. На мгновение я подумал, вдруг он решил поселиться на крыше. Но хотя на дворе стоял май, все еще было холодно, так что такой вариант исключался. Затем снаружи послышался какой-то шорох. Я бросился в спальню Фина, сложив ладони подзорной трубой, я приставил их к стеклу слухового окна и стал всматриваться в сад. Вот он: метнулся через темный сад и исчез в чернильно-черной тени деревьев. Еще миг, и он исчез из вида. Я повернулся лицом к его пустой комнате. Взяв его подушку, я поднес ее к лицу. И втянул в себя ее запах. 35 Когда на следующее утро Люси выходит из «Голубого дома», на улице еще темно. Дети сонные и тихие. Затаив дыхание она передает деньги на билеты на поезд до Парижа какой-то женщине, которая, как ей кажется, знает все ее самые заветные тайны. Затаив дыхание она с детьми садится в поезд и со страхом ждет приближения контролера — тот входит в их вагон и просит предъявить билеты. Каждый раз, когда поезд замедляет ход, она задерживает дыхание и тревожно вглядывается в окно, ожидая увидеть синие вспышки полицейских мигалок или мундиры жандармов. В Париже, ожидая поезда на Шербур, она садится с детьми и собакой за столик в самом тихом уголке самого тихого кафе. А затем все повторяется снова: отупляющий страх на каждом перегоне, на каждой станции. Днем, когда они садятся на свой следующий поезд, она представляет себе, как Джой, придя в дом Майкла, нигде не может его найти. Адреналин начинает бурлить в ней с такой силой, что кажется, что она вот-вот умрет от разрыва сердца. Она мысленно оглядывает дом Майкла в поисках чего-то, что могла там забыть, этакого огромного красного флага, который немедленно подскажет Джой, что надо заглянуть в подвал. Но нет, она уверена, абсолютно уверена, что не оставила ни подсказки, ни следа. Она купила себе время. По крайней мере, день. Может, даже три или четыре. Но даже тогда сообщит ли Джой полиции о ней, милой женщине по имени Люси, матери сына Майкла, хоть что-то такое, что вызовет у них подозрения? Нет, она расскажет им о подозрительных связях Майкла с преступным миром, грубых мужчинах, что время от времени приходят к двери его дома «перетереть дела». Она поведет их в совершенно ином направлении, и когда они в конце концов поймут, что это тупик, Люси уже как будто провалится сквозь землю. Вечером, когда поезд въезжает в Шербур, ее пульс успокаивается, и она находит в себе силы съесть купленный еще в Париже круассан. На стоянке такси они забираются на заднее сиденье потрепанного «Рено» и просят водителя отвезти их в Дилетт. Собака сидит у нее на коленях, высунув морду в полуоткрытое окно. Уже поздно. Дети засыпают. Дилетт — крошечный портовый городок, зеленый и холмистый. Единственные пассажиры на последнем пароме до Гернси — это британские туристы, в основном семьи с маленькими детьми. Люси крепко сжимает паспорта в потной руке. Ее паспорта французские, но она англичанка. У обоих детей в паспортах другая фамилия, нежели у нее. А у Стеллы и вообще другой цвет кожи. У них огромные грязные рюкзаки, и они так устали, что выглядят больными. Да и паспорта у них фальшивые. Люси уверена, абсолютно убеждена, что их сейчас остановят, отведут в сторону, засыплют вопросами. Она спланировала это долгое, запутанное путешествие в Лондон, чтобы сбить ищеек со следа, и тем не менее, показывая инспектору в порту паспорта, она готова поклясться, что слышит, как бьется ее сердце, и пугается, что он тоже это услышит. Инспектор пролистывает паспорта, смотрит на фотографии в них, затем на Люси и на детей, возвращает паспорта и глазами показывает, что они могут проходить. Вскоре они уже в море, в водах Ла-Манша среди волн с темно-серыми барашками пены, и Франция остается у них за спиной. Люси сидит на корме, держа Стеллу на коленях, чтобы малышке было видно, как страна ее рождения, единственный дом, который она когда-либо знала, постепенно исчезает из вида, уменьшаясь до размеров гирлянды огоньков на горизонте. — Пока, Франция, — говорит Стелла и машет рукой. — Пока! 36 Либби смотрит на Фина. Он смотрит на нее. — Раньше я жил здесь, — говорит он, хотя никто не просил его объяснять, кто он такой. Затем быстро, прежде чем Либби успевает придумать ответ, добавляет: — Вы такая красивая. — О, — только и отвечает Либби. Тогда Фин смотрит на Миллера и спрашивает: — Кто вы? — Привет! — Миллер протягивает ему свою большую руку. — Я Миллер Роу. Фин вопросительно смотрит на него. — Откуда мне знакомо ваше имя? Миллер издает неопределенный звук и пожимает плечами. — Вы тот самый журналист, не так ли? — Угу. — Ваша статья — сущее дерьмо. Вы были неправы во всем. — Согласен, — снова говорит Миллер. — Теперь мне это понятно. — Не могу поверить, что вы такая красивая, — говорит Фин, поворачиваясь к Либби. — Вылитая… — Вылитая мать? — Да, — говорит он. — Вылитая мать. Либби вспоминает фотографии матери с ее черными волосами под Присциллу Пресли и темными накрашенными глазами. Она чувствует себя польщенной. — Что вы здесь делаете? — спрашивает она. — Ждал вас, — отвечает Фин. — Но я была здесь на днях. Я слышала вас, вы были наверху. Почему вы не спустились тогда? Он пожимает плечами. — Я спустился. Но к тому времени, когда я добрался до первого этажа, вы уже ушли. — Понятно. — Может, нам лучше?.. — Фин жестом указывает на лестницу. Они следуют за ним вниз по лестнице и идут на кухню. Фин садится по одну сторону стола, Миллер и Либби — по другую. Либби разглядывает лицо Фина. Ему должно быть слегка за сорок, но он выглядит намного моложе. У него необычайно длинные ресницы. — Итак, — говорит он, широко раскинув руки, — это все ваше. Либби кивает. — Хотя на самом деле это должно принадлежать моим брату и сестре? — Что ж, пусть кусают локти! Полагаю, я должен поздравить вас с днем рождения. Пусть и с небольшим опозданием. — Спасибо, — благодарит она. — И давно вы были здесь в последний раз? — Десятки лет назад. Возникает долгое и очень хрупкое молчание. Фин нарушает его первым. — Думаю, у вас есть ко мне вопросы. Миллер и Либби быстро переглядываются. Либби кивает. — Послушайте, — говорит Фин, — может, мы уйдем отсюда? Я живу рядом, на том берегу реки. У меня есть холодное вино. И терраса. И кошки, которые похожи на подушки. Либби и Миллер обмениваются еще одним взглядом. — Я не собираюсь вас убивать, — говорит Фин. — И мои коты тоже. Пойдемте. Я расскажу вам абсолютно все. * * *