– Сними куртку. Переложив мой мобильный в карман джинсов, он и сам снял пальто, оставшись в одной рубашке. Открыв машину, кинул пальто на заднее сиденье и выжидательно посмотрел на меня. Я зябко стукнул зубами. – Минус десять же… – Холодно не будет, – заверил он. Мне все это капец как не нравилось, но Лев смотрел строго и нетерпеливо, так что я подчинился. Аккуратно прислонив биту к машине, я снял куртку и протянул ее Льву, а сам остался в бело-голубой клетчатой рубашке, под которую тут же пробрался пронизывающий холод. Сжавшись, я спрятал руки в рукава и вопросительно посмотрел на Льва. Тот, закрыв нашу верхнюю одежду в машине, обошел меня и кинул через плечо: – Пошли. Я не успел спросить куда, так быстро он удалялся от машины. Я растерянно посмотрел ему вслед, потом на биту, потом опять на папу и, почувствовав себя обреченно, взял биту за рукоятку и поплелся за Львом. Когда мы миновали дом Артура, мне стало легче, на миг даже захотелось поверить, что все это действительно связано с игрой в бейсбол. Мы обогнули дом, остановились сбоку – с той стороны, где не было окон, только висели через всю стену вереницы наружных блоков кондиционеров. Сюда почти не попадал свет от дворовых фонарей, и я почувствовал себя неуютно, как в безлюдном переулке. Хотя так, наверное, и было. Лев сказал мне: «Стой здесь», а сам ушел обратно, к подъезду. Я оперся полукруглым концом биты на снег и, облокотившись на рукоятку, шумно задышал. Мне стало по-настоящему страшно: не так, как когда медленно и липко подступает беспричинная тревога, а вообще иначе – до едкой тошноты, подкатывающей к горлу, до остановки сердца. Лев не соврал: мне было жарко, очень жарко. Я услышал, как загудел домофон – звук открывающейся подъездной двери. Потом послышались голоса, я не мог разобрать слов, но один из них принадлежал Льву – вслушиваясь в интонации, я не находил в них ничего враждебного или агрессивного. Казалось, они вели обыкновенную беседу. В сотый раз в голове возникла обнадеживающая мысль: может, я все-таки что-то не так понял? Голоса, как и шаги, стали ближе, и я увидел их – отдаляясь от подъезда прогулочным шагом, они сворачивали в мой угол. Артур выглядел утонченно: в кожаной куртке на меху, в тонких кожаных перчатках, в туфлях с заостренными носами. Раньше я не замечал, но теперь, на контрасте со Львом, я вдруг понял, какой он тонкий, будто собранный из спичек. «Ему с ним не справиться, – со странным сочувствием подумал я. – Можно даже не пытаться». Когда они шагнули в темноту переулка, Артур резко вскинул голову, видимо, удивившись выбранному маршруту. От этого движения, сам не знаю почему, я подобрался и, крепко сжав биту, поднял ее в руках. Все случилось в одно мгновение: удивление Артура, моя вскинутая бита и удар Льва: сначала кулаком по лицу, а потом ногой под колени – они подогнулись, и Артур упал, как кукла на шарнирах. Я, вздрогнув, моргнул и чуть не выронил биту. Артур прохрипел что-то вроде: «Какого хрена?» – но Лев наступил ему тяжелым ботинком на грудь, перекрывая дыхание и способность к членораздельной речи. Я видел, как по лицу Артура, из носа и рта, скатываются черные капли и падают в снег. Чуть наклонившись к нему, Лев спокойно сказал: – Как друг советую: не сопротивляйся. Артур просипел в ответ: – Ты больной? Я полицию вызову. Ну или что-то такое он сказал, было малопонятно. – Попробуй, – ответил Лев. – Я буду рад компании. Мы с ними вместе послушаем запись, на которой ты насилуешь моего сына. Откашлявшись от крови, Артур поморщился: – Че за бред? Лев вытащил из кармана мой мобильный, включил эту злосчастную запись и, проведя пальцем по экрану (думаю, он отмотал подальше, ближе к середине), поднес прямо к уху Артура. Звук стоял на максимуме, и я опять как будто оказался в том дне: услышал его шумное дыхание, похотливые комментарии, глубже, аккуратней, убери зубы, мой сдавленный кашель, переходящий в изматывающую рвоту… Я выронил биту, метнулся назад, к деревьям, тошнота судорогой прошлась по моему телу, и весь больничный ужин оказался на оголенных ветках. Я постоял секунду-другую, опершись о ствол: меня мелко трясло, губы дрожали, ноги подкашивались от слабости. Я услышал в отдалении голос Льва: – Сука. Какой же ты все-таки урод. Я сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь убедиться, что меня больше не вырвет, и обнаружил, что вместе с тошнотой исчез страх. Он сменился холодным, расчетливым спокойствием и неожиданной ясностью. Оттолкнувшись от дерева, я зашагал обратно. – Ты в норме? – с сочувствием спросил Лев. Я кивнул, поднимая биту с земли. – Нормально. Лев, медленно убрав ботинок с груди Артура, приказал ему: – Вставай на колени. – Ага, щас… В следующую секунду Лев с силой пнул его, врезаясь тяжелой рифленой подошвой прямо под ребра, – папа явно стал злее и резче в движениях, он ведь тоже впервые услышал ту запись. – Я сказал: вставай на колени. Артур съежился, схватившись за бок, и Лев дернул его за воротник куртки, как кота за шкирку, вынуждая подчиниться. – Подойди ближе, – это он уже ко мне обратился. Я стоял примерно в трех метрах от них, с битой наперевес. Перехватив папин взгляд, я сделал несколько шагов вперед, сокращая расстояние. – Еще ближе, не бойся. В конце концов я остановился на расстоянии вытянутой руки от Артура. Или на расстоянии длиною в биту. Лев повернулся к Артуру, ровным голосом произнес: – Теперь проси прощения. Артур, не глядя на меня, будто бы попытался встать, чтобы уйти, но Лев опустил его обратно, надавив на плечи, и повторил, чеканя слова: – Проси прощения. – Прости, – просипел Артур под нос, не поворачиваясь ко мне. Лев, упершись коленом ему в позвоночник, вытащил что-то блестящее из-за шиворота Артура (крестик, что ли?) и, натянув двумя руками позолоченную цепочку, с силой надавил ею на горло, вынуждая Артура задрать голову и посмотреть на меня. В полумраке я видел его жутковатое лицо в запекшейся крови и блестящие, болезненные глаза. – Повтори, – приказал он. – Прости, – хрипло выплюнул Артур. Лев с любопытством глянул на меня. – Мики, ты простил? Чувствуя, как приятно разливается в груди радость от лицезрения его униженной беспомощности, я помотал головой. – Нет. Лев цыкнул, снова обращаясь к Артуру: – Блин, не простил. Придется еще раз. Кажется, Лев снова надавил на цепочку, потому что Артур, резко вскинув голову, судорожно повторил: – Прости, прости меня. И опять Лев: – Прощаешь? – Нет. – Я улыбнулся, начиная забавляться этой игрой. Лев несколько театрально посмотрел на часы и обратился к Артуру: – У тебя есть примерно час, чтобы вымолить прощение. – Ты издеваешься? – раздраженно спросил Артур, оборачиваясь на него. Лев фыркнул. – Ну да. – Да пошли вы на хер, – прошипел Артур, сжав губы. – Значит, отказываешься? – уточнил Лев. – Ага.