30 Майкл лежит в подвале, а Люси уже более часа убирает в доме. Она берет пакет с мусором у входной двери. Тот набит пропитанными кровью бумажными полотенцами. В нем также лежит пара латексных перчаток Джой и остатки их трапезы: пустые винные и пивные бутылки, так и несъеденная панзанелла. Порезы на спине она залепила пластырем, найденным в ванной Майкла, и положила в сумочку три тысячи евро, которые взяла из ящика тумбочки в его спальне. Проходя мимо «Мазератти», она смотрит на автомобиль, и на нее накатывается странная волна грусти. Майкл больше никогда не сядет за руль очередной показушной машины. Никогда больше не закажет очередной рейс на Мартинику, никогда не откроет дорогую бутылку марочного шампанского, никогда не напишет свою глупую книгу, никогда не прыгнет в одежде в бассейн, никогда не подарит женщине сто красных роз, никогда никого не трахнет, никогда никого больше не поцелует… Никогда никому не сделает больно. Чувство грусти улетучивается. Она бросает мешок в огромный муниципальный мусорный бак на пляже. В ней бурлит адреналин, придавая сил и уверенности в себе. Она покупает два пакета еды и напитков для детей. Марко пишет ей в пять часов вечера эсэмэску. Ты где? В магазине, отвечает она. Скоро буду дома. * * * Дети послушны и готовы помочь. Они недоверчиво заглядывают в сумку с бутербродами и конфетами. — Мы едем в Англию, — игриво говорит она им. — Мы встретимся там с дочерью моего друга и отпразднуем ее день рождения. — Малышка! — восклицает Марко. — Да, — говорит она. — Та самая малышка. И мы будем гостить в доме, в котором я когда-то жила, когда была маленькой. Но сначала у нас будет приключение! Сначала мы поедем в Париж! На поезде! Затем мы сядем на другой поезд и отправимся в Шербур. Из него мы поплывем на маленькой лодке к маленькому острову под названием Гернси и проведем ночь или две в симпатичном маленьком домике. После этого мы пересядем в другую лодку и поплывем в Англию и на машине приедем в Лондон. — Мы все? — спрашивает Стелла. — И даже Фитц? — И даже Фитц. Но мы должны упаковать вещи, хорошо? И нам нужно немного поспать, потому что завтра мы должны быть на вокзале в пять часов утра! Так что давайте что-нибудь съедим, вымоемся, соберем вещи и ляжем спать. Она оставляет детей собирать вещи, а сама идет в комнату Джузеппе. Пес радостно прыгает на нее, и она даже позволяет ему облизать ей лицо. Она смотрит на Джузеппе и думает, что ему сказать. Он верный друг, но он стар и может многое напутать. Она решает солгать ему. — Мы с детьми собрались в отпуск, — говорит она. — На Мальту. У меня там друзья. — О, — говорит Джузеппе. — Мальта — волшебное место! — Да, — соглашается она, и ей грустно от того, что она вынуждена лгать одному из самых добрых людей, каких она только знает. — Но там жарко, — говорит он, — в это время года. Очень жарко. — Он смотрит на пса. — Ты хочешь, чтобы я присмотрел за ним? Пес. Черт, она не подумала о нем! Люси на мгновение впадает в панику, но затем она собирается с духом и говорит: — Я возьму его с собой. В качестве терапевтической собаки. От приступов тревоги. — Ты страдаешь приступами тревоги? — Нет. Но я сказала своим друзьями, что у меня случаются тревожные приступы, и они разрешили приехать к ним с собакой. Джузеппе не станет подвергать ее слова сомнению. Он плохо знает, как устроен современный мир. В мире Джузеппе на дворе сейчас примерно 1987 год. — Как мило! — говорит итальянец, гладя пса по голове. — Ты едешь в отпуск, мальчик! Приятного тебе отдыха! И надолго ты уезжаешь? — На пару недель, — отвечает она. — Может даже, на три. Если хотите, можете пока сдать нашу комнату. Джузеппе улыбается. — Но я позабочусь, чтобы он была в твоем распоряжении, когда ты вернешься. Люси берет его за руку. — Спасибо, — говорит она. — Огромное вам спасибо. Она крепко обнимает старика. Она понятия не имеет, увидит ли она его снова. И спешит выйти из его комнаты, прежде чем он заметит ее слезы. 31 — Сегодня вечером я собираюсь остаться в доме, — говорит Миллер, ставя на стол пустой стакан из-под пива. — Если вы не против. Что скажете? — Где вы будете спать? — Я не собираюсь спать. Судя по его лицу, он настроен решительно. Либби согласно кивает. — Ладно, — говорит она. — Оставайтесь. Они возвращаются к дому, и Либби вновь отпирает замок, вновь снимает деревянный щит, и они вновь входят в дом. Внутри они на миг застывают неподвижно, глядя вверх и прислушиваясь, не послышатся ли наверху шаги или шорохи. Но дом молчит. — Итак, — говорит Либби, глядя на Дайдо, — пожалуй, нам пора домой. Дайдо кивает, и Либби делает шаг к входной двери. — С вами все будет в порядке? — говорит она. — Здесь? Одному? — Слушайте, — говорит Миллер. — Посмотрите на меня. Неужели я похож на человека, которому будто будет страшно одному в темном пустом доме, где погибли три члена секты в каких-то балахонах? — Может, вы хотите, чтобы я тоже осталась? — Нет. Поезжайте домой, и ложитесь в свою красивую уютную постельку. Он гладит пальцами бороду и смотрит на нее очаровательными щенячьими глазами. Либби улыбается. — Вы хотите, чтобы я осталась, не так ли? — говорит она. — Нет. Нет, нет и нет. Либби смеется и смотрит на Дайдо. — Ты не против ехать без меня? — спрашивает она. — Я буду завтра утром. Обещаю. — Оставайся, — говорит Дайдо. — И приходи завтра на работу в любое время. Без всякой спешки. * * * Когда Либби, проводив Дайдо до станции метро, возвращается в дом, уже начинает смеркаться. Она окунается в атмосферу жаркого летнего вечера в Челси, с его толпами белокурых подростков в рваных джинсовых шортах и огромных кроссовках, с шикарными комнатами в окнах первых этажей. Пару мгновений она представляет, как будет жить здесь, став частью этого утонченного мира, настоящей девушкой из Челси. Представляет дом на Чейн-Уолк, под завязку забитый антиквариатом, хрустальными люстрами и произведениями современного искусства. Увы, стоит ей открыть дверь дома номер шестнадцать, как фантазия рассеивается. Дом обветшал, сильно попорчен плесенью. Миллер сидит в кухне за большим деревянным столом. Когда она входит, он поднимает взгляд и говорит: — Нет, вы только взгляните на это. Используя подсветку телефона в качестве фонарика, он смотрит на что-то внутри ящика. Либби заглядывает внутрь. — Видите? — спрашивает Миллер. В самой задней части ящика, черным карандашом кто-то нацарапал: «Я — ФИН».