– Давай так. Я могу пригласить сюда твоих родителей, в этот кабинет. Обоих или кого-то одного, как сам решишь. И ты расскажешь о том, что произошло, здесь, в безопасном пространстве. Я невольно усмехнулся на последних словах, но она сказала: – Нет, правда, мы установим тут такие же правила, как на групповой терапии. Я не разрешу перебивать тебя, не дослушивать, навешивать ярлыки… – Мои родители – геи, – спокойно произнес я – после всего, что тут уже было озвучено, это казалось такой мелочью. Дина Юрьевна и бровью не повела, будто слышит такое каждый день. – Я работаю с родителями и детьми, а не геями, гетеросексуалами или кем-то еще. Мне без разницы. Подумай о том, что я сказала, и дай мне знать, если согласен. На тренинг сегодня можешь не ходить. Выйдя из ее кабинета, я побрел вдоль коридора, покачиваясь как пьяный или как сильно накуренный – неважно. На самом деле эффект был похожий: мне было очень, очень спокойно и ни о чем не хотелось думать. Что вы чувствуете? Часы висели на стене прямо над письменным столом – в прошлый раз они тоже там были, а я и не заметил. Теперь я сидел в том же кресле, сложив руки на груди, нервно тряс ногой и не сводил взгляд с секундной стрелки. Второе кресло, напротив меня, где в прошлый раз была Дина Юрьевна, пустовало. Сама она расположилась на офисном стуле, чуть в стороне, положив ногу на ногу, и тоже следила за часами. – А вы с ним говорили? – с нескрываемой дрожью в голосе спросил я. – Да. – Прям с ним? – Прям с ним. – А его сюда пропустят? В отделение. – Он позвонит, когда подъедет, я его встречу. – Она дотянулась до телефона, лежащего на столе, включила экран блокировки. Но, конечно, пропущенных не было. Я, кусая нижнюю губу, снова перевел взгляд на часы: без двух минут. Договаривались на час. Я не знал, чего боюсь больше: что он придет или – наоборот – что он не придет. От обеих мыслей по ногам прокатывалась такая трясучая дрожь, что мои нервные подергивания можно было заметить со стороны. Вот и Дина Юрьевна вдруг спросила: – Ты его боишься? – Просто волнуюсь. – Расскажешь то же, что и мне. Вчера же получилось. – Вам – это вам. А ему… Это ему. Она хотела что-то еще спросить, но заиграла айфоновская мелодия – та, что стоит по умолчанию, и я, вздрогнув, сжался в комок. Дина Юрьевна тут же ответила, и по ее «Да, да, сейчас выйду» я понял, что пришел отец. Отключив звонок, психолог поднялась с кресла и обернулась на часы – ровно тринадцать ноль-ноль. – Он педантичен, да? – уточнила она, улыбнувшись. – Не то слово… Я остался один – казалось, на целую вечность. Пока никого не было, в голову лезли безумные идеи: может, я еще успею сбежать, спрятаться, улизнуть от этого разговора? Но очень скоро послышались хорошо узнаваемые шаги, перебиваемые стуком каблуков Дины Юрьевны, и я вжался в кресло от осознания неизбежности разговора. Психолог вошла в кабинет первой, Лев шагнул за ней – одетый точно как в тот день, когда встречал нас в аэропорту. От его появления в воздухе едва ощутимо запахло сандалом, а еще стало тяжелее дышать – хотя, может, мне показалось. Дина Юрьевна указала Льву на кресло напротив меня, а сама пододвинула к журнальному столику офисный стул и оказалась как бы между нами, словно она судья на ринге. Лев сел, поприветствовав меня кивком, а я кивнул ему в ответ – выглядело странно, будто мы незнакомцы. Сев прямее, Дина Юрьевна мягко заговорила, сначала обращаясь ко Льву: – Я пригласила вас, потому что вчера у нас с Микитой произошла беседа, подробности которой, как я считаю, вам необходимо знать. Я предложила Миките позвать сюда обоих родителей или кого-то одного, и он выбрал вас. Наверное, это о многом говорит. – Она улыбнулась на последних словах, а Лев напрягся. Потом она перечислила почти те же самые правила, о которых шла речь на тренинге: никому ничего не рассказывать без согласия друг друга (даже другим членам семьи), не использовать услышанную информацию против друг друга (даже в ссорах) и слушать до конца не перебивая. Закончив загибать пальцы, она обвела нас взглядом. – Все принимают эти правила? – Да, – сразу сказал я. – Куда деваться… – вздохнул Лев. Меня задел его усталый, снисходительный тон, и я снова начал сомневаться: стоит ли говорить о случившемся именно с ним? Но было поздно, Дина Юрьевна перевела взгляд на меня и мягко спросила: – Ты готов рассказать? Я, выдохнув, оторвал себя от спинки кресла, сел прямее. Нижняя губа саднила – я сам не заметил, как искусал ее почти до крови. Несколько раз в голове произнес начало своей речи, мысленно отрепетированной сотни раз: «Когда мы были в Канаде, на вашей свадьбе, ко мне подошел Артур…» Я говорил себе: надо просто начать, а дальше слова пойдут сами по себе, как вчера, с Диной Юрьевной. Сжав подлокотники, я выпалил: – Артур меня изнасиловал. «Идиот, идиот, идиот!» – это мои мысли зашипели на меня. Ну конечно, я не так собирался начинать этот разговор! Лихорадочно соображая, как бы исправить ситуацию, я добавил: – Засунул в рот член, хотя я не хотел. Блин, почему я объясняюсь как пятилетний? Лев, явно оторопев от такого поворота, растерянно спросил: – А… Можно по порядку? Дина Юрьевна сочувственно глянула на меня. – Микита, ты можешь рассказать с начала, как вчера? Я захлюпал носом, чудовищно стыдясь того, что происходит, опять вжался в кресло из-за неловкости за эти слезы. Мигая и сглатывая, я начал шепотом повторять: – Я не могу… не могу… не могу… Я свернулся в кресле калачиком, как маленький, и спрятал лицо в колени, в голос заплакав – мне уже было все равно, что это могут услышать остальные ребята, там, в коридоре и палатах. Сквозь собственные всхлипы и судорожные рыдания я разобрал негромкий голос Дины Юрьевны: – Мне кажется, ему нужна ваша поддержка. Со стороны, где сидел Лев, что-то скрипнуло, послышались мягкие шаги по линолеуму, потом как будто задвигали мебель и я почувствовал рядом папино присутствие. – Лучше спросите разрешения, – это снова был голос Дины Юрьевны. А потом – Льва, прямо над моим ухом: – Можно тебя обнять? Я оторвал руки от лица и сразу увидел Льва: он, отодвинув в сторону журнальный столик, присел на корточки перед моим креслом. Я быстро закивал и, не дожидаясь папиных действий, обнял его за шею, прижавшись мокрой щекой к его щеке, но, почувствовав по-странному неприятный укол щетины, тут же отпрянул. Лев растерянно посмотрел на меня, видимо так и не разобравшись, можно обнимать или нет. Я и сам не понял, что случилось. – Можно просто подержать за руку, – подсказала Дина Юрьевна. Лев так и сделал: взял мою руку в свою ладонь и накрыл сверху второй. Это было хорошо. Спокойно. Дина Юрьевна неожиданно спросила: – Лев, что вы чувствуете? Он тоже удивился вопросу. – Не понимаю, что происходит, – ответил он. – А чувствуете что? – Эм… Непонимание? – Он будто искал в ее глазах подсказку.