Однако Коксу было уже наплевать. У него перехватило дыхание, и его гнев начал испаряться, по мере того как сердце все сильнее колотилось о грудную клетку, а кожа становилась влажной и липкой. Он развернулся и медленно двинулся к дому. Закрывая входную дверь, он увидел, как перед домом остановилась машина, из которой вышли мужчина и женщина. Женщина держала диктофон, а мужчина видеокамеру. Льюи принял душ и предложил Айзенменгеру чашку чая. Они устроились в маленьком кабинетике на драных стульях из секонд-хенда и принялись болтать о всякой ерунде, поедая шоколадное печенье; они начали с самых общих тем — Льюи интересовало, где Айзенменгер работал раньше, — а затем разговор неизбежно перешел на его новых коллег. — Ну и что вы о них думаете? Айзенменгеру не раз приходилось встречаться с ассистентами при моргах, и он знал, что они собирают сплетни для того, чтобы в дальнейшем пользоваться ими как разменной монетой. Поскольку их обязанности неизбежно обрекали их на одиночество и способствовали отчуждению от остального больничного персонала, они пользовались этой разменной монетой, чтобы пробить себе дорогу в общество. Однако Айзенменгера было не так-то просто купить. — Забавная компания, — ответил он с понимающей улыбкой. — Еще бы. — Они вам сильно надоедают? Льюи задумался. — Только профессор. Постоянно критикует меня за отсутствие порядка и всякое такое, но я не обращаю на него внимания. — Льюи явно относился к числу людей, которых не могут встревожить какие-то профессорские замечания. — Хотя на самом деле он редко сюда спускается. Только в дни экзаменов. Речь шла о практических экзаменах для кандидатов на поступление в Королевскую коллегию патологоанатомов. — А кто является вашим непосредственным начальником? — Доктор фон Герке. Айзенменгер откусил кусочек печенья. — Ну, наверное, с ней у вас нет проблем. Льюи уловил заговорщический тон и кивнул: — Нет. Она лапочка. В этом разговоре было что-то убаюкивающее. Айзенменгер пил чай, а Льюи не сводил глаз с перевернутой крышки черепа, в которой держал свои заметки. — Даже более того для некоторых, как я слышал, — помолчав, добавил он. Айзенменгеру никогда не удалось бы намеренно разговорить Льюи, но он инстинктивно сумел подготовить для этого почву. — Неужто? — осведомился он, пытаясь с помощью интонации скрыть похотливый интерес. — Да. А вы что, не слышали? Об этом все знают. Но Айзенменгер, судя по всему, был или слишком глуп, или слишком глух. — У нее что-то было с доктором Людвигом, — пояснил Льюи. Айзенменгер нахмурился и с невинным видом осведомился: — Но он ведь женат, разве нет? Льюи широко ухмыльнулся и прикрыл глаза. — Ну да. На богатой. Его тесть, Джордж Крабб, занимается недвижимостью. — Ну надо же, — восхищенно прошептал Айзенменгер. Льюи вздохнул, и на его лице появилось рассеянное выражение. — Поневоле задумаешься. Как можно с ней трахаться? Да она убить может своей грудью, если будет сверху. — Айзенменгер вынужден был признать, что картина оказалась достаточно захватывающей. — Трудно себе представить, что он видит в этом старом цеппелине, если не считать грудей размером с молочного поросенка, — продолжил Льюи. — Впрочем, он и сам не лучше. То есть я хочу сказать, что редко встретишь такого урода. — «Цеппелине»? Льюи окончательно расслабился. — Это ее прозвище. Фон Цеппелин. — И он сделал руками жест, изображая огромную грудь. — А-а, понятно. — Айзенменгер на мгновение задумался. — А как это стало известно? Их что, застукали? — Да, пару раз видели, как они целовались. А однажды я застал их прямо здесь. В раздевалке. Они как раз выходили оттуда. Уховертка заявил, что там был паук, которого она просила поймать. Но, думаю, он там оказывал ей другие услуги. Айзенменгер догадался, что Уховерткой Льюи называл Людвига. — И их связь продолжается до сих пор? Льюи пожал плечами: — Насколько мне известно, да. — И все об этом знают? — Сотрудники отделения знают. — А миссис Людвиг нет. Льюи снова пожал плечами: — Было бы неплохо, если бы она узнала. Он отвратительный тип. Двух слов со мной не скажет. Всегда брюзжит и наезжает на младший медицинский персонал. Так что я очень рад, что сегодня вы вместо него. Чем меньше его видишь, тем лучше. Айзенменгер тоже не испытывал особой любви к Людвигу, но и соглашаться с Льюи считал не слишком правильным, поэтому просто сменил тему: — А что насчет других? Что вы знаете о докторе Шахине? Вы с ним ладите? Льюи допил чай, но не спешил возвращаться к работе. Айзенменгер понимал, что и он мог бы заняться более продуктивной деятельностью, но любопытство было одним из его пороков. — Когда он только пришел, он был страшно высокомерным типом, — чистосердечно признался Льюи. — Но стоит сойтись с ним поближе, и он становится дружелюбным. — Льюи помолчал и добавил: — Для араба он вполне нормальный. Айзенменгер пропустил мимо ушей эту расистскую выходку, хотя либеральная и свободолюбивая часть его души бунтовала. — Мне это только кажется или у него действительно напряженные отношения с доктором Людвигом? — Он чертов расист, — без тени иронии ответил Льюи. — Он считает, что Шахин годится лишь для того, чтобы работать погонщиком верблюдов. Проигнорировав вспышку лицемерия, которой сопровождалось последнее высказывание, Айзенменгер попытался спокойно переварить эти сведения. Они полностью соответствовали тому, что он и сам уже успел заметить. Льюи, однако, не унимался. — Я сам слышал, как он говорил здесь ординаторам самые мерзкие вещи о Шахе. — У Льюи, судя по всему, были прозвища для всех, и это заставило Айзенменгера задуматься, какую же кличку санитар даст ему. — Что он ни к черту не годится, что получил эту должность только благодаря своему положению и всякое такое. — А какое у него положение? На лице Льюи снова отразилось удовольствие от того, что он знает вещи, неведомые Айзенменгеру, и он склонился ближе. — Это зависит от того, что вам больше нравится. — После чего он, как был вынужден признать Айзенменгер, выдержал мастерскую паузу. — Во-первых, я слышал, как Уховертка рассказывал Цеппелину, что его отец — судовладелец-миллионер. И судов у него больше, чем у всего Королевского флота. Как бы там ни было, папочка заплатил Пиринджеру за его исследовательскую работу, которая как-то связана с его заболеванием. Поэтому когда папенькин сынок явился и попросил Пиринджера об устройстве на работу, тот сказал: «Конечно. Никаких проблем». Хотите что-нибудь еще? — А что, вы знаете и другие версии? Льюи расширил глаза и выдохнул сквозь сжатые губы. — Пожалуй. — Он понизил голос, чтобы его не могли уловить многочисленные прослушивающие устройства. — Милрой довольно недвусмысленно намекал на то, что у Шаха роман с профессором. Айзенменгер не сразу понял, о чем идет речь. — Они гомосексуалисты? Льюи, подтверждая это, расплылся в широкой улыбке. — И вам это рассказал Милрой? — Со всеми подробностями. Он та еще язва. Терпеть их не может. Айзенменгер встал и подошел к раковине, чтобы вымыть свою чашку. — Ну, похоже, Уилсон ни к кому не испытывает симпатии, — заметил он. Льюи протянул руку за очередным печеньем.