Лев указал на информационную доску, висевшую на стене коридора: там среди листовок о СПИДе и гепатите В висели выдержки из федерального закона «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании». Я бегло прочитал строчки: «Информированное добровольное согласие на медицинское вмешательство в отношении несовершеннолетнего больного наркоманией в возрасте до шестнадцати лет дает один из родителей». Я хмыкнул, обернувшись на них: – Специально поторопились, пока шестнадцать не исполнилось? – Мики, мы действуем не против тебя, а ради тебя, – произнес Слава, снова увлекая меня за собой. – Да уж конечно. От осознания, что все происходит на самом деле, что они вот-вот сдадут меня в наркологичку, я вдруг почувствовал себя очень спокойным. Или, вернее сказать, апатичным и безвольным, но все негативные эмоции, все мельтешащие мысли куда-то пропали, осталась только одна: «Оказывается, они могут вот так со мной поступить. Вот это да». Мы несколько минут провели возле кабинета заведующего отделением, ожидая, когда нас вызовут. Сели на три металлических кресла, соединенных между собой, и я оказался посерединке, между родителями. Не лучшие ощущения в такой ситуации. Окружающее нас пространство выглядело серо, аскетично сурово: ни рекламы на стенах, ни портрета президента – ничто не позволяло спутать это помещение с чем-то безобидным вроде стоматологии. Если изредка и пестрели какие-то плакаты, то обязательно про СПИД или героин. Отделение называлось «детско-подростковым диспансерным» – так значилось на позолоченной табличке кабинета, рядом с именем врача-нарколога. Я прочитал его раз десять подряд: «Заведующий Новиков Дмитрий Викторович». Когда стало совсем скучно, начал читать его имя задом наперед. – Почему ты отпустил его на вечеринку, где он накачался наркотиками? – вдруг спросил Лев, повернувшись к Славе. – Я должен был запрещать ему проводить время с ровесниками? – вопросом на вопрос ответил тот. Они общались через меня, и я вжался в спинку кресла, стараясь сделаться совсем незаметным. – Ты не ответил. – Что ты хочешь услышать? – Не знаю. – Лев пожал плечами. – Правду. Что ты отпустил его, чтобы привести в дом того мужика. Слава опешил. – Ты хочешь поговорить об этом сейчас? Серьезно? Я не думал, что буду так рад, когда дверь заведующего откроется и нас со Славой вызовут в кабинет. Там, за длинным столом, отделяющим нас от седого мужчины в белом халате, и случился момент икс – папе дали толстую пачку бумажек на подпись, я смотрел на них и думал: как странно, что одним росчерком можно распорядиться всей моей жизнью. Слава, читая бумаги, по ходу задавал вопросы: – Он попадет на учет? – На профилактический. Он не связан с государственной базой, и ваш сын будет снят с него в течение года, если, конечно, воздержится от употребления. Я не удержался от вопроса. Спросил у Славы: – Это он придумал, да? Папа, подняв на меня взгляд, ничего не ответил. – Ну да, в аэропорту ты сказал, что идея была его, – припомнил я. От Славы, от его соглашательства с любым решением Льва, от этой постоянной оглядки на него я начинал чувствовать усталость. – Может быть, хуже всех не Лев, а ты. – Чего? – Слава снова поднял на меня глаза. – Конечно, я же не твой ребенок, зачем ради меня стараться? Я тебе только мешаю, поэтому ты меня сюда отсылаешь. – Я вздрогнул на последних словах, удивившись подступившим слезам. – Микит, что за драматизм? – спросил Слава, отложив бумаги. – Это не на всю жизнь. Обычная больница, такая же, как все… Он наконец начал что-то объяснять, но мне уже было все равно. Я отшатнулся от его руки, пытающейся меня коснуться, и, всхлипнув, сказал: – Да все нормально. Подписывай. Не люблю навязываться. Отделение на первом этаже Когда документы были подписаны, заведующий пригласил в кабинет постовую медсестру и рекомендовал сразу же сдать ей ценные вещи. Ничего ценнее ключей от дома у меня не оказалось, мобильный все еще находился в Славином распоряжении. Постовая медсестра напоминала восковую статую – бледная, с равнодушным, мимически бедным выражением лица. Глядя мимо меня, она монотонно сообщила: – В палатах запрещено держать верхнюю одежду, деньги, украшения, нагревательные приборы, холодное или огнестрельное оружие. Сказав это, она подвинула мне коробочку для «ценных вещей», словно я должен был, как бы спохватившись, выложить пушку или электрический чайник. Я растерянно глянул на нее и пожал плечами – у меня правда не было ничего. – Хорошо, – наконец сказала она. – Тогда сейчас проследуем в процедурный кабинет, сразу сдадим анализы. Она так говорила, как будто анализы мы будем сдавать вместе. Слава, выйдя в коридор следом за мной, устало проговорил: – Я привезу твои вещи вечером. – Ага. – Что-нибудь еще нужно? – Что? – Ну, не знаю, книги, там… – Ручку и бумагу. Узники пишут собственные книги. – Больше ничего? – Любую книгу. На твой вкус. Позади нас остановилась медсестра, поторапливая своим молчаливым присутствием, и Слава робко сказал: – Давай, иди. – Он обнял меня за плечи. – Я люблю тебя. Не делай глупостей. Он поцеловал меня в висок, а я задержал дыхание, чтобы не расплакаться. – Все будет хорошо. – Слава вымученно улыбнулся. – Мы будем приезжать каждый день. Он отпустил меня, пропуская вперед Льва – тот тоже коротко, очень сдержанно обнял меня и тут же шагнул назад. Я быстро развернулся, чтобы не показывать слез, и пошел за медсестрой. Это был странный момент жизни: так внезапно нагрянула правда. До последнего не верилось, что они могут меня сдать. Процедурный кабинет был выложен из белого кафеля – и пол, и стены. Я сразу подумал, как это непрактично для такого места. Восковая медсестра усадила меня в кресло, похожее на стоматологическое, и взяла кровь из вены. Пока длилась эта процедура, в кабинет зашел молодой парень, тоже в медицинской пижаме, наверное медбрат. В руках он вертел мерный стаканчик, который отдал мне сразу после того, как медсестра достала иголку из вены. – Вперед, – сказал он, кивнув на деревянную дверь – я не сразу ее заметил, она сливалась с белым пространством кабинета. – Что? – не понял я. – Надо пописать. – А. Окей. – Я поднялся и пошел за деревянную дверь – там действительно располагался туалет. Вот только медбрат прошел следом за мной, хотя в санузле не было кабинок и присутствие кого бы то ни было еще казалось неуместным. Я вопросительно глянул на него. Он снова повторил: – Вперед. – Вы будете смотреть? – Ага. Таковы правила. Чувствуя себя крайне неуютно, я прошел к унитазу и отвернулся. Но медбрат, ничуть не стесняясь своей назойливости, прошел за мной и встал так, чтобы хорошо видеть весь процесс. Ничего страннее со мной еще не случалось. – Вам не неловко? – сдавленно уточнил я. Он махнул рукой.