— Как ты себя чувствуешь? — взволнованно спрашивает она. — Уже лучше? Тебя врачи отпустили? — Ты знаешь? — я до последнего думал, что она не знала о том, что я оказался в больнице. — Когда тебя нашли, там, под мостом, и ты ненадолго пришел в сознание, в бреду ты продиктовал мой номер. Мне позвонили первой. — Ты? — я ничего этого не помню. — Ты была у меня? В больнице? Молча кивает. — Я рассказала Дженабу. — Дженабу?! — моей выдержки не хватает надолго. — Ты теперь так его называешь? Ты спишь с ним? Понимаю, что только все порчу, но не могу контролировать себя. Это выше моих сил. — Отпусти меня! — тут же отталкивает меня Лисенок. — Зачем это все?! — резко дергаю ее и опять прижимаю к стене. — Ты же не расчетливая сука. Зачем тебе этот брак? Ты же не любишь его! — А что такое «любовь»? Вы с Антоном оба говорили о какой-то своей, понятной только вам, любви. А что видела я? Опускает голову и начинает дрожать. — Моя жизнь потеряна. Твой отец — лучший вариант для меня. Он не говорит о любви. Но ведет себя так, что мне она больше и не нужна. Я не верю, Арман. Больше не верю. Поднимает взгляд и я вижу первую слезу, скатывающуюся по левой щеке. Беру ее за предплечья. Крепко сжимаю. — Все всё знают, — продолжает она. — Все. Только Дженаб смог заткнуть рты всем. Всхлипывает. Закрывает глаза. И дорожки слез бегут уже по обеим щекам. — Ты хотел сломать меня? Так ты говорил Антону? У тебя получилось, Арман. Моя жизнь сломана. Я сломана. Твой отец защитил мою честь. Среди вас всех он самый честный. — Ты не знаешь, — пытаюсь объяснить ей. Но она мотает головой и закрывает уши. — Не хочу. Больше не хочу. Ни слышать. Ни знать. Пусти, Арман. — Лисенок, — обнимаю ее, прижимая голову к своему плечу, — я лишь хотел, чтобы ты была со мной. Хотел быть с тобой. И чтобы ты хотела этого. Но ты… — Нет, Арман, пусти. — Нет, — твердо произношу я. Удерживаю ее, выбивающуюся из моих объятий. — Ты моя, — шепчу ей на ухо. Губами собираю слезы и опять касаюсь ее губ. Тону в ее поцелуе. Забрать ее. Увезти. Спрятать. И никому не отдавать. — Отпусти ее! — раздается эхом в длинном коридоре голос отца. Отрываюсь от Лисенка и поворачиваюсь на крик. Отец стоит в конце коридора, засунув руки в карманы. Потом силуэт дергается и уже быстрыми шагами идет к нам. 63. Арман — Елизавета, иди к машине, — командует отец, подойдя к нам совсем близко и беря ее за руку. Лисенок убирает мои руки и не смотрит мне в глаза. Всхлипывает и убегает от нас, прикрыв рот рукой. — Знаешь что, сын, — начинает отец, когда мы остаемся с ним одни в полутемном коридоре, — жизнь здесь окончательно испортила тебя. Я думал, ты не посмеешь прикоснуться к жене отца. — Она не станет твоей женой! — прикосновение к ней как будто дало мне новые силы. — Замолчи! Не перебивай отца! Он отступает на шаг, потирает лоб и говорит, четко произнося каждое слово. Не глядя мне в глаза: — Я позвоню секретарю, чтобы он заказал тебе билеты. На ближайшее время. Как только врачи дадут добро, ты вылетаешь в Оман. К Шейназ. Я сам с врачами переговорю. Это первое. Поднимает на меня взгляд. — Машину твою я забираю. Поездишь с водителем. Или на метро. Я подарил — я и заберу. Это второе. И последнее — я принял решение. Выдерживает паузу. В течение которой мы не отводим взгляда друг от друга. — До нашего отъезда Елизавета займет место генерального в компании, — наконец, произносит отец. Вот этому я удивляюсь больше всего. Он, по-видимому, легко читает мое удивление на лице. — Да, — улыбается уголком губ, — ни ты, ни Антон не достойны этой должности. Из Омана ты уже не вернешься. Там останешься. В местном офисе. Здесь ты перестал быть человеком. Мне стыдно за сына. Морщится. — Пусть Елизавета почувствует себя главным в компании. А вы с Антоном побудете у нее в подчинении. Хотя бы ненадолго. Смотрит на меня исподлобья: — Но предупреждаю, Арман. Один твой опрометчивый поступок — и я откажусь от тебя. Лишу наследства. Пойдешь чистить канализации в Омане. Я лишу тебя всех титулов. Опущу на дно. Тебе не даст даже попрошайка с улицы. И на дорогие машины ты будешь смотреть из колодца канализации. Обещаю. Я сделаю это. Если только мне станет известно. Обещаю. — Отец, ты серьезно? — и это, скорее, относится не к его обещанию, потому что в его исполнении я почему-то даже не сомневаюсь. — Ты женишься на Лизе? — Для тебя она теперь — Елизавета. Впрочем. После нашей свадьбы вы больше не увидитесь. А на работе ты будешь называть ее по имени отчеству. Понял? Молчу в ответ. — Да, — продолжает он, — я женюсь на ней. Почему нет? Ты разве не наигрался? Усмехается и это становится последней каплей. Я делаю шаг к нему и хватаю его за лацканы пиджака. Вцепляюсь в него. Отец не пытается вырваться. Лишь усмехается. — Ты спишь с ней?! — наконец, задаю вопрос, который волнует меня больше всего. Отгоняю от себя мысли, что, если он скажет «да», то это будет все. Все. Конец. И для моих отношений с отцом. И для отношений с Лисенком. Она уже не будет моей. Только моей. Внимательно смотрю на отца. В ожидании ответа. Какой бы он ни был, он мне нужен. — Это не твое дело, — цедит он сквозь зубы. И я в отчаянии ослабляя схватку. Я ведь не смогу заставить его сказать правду, если он сам этого не захочет. — Не твое дело, — повторяет он, убирая мои руки и поправляя пиджак. — Но я скажу тебе. Замираю. — Ты, живя здесь, забыл законы своей страны. Я напомню их тебе. Я не сплю со своими будущими женами до оглашения в мечети. Я не могу скрыть своей радости и громко выдыхаю. Как будто с сердца сняли оковы. В груди стало свободнее. У нее никого не было. — Ничего, — возвращает меня в реальность отец, — скоро ты вернешься на Родину и вспомнишь традиции предков. Смотрит на часы.