— На трупе имеется лишь один разрез, используемый обычно для изъятия внутренних органов, но поскольку он зашит, я не могу ничего утверждать с уверенностью. — С какой еще целью человек стал бы делать такой разрез? — Я патологоанатом, а не психиатр. Я говорю только о том, что, пока я снова не вскрою тело, я не смогу утверждать, что внутренних органов в нем нет. Лицо Гомера отразило отчаяние, сосредоточенное в области его губ, которые надулись, как у младенца. — Но по крайней мере вы можете утверждать, что его мозг изъят? Он там, за алтарем, так что, надеюсь, вы в состоянии сделать вывод, что в черепе его нет. Ответ Блументаля прозвучал настолько простодушно, что трудно было определить, шутит он или говорит серьезно: — В затылочной области действительно имеется разрез с наложенными на него швами, и, насколько я могу судить, крышка черепа была отделена, однако в настоящий момент, старший инспектор, я не могу разделить с вами вашу уверенность. — Что? — Жалобность тона не смогла одержать верх над скептическим отношением к авторитетам. — Ведь нетрудно допустить, что этот мозг не имеет никакого отношения к нашему телу. Возможно, где-нибудь поблизости находится еще один разъятый труп. Пока мы не воспользовались чудесами современной идентификации ДНК, мы только гипотетически можем утверждать, что этот орган находился в этом черепе. Блументаль расплылся в благостной улыбке, а Гомер от изумления раскрыл рот. По прошествии нескольких секунд этого кататонического состояния Гомер справился с выражением своего лица и резко отвернулся, готовясь разразиться еще ругательной тирадой. — Не знаю, как вам, сэр, но лично мне кажется, что доктор Блументаль сошел с ума, — сочувственно прошептал ему на ухо Райт. — Нет, Райт, он не сошел с ума, — он всегда был сумасшедшим, — излишне громко ответил Гомер. — Ты же видишь, чем он зарабатывает себе на жизнь. Патологоанатомы, они все больны на голову. Гомер не увидел, как улыбка Блументаля стала еще шире, превратившись в ухмылку, и как он слегка кивнул, подтверждая его предположение. — У нас есть что-нибудь, позволяющее установить его личность? — осведомился он у Райта. Райт уткнулся в свою верную записную книжку: — В левом кармане брюк проездной билет на имя Патрика Уилмса. И впервые за этот вечер на лице Гомера забрезжил проблеск надежды. — Уилмс? Это имя что-нибудь говорит нам? Райт нахмурился, но решил не выдавать своего неведения. Гомер в предвкушении успеха глубоко задумался. — Уилмс! — внезапно вскричал он. — Так ведь это же их сосед! — Что? — Патрик Уилмс — сосед Пендредов. Редкостный сквалыга, но, следует отдать ему должное, он всегда утверждал, что Пендреды — убийцы. — Сержант поспешно заносил все это в свою записную книжку. — Срочно отправляйтесь в дом к Уилмсу, — добавил Гомер. — Если никто не ответит, взламывайте дверь. — Вы уверены, что это разумно, сэр? — Выполняйте, Райт. Вы всегда сможете сослаться на то, что вас тревожит его безопасность. — Да, сэр, — ответил Райт с таким страдальческим видом, словно у него был чирей на заднице. — Кто обнаружил тело? — Да тут одна парочка, сэр. Райт ошибочно счел, что это вполне разумный ответ, — он забыл, что перед ним находится человек, считающий, что над ним нависла смертельная опасность, а потому не склонный к умиротворению. — Парочка? Какая парочка? Парочка собак? Пришельцев? Педофилов? — Да нет, один парень со своей подружкой, сэр. — В следующий раз так и говори. Как их зовут? — Дэйн Стерж и Мелани Дэй. — Где они сейчас? — В машине. И Гомер, не говоря больше ни слова, оставил Райта и отправился к свидетелям; Райт молча проводил его взглядом, но широкая улыбка Блументаля отравила ему даже эту последнюю радость. Занятие любовью по-прежнему таило для него открытия. Чувство новизны пронизало его, когда они уже лежали накрывшись простыней и она вдруг начала его целовать — именно в этот момент он подумал о том, как ему повезло. Он чувствовал себя утомленным и тем не менее с готовностью откликнулся, сначала покрыв поцелуями ее плечи, а затем начав спускаться ниже, не переставая восхищаться гладкостью и ухоженностью ее тела и радуясь тому, как она реагирует на его прикосновения. Она лежала откинувшись назад, а он обнимал ладонью ее левую грудь, сжимая сосок указательным и средним пальцами. Он не заметил, в какой именно момент она отстранилась, приглашая его руку дальше; он медленно скользнул вниз, погружаясь в благоуханное тепло ее тела, а затем она раздвинула ноги и для него распахнулся целый мир. Небольшая степень их знакомства все еще порождала моменты некоторой неловкости, когда предшествовавший опыт мешал взаимопониманию, но, казалось, в эту ночь они ощущали друг друга как никогда. Они как будто совершали вместе какой-то танец — их телодвижения дополняли друг друга, вызывая естественные реакции и отклики; она целиком растворялась в его движениях, а потом брала на себя роль лидера, испытывая при этом такое удовольствие, которого он никогда прежде в ней не замечал. И вот, после того как они оба насытились друг другом, познав и овладев всем, чем только было можно, она попросила его откинуться назад, а сама встала на колени, так что ее силуэт стал полуразличим на фоне оранжевого света уличного фонаря, просвечивавшего сквозь занавески на окнах. Елена, выпрямив спину, начала медленно и сладострастно двигаться из стороны в сторону. Ее легкое дыхание становилось все чаще, а вместе с ним увеличивалась и скорость ее плавных движений. Он обхватил ее бедра, пытаясь скоординировать их движения, но она становилась все более необузданной, рот ее приоткрылся, тело изогнулось. Он провел пальцами левой руки между ее ног, и при первом же прикосновении она резко увеличила скорость своих телодвижений, и он с головокружительным восторгом ощутил, как начинает терять самообладание. В течение нескольких секунд, показавшихся ему минутами, она продолжала неистовствовать, а он пытался сдержать ее, не убирая при этом своей руки из ее промежности, потом она внезапно замерла, и ее тело изогнулось, как плакучая ива. Он тоже был уже на грани и, перехватив инициативу, принялся двигать бедрами, пока не достиг оргазма — именно в этот момент он приподнялся и обеими руками обхватил ее груди. Он оставался в ней столько, сколько мог, наслаждаясь прикосновением ее груди и не сознавая, что она уже вернулась в настоящее, которое отступило на время, пока они занимались любовью. Даже после того, как он окончательно расслабился, а она легла рядом, он так и не понял, что что-то произошло. Он лежал на спине, ощущая полное удовлетворение и полагая, что она испытывает то же самое, и то, что она отвернулась от него и легла на бок, не вызвало у него никаких подозрений. Гомер открыл дверцу полицейской машины и залез внутрь, не говоря ни слова пассажирам, сидевшим сзади. — Так, вы двое, — обернувшись, произнес он. — Как вас зовут? Гомер видел, что свидетели замерзли и находятся в состоянии шока, но ему было глубоко наплевать на это, так как его собственная голова держалась на волоске. Девица пыталась сдержать слезы, но у нее это плохо получалось. Когда Дэйн назвал свое имя, причем Гомеру почудилось, будто он произнес его таким тоном, словно ему уже не впервые доводилось это делать, она разразилась еще более безутешными рыданиями, так что Дэйну пришлось называть и ее имя. — Как вы оказались в часовне? — Мы прятались там от дождя. — Понятно, — вздохнул Гомер с театральным видом и, выдержав паузу, устремил на них пристальный взгляд. — Ну так что? Наркотики? — Да нет! — тут же отреагировал Дэйн. И даже Мелани решительно затрясла головой. — Я не сказал бы, что эта часовня расположена в очень оживленном месте. А потому скажите-ка мне, что вы делали на кладбище? Однако Дэйн решил удостовериться в том, что вопрос о наркотиках исчерпан: — Я не принимаю наркотики и не имею к ним никакого отношения. — Так почему же вы оказались в часовне? Их колебания объяснили Гомеру все. — Трахались, — устало констатировал он с видом изможденного родителя. Дэйн выдавил из себя улыбку, в которой соединились робость и наглость, а Мелани снова начала всхлипывать. — И как вы обнаружили труп? — Мы его заметили, — ответил Дэйн. Однако этот безыскусный ответ не произвел на Гомера никакого впечатления. — Заметили? Что это значит? Дэйн пожал плечами и произнес фразу, которая красноречиво свидетельствовала о том, что он что-то скрывает: — Мы просто заглянули за алтарь и увидели его. Терпение Гомера было на исходе. — Боже милостивый, да ведь он валялся на полу среди целой горы черепков. А это означает, что вначале он находился в урне, стоявшей на алтаре. Это значит, что урну кто-то опрокинул. А у нас есть только убийца, запихавший его в урну, и вы. И не пытайтесь подсунуть мне кого-то еще. — Его интонация стала просительной. — Вы опрокинули урну и только тогда обнаружили находившийся в ней мозг? Дэйн уже собирался опровергнуть это предположение, как Мелани, внезапно осознавшая его логичность, ответила: — Да. — Хорошо, — улыбаясь, проворковал Гомер и, словно вознаграждая их за честность, добавил: — Я не стану спрашивать, чем надо было заниматься для того, чтобы опрокинуть урну. Мелани поспешно опустила глаза, но их взгляд был вполне красноречив. — Дверь в часовню была открыта, — внезапно выпалил Дэйн.