— Это надо же! — Он снова опускается на стул. — Я столько раз пытался попасть в него, но меня не впустили. Я фактически предлагал тому парню в адвокатской конторе первым узнать о результатах моего расследования. Однажды ночью я даже попытался взломать дверь и тайком проникнуть туда. — То есть вы никогда не бывали внутри? — Нет, никогда, — криво усмехается Миллер. — Лишь заглядывал в окна. Я даже мило поболтал с обитателями соседнего дома, того, что стоит позади него, чтобы они разрешили взглянуть на него из их окон. Но в самом доме я никогда не бывал. Какой он внутри? — Темный, — говорит она. — Много деревянных панелей. Жутковатый дом. — И вы намерены продать его, я полагаю? — Да, я намерена продать его. Да. Но… — Она обводит кончиками пальцев ободок чашки кофе и задумчиво добавляет: — Сначала я хочу узнать, что там произошло. Миллер Роу издает что-то вроде сдавленного рычания, проводит рукой по бороде и снимает капельку желтого соуса. — Боже, вы и я… мы с вами встретились. Эта статья отняла у меня два года жизни, два одержимых, безумных, гребаных года жизни. Она разрушила мой брак, но я до сих пор не получил ответы, которые искал. Даже не приблизился к ним. Он улыбается ей. У него красивое лицо, думает Либби. Она пытается угадать его возраст, но не может. Ему может быть от двадцати пяти до сорока. Она сует руку в сумочку, вытаскивает ключи от дома на Чейн-Уолк и кладет на стол перед собой. Взгляд Миллера Роу падает на них, и она замечает, как у него загораются глаза. Его рука тянется через стол. — О господи! Можно? — Конечно, — говорит она. — Не стесняйтесь. Он смотрит по очереди на каждый ключ, пожирает глазами брелки. — От «Ягуара»? — уточняет он, глядя на нее. — По всей видимости. — Знаете, Генри Лэм, ваш отец, он был настоящим мачо. По выходным отправлялся на охоту, закатывал шумные вечеринки в клубе «Аннабель». — Знаю, — бодро отвечает она. — Я прочитала вашу статью. — Да, — говорит он. — Конечно, кто бы сомневался. Возникает короткое молчание. Миллер отщипывает край сэндвича и кладет его в рот. Либби делает глоток кофе. — Итак, — говорит он, — что дальше? — Я хочу найти брата и сестру, — говорит она. — То есть они никогда не пытались связаться с вами? — Нет. Никогда. Какова ваша теория на этот счет? — У меня миллион теорий. Но главный вопрос: знают ли они, что дом находился в доверительном управлении, пока вы не вступите в наследство? И если знали, то известно ли им, что вы унаследовали его сейчас? Либби вздыхает. — Не знаю. Адвокат сказал, что траст был создан много лет назад, когда родился мой брат. Когда ему исполнилось двадцать пять лет, дом должен был отойти в его собственность. Но он так и не объявился и не затребовал его. Затем он должен был отойти его сестре, но она тоже не объявилась… адвокаты не смогли связаться ни с одним из них. Но да, я не исключаю, что они в курсе, что я — следующая претендентка на наследство. При условии… — Ей так и хочется сказать «если они все еще живы», но она вовремя останавливает себя. — И тот человек, — продолжает она, — который умер вместе с моими родителями. В статье вы пишете, что прошли по многим тупиковым версиям. Вам так и не удалось выяснить, кто это был? — Увы. Я зашел в тупик. — Миллер чешет бороду. — Хотя одно имя мне попалось. К сожалению, мои поиски ни к чему не привели, и я сдался. Но с тех пор оно не дает мне покоя. Дэвид Томсен. Либби вопросительно смотрит на него. — На предсмертной записке были инициалы, помните? М.Л., Г.Л., Д.Т. Поэтому я запросил у полиции имена пропавших без вести лиц с инициалами Д.Т. Дэвид Томсен был одним из тридцати восьми в переданном мне списке. Тридцать восемь пропавших без вести с инициалами Д.Т. Десять в пределах предполагаемого возраста того третьего. Одного за другим я отмел их всех. Но этот приковал мое внимание. Не знаю почему. Было в его истории нечто такое, что звучало правдоподобно. Сорокадвухлетний мужчина из Хэмпшира. Нормальное воспитание. И при этом никаких сведений о нем, с тех пор как в 1988 году он вернулся в Великобританию из Франции, с женой по имени Салли и двумя детьми, Финеасом и Клеменси. Все четверо прибыли на пароме из Сен-Мало в Портсмут… — он на мгновение умолкает и листает блокнот, — …в сентябре 1988 года. И с тех пор ни об одном из них нет буквально ничего: ни записей лечащих врачей, ни данных об уплате налогов, ни имен детей в списках учащихся школ, ни обращений в больницу, ничего. Родственники отзывались о них скупо — как я понял, между ними имели место разногласия и обиды, жуткая ссора из-за какого-то наследства. Поэтому никто не задавался вопросом, где они и что с ними. Общение прервалось на долгие годы. И так до тех пор, пока мать Дэвида Томсена, чувствуя, что доживает последние дни, не решает, что хочет примирения на смертном одре, и сообщает в полицию, что ее сын и его семья пропали без вести. Полиция проводит формальный розыск, но не находит никаких следов Дэвида или его семьи. Затем мать Дэвида умирает, и никому больше не интересно, что стало с Дэвидом или Салли Томсенами. — Пока я три года назад не занялся их поисками. — Миллер вздыхает. — Видит бог, старался отыскать их. Финеаса. Клеменси. Необычные имена. Будь они живы, их было бы достаточно легко найти. Но увы. Ничего. Ни единого следа. Мне же нужно было сдавать статью, получить за нее деньги, и я был вынужден сдаться. — Он качает головой. — Теперь вам понятно? Вы понимаете, почему это заняло два года, почему это чуть не убило меня? Почему от меня ушла жена? Я буквально превратился в одержимого исследованием зомби. Я только об этом и говорил, только об этом и думал. Он вздыхает и проводит пальцами по связке ключей. — Но да. Давайте сделаем это. Давайте выясним, что случилось со всеми этими людьми. Давайте узнаем, что случилось с вами. — Он протягивает ей руку. — Ну так как, Серенити Лэм? Беремся мы за это или нет? — Да, — отвечает Либби, пожимая его руку. — Беремся. * * * После завтрака с Миллером Роу Либби идет прямиком на работу. Сейчас лишь половина десятого, и Дайдо не сразу замечает ее опоздание. А когда замечает, то пристально смотрит на нее и взволнованным шепотом интересуется: — О боже! Журналист! Как все прошло? — Замечательно, — отвечает Либби. — Сегодня вечером мы встречается с ним в этом доме. Начнем наше расследование. — Только ты, — говорит Дайдо, и ее нос слегка морщится, — и он? — Да. — Хм. Ты уверена, что это хорошая идея? — Что такое? Почему ты спрашиваешь? — Не знаю. Вдруг он не тот, каким тебе кажется. — Дайдо прищуривается. — Думаю, я пойду с тобой. Либби медленно моргает, а затем улыбается. — Могла бы просто спросить. — Не знаю, что ты имеешь в виду. — Дайдо возвращается к своему ноутбуку. — Я просто беспокоюсь за тебя. — Ладно, — говорит Либби, все еще улыбаясь. — Если тебе так хочется. Я встречаюсь с ним в семь. Нам надо успеть на поезд, отходящий в шесть одиннадцать. О’кей? — Да, — говорит Дайдо, не отрывая глаз от компьютера. — О’кей. И, кстати, — внезапно она поднимает голову, — я прочла все когда-либо изданные романы Агаты Кристи. Дважды. Так что могу быть очень даже полезна. 19 Люси оставляет спящим детям на прикроватной тумбочке записку. Конечно же, она предназначена для Марко. В ней говорится: «Пошла забирать паспорта. Вернусь через пару часов. Дай своей сестре что-нибудь поесть. Собака у Джузеппе». Она выходит из дома в восемь часов утра и идет длинным путем через весь город к железнодорожному вокзалу Ниццы. Там она останавливается и какое-то время сидит на скамейке, подставив лицо ласковому утреннему солнцу. В восемь сорок пять она садится в поезд до Антиба. В пару минут десятого она уже стоит перед домом Майкла. На какашке Фитца со вчерашнего утра сидит металлическое покрывало навозных мух. Люси злорадно улыбается. Затем медленно-медленно, ощущая в желудке жгучую желчь, звонит в дверной звонок. Ей отвечает горничная. Узнав Люси, она улыбается и говорит: — Доброе утро! Вы жена Майкла! Бывшая! Мать его сына. Я не знала раньше, что у Майкла есть сын! — Она прижимает руку к груди, лучась искренней радостью. — Такой красивый мальчик. Заходите, прошу вас. В доме тихо. — Майкл сейчас дома? — спрашивает Люси. — Да, да, он дома. Он принимает душ. Подождите его на террасе. Хорошо? Джой ведет ее на террасу и просит там посидеть, настаивая, что принесет ей кофе с миндальным печеньем, даже когда Люси говорит, что обойдется стаканом воды. Майкл не заслуживает такой женщины, думает Люси. Майкл ничего не заслуживает. Она засовывает руку в сумочку и достает свой старый паспорт и крошечный бумажник с фотографиями Стеллы и Марко, засунутыми внутрь. Она пьет кофе, но отставляет миндальное печенье, которое не любит. Яркая птичка-щурка сидит на дереве, разглядывая сад, и выискивает себе перекус. Люси крошит печенье и бросает крошки на пол. Но птичка не замечает угощения и улетает. Живот Люси начинает урчать. Уже половина десятого. Наконец появляется Майкл, в белоснежно-белой футболке и зеленых шортах. Его поредевшие волосы все еще мокры после душа, сам он босиком.