— А как же дети? — спросила моя мама. — Захотят ли они жить там? Особенно спать на двуспальной кровати. Ведь Фин уже взрослеет… — Боже, это ведь лишь на короткое время. Просто пока мы не найдем что-нибудь постоянное. Я посмотрел вверх. Это был тот самый момент, когда план обычно разваливался. Момент, когда становилось ясно, что на самом деле это был дурацкий план и Салли стоически произносила: «Но ведь это не навсегда», а моя мать говорила, «Это курам на смех, у нас здесь так много места. Не понимаю, куда вы так спешите». Язык тела Салли тотчас смягчался, она улыбалась, касалась руки моей матери и говорила: «Не хочу злоупотреблять вашим гостеприимством». И моя красивая мама говорила с ее восхитительным немецким акцентом: «Чепуха, Салли. Пустяки. Не торопитесь. Что-то наверняка появится. Что-то идеальное». Так было и в тот день, в конце сентября. План переезда в плавучий дом был рассмотрен и отметен за рекордные восемь минут. Должен сказать, что присутствие Томсенов разрывало меня на части. С одной стороны, они загромождали мой дом. Не вещами как таковыми, а самими собой — своими телами, звуками, запахами, своей инаковостью. А вот моя сестра и Клеменси стали, как говорится, не разлей вода. Они скакали по дому с утра до вечера, увлеченные странными играми, смысл которых, казалось, заключался в том, чтобы произвести как можно больше шума. Мало того, Берди учила их обеих играть на скрипке, что было сущей пыткой. И, разумеется, сам Дэвид Томсен, чье харизматическое присутствие, казалось, пронизывало каждый уголок нашего дома. Помимо спальни наверху, он также неким образом завладел нашей гостиной, в которой находился бар моего отца, превратив ее в своего рода тренажерный зал. Однажды я наблюдал за ним сквозь щель в двери, когда он, опираясь лишь на кончики пальцев, пытался оторвать свое тело от пола. А на другом конце всего этого был Фин. Фин, который отказывался даже смотреть на меня, не говоря уже о том, чтобы говорить со мной. Фин, который вел себя так, будто меня просто не существовало. И чем дольше он делал вид, будто в упор не замечает меня, тем сильнее мне казалось, что я не выдержу этого и умру. И вот, наконец, в тот день это случилось. После того как было решено, что Салли и Дэвид останутся, я вышел из кухни и чуть не налетел на Фина, шагавшего мне навстречу. На нем была выцветшая толстовка с какой-то надписью и джинсы с порванными коленками. Увидев меня, он остановился и впервые встретился со мной взглядом. У меня перехватило дыхание. Я копался в своих запутанных мыслях, силясь что-то сказать, но так ничего и не придумал. Я шагнул влево; он шагнул вправо. Я сказал «извини» и шагнул вправо. Я думал, что он молча пройдет дальше, как вдруг он произнес: — Ты ведь знаешь, что мы здесь насовсем, не так ли? — Не понял? — Не слушай того, что мои родители говорят о переезде. Мы никуда не собираемся. Знаешь, — продолжил он, — в том доме в Бретани мы застряли на целых два года. Хотя просто приехали туда в отпуск. Он замолчал и выгнул бровь. Он явно ждал моего ответа, но я утратил дар речи. Я еще никогда не стоял так близко к столь прекрасному созданию. Его дыхание пахло мятой. Он смотрел на меня, и я увидел, как по его лицу промелькнуло разочарование или даже не разочарование, а скорее досада, как будто я просто подтвердил то, что он уже подозревал: что я был скучным и тупым и не заслуживал его внимания. — Почему у вас нет своего дома? — наконец спросил я. Он пожал плечами. — Потому что мой папаша слишком скуп, чтобы платить за него. — И у вас никогда не было своего дома? — Был. Однажды. Но он продал его, чтобы мы могли отправиться путешествовать. — А как же школа? — Какая школа? — Когда ты ходишь в школу? — Я не был в школе с шести лет. Меня учит мать. — Ничего себе, — сказал я. — А как же друзья? Он косо посмотрел на меня. — Разве тебе не скучно без друзей? Он прищурился. — Нет, — честно ответил он. — Даже нисколько. У него был такой вид, словно он собрался уйти. Я не хотел, чтобы он ушел. Я хотел и дальше ощущать его мятное дыхание и узнать о нем больше. Мой взгляд упал на книгу в его руке. — Что ты читаешь? — спросил я. Он опустил взгляд и перевернул книгу заголовком вверх. Это был «Игрок в кости» Люка Рейнхарта, роман, о котором я в то время не слышал, но который прочел впоследствии не менее тридцати раз. — Хорошая книга? — Все книги хорошие, — ответил он. — Неправда, я прочитал несколько очень плохих книг, — заявил я, имея в виду в первую очередь книжку «Энн из Зеленых Крыш», которую нас заставили прочесть в прошлом учебном году. Скажу честно, такой дурацкой, раздражающей книжки я до этого ни разу не читал. — Это не были плохие книги, — терпеливо возразил Фин. — Это были книги, которые тебе не понравились. Что не одно и то же. Единственные плохие книги — это книги, которые написаны так плохо, что их никто не опубликует. Любая опубликованная книга станет для кого-то «хорошей книгой». Я кивнул. Его логика была безупречной, и мне было нечего возразить. — Я почти закончил ее, — сказал он, глядя на книгу в руке. — Могу тебе одолжить, если захочешь. Я снова кивнул. — Хорошо. Спасибо. С этими словами он ушел. Я же остался стоять на месте, мои виски пульсировали, ладони были влажными от пота, а мое сердце наполнилось чем-то новым и необыкновенным. 18 Видя, что Либби подходит к нему, Миллер Роу встает. Она узнает его по его фотографии в интернете, хотя с тех пор он отпустил бороду и набрал вес. Он почти доел свой сэндвич, и у него на бороде повисла капелька желтого соуса. Прежде чем пожать Либби руку, он вытирает пальцы салфеткой и говорит: — Либби, рад познакомиться с вами. Очень рад! — У него лондонский акцент и темно-синие глаза. Его рука, сжимающая ее пальцы, огромна. — Прошу вас, садитесь. Что вам заказать? Сэндвичи здесь потрясающие. Она смотрит на его сэндвич, напоминающий обломки автокатастрофы. — Спасибо, я только что позавтракала. — Кофе, чай? — Капучино было бы неплохо. Спасибо. Миллер идет к стойке модного кафе на Вест-Энд-лейн, где он предложил им встретиться, что как раз посередине между Сент-Олбансом и Саут-Норвудом. Либби разглядывает его. На нем низко сидящие джинсы, выцветшая футболка, зеленый хлопчатобумажный пиджак и туристские ботинки. У него выпирающее пузцо и огромная голова с копной темно-каштановых волос. Его внешность немного ошеломляет, он похож на медведя, хотя и довольно милого. Он приносит ей капучино и ставит перед ней чашку. — Я так благодарен вам за то, что вы согласись встретиться со мной. Надеюсь, вы благополучно добрались? — Он отодвигает свой недоеденный сэндвич в сторону, как будто не собирается его доедать. — Без проблем, — говорит она, — пятнадцать минут езды. — Из Сент-Олбанса, верно? — Да. — Хорошее место этот Сент-Олбанс. — Да, — соглашается она. — Мне нравится. — Итак, — говорит он, выдержав короткую паузу и многозначительно глядя на нее, — вы — тот самый ребенок. Она нервно улыбается. — Похоже, что да. — И вы унаследовали этот дом? — Верно. — Ух ты! — говорит он. — Переломный момент в вашей жизни. — Абсолютно, — соглашается она. — Вы видели его? — Дом? — Да. — Да, пару раз.