Посмотрев на него из-под упавших на глаза волос, я несколько укоризненно заметил: – Зря ты это сказал. – Что? – Ну, про парня. Зациклился на этом. – Еще бы не зациклиться, – хмыкнул Лев. – Считаешь, он не имел права? Лев пожал плечами. – Формально имел, но… – Но типа все равно только твое и трогать никому нельзя, да? – догадался я. Лев глянул на меня исподлобья. Холодно произнес: – Ты забываешься, – и шагнул обратно в квартиру. Я сказал себе под нос: – Значит, да… Быт в квартире Льва был образцово налажен – даже лучше, чем когда мы жили вчетвером. Поверхности сияли от чистоты, одноцветная посуда (иссиня-черная, даже непривычно) аккуратно стояла на подставках, Сэм стала воспитанней – не позволяла себе забираться на диван, не лезла к столу, не пыталась сунуться носом в тарелки с едой. Я и не представлял, до какой степени идеальности могут доходить чистота и порядок под надзором Льва – дома мы, конечно, ему мешали: случайно разбивали посуду, ставили ее неровно, забывали протереть от воды, разрешали Сэм запрыгнуть на диван (Лев этого терпеть не мог, но мы ныли: «Да ладно, она же чистая»). Теперь, видимо, все было так, как в его мечтах. – Как в операционной, – заметил Ваня, проводя пальцем по столешнице обеденного стола (та тоненько скрипнула). Я вяло пошутил: – Видимо, операционная была взята за образец при обустройстве квартиры. Лев накормил нас курицей с запеченной картошкой и аккуратно поинтересовался, чем мы питались в Канаде. Удивившись вопросу, Ваня пожал плечами. – Едой. Помня, что готовка – это маркер Славиной депрессии, я заверил: – Папа готовил. Все в порядке. Вечером я рано лег спать: на часах не было даже девяти, но сказывались разница во времени и долгая дорога без сна. Мы разложили диван в гостиной, Ваня включил детский канал на телевизоре и пристроился рядом. За стенкой, в спальне Льва, слышался глухой голос – я догадался, что он разговаривает со Славой, и поэтому старался уснуть еще быстрее, чтобы Льву стало жалко меня будить ради взбучки. Но мне не спалось: я только лежал с закрытыми глазами, рассматривая цветастые круги в темном пространстве, – сон не шел. Я слышал, как Ваня повернулся ко мне и спросил: – А что за история про Шмуля? Но у меня не было настроения об этом говорить, поэтому я не открыл глаза, прикинувшись, что крепко сплю. Ваня вздохнул и снова отвернулся к телевизору, сделав звук тише. Потом, наверное, я все-таки ненадолго уснул, потому что в следующий раз вернулся в сознание, когда Лев, тихонько выйдя из спальни, выключил телик, поправил на Ване одеяло (а на мне не поправил) и согнал собаку с дивана. Отметив это, я снова провалился в глухую бессознательную черноту. Утром я проснулся рано, но все равно позже Льва – на часах еще не было восьми, а он уже ходил по квартире разодетый, как офисный планктон. Заметив, что я открыл глаза, он похвалил меня: – Молодец! Иди завтракать. Я лениво потянулся. – А можно еще полежать? – Нет, тебе – нельзя, – спокойно ответил Лев. – У нас с тобой планы на день. – Какие планы? – напрягся я. – Это сюрприз. Меня здорово напугала загадочность его слов, но, с другой стороны, он был спокойным, даже дружелюбным, и ничто не выдавало в нем скрытой злости или желания меня наказать. Страх уже поселился внутри меня, и от этого я все делал медленно: стоял полчаса под душем, замерев в одной позе, как изваяние, пока Лев не начал стучать в дверь и говорить, что меня это ни от чего не спасет («Значит, есть от чего спасать!» – с ужасом понял я), потом, за завтраком, я медленно жевал гренки, запивая их чаем, – но это из-за отсутствия аппетита, а не потому, что я специально тянул время. Но Лев уже потерял терпение и не дал мне доесть, поторопив: – Все, пошли, мне еще на работу потом ехать. Пока я обувался и натягивал верхнюю одежду, Лев, растормошив Ваню, скороговоркой его проинструктировал: – Мы кое-куда уедем, завтрак на столе, через пару часов тебя заберет Слава, не скучай, – и чмокнул. Когда он шагнул в коридор, я растерянно поднял на него взгляд. – А со мной что? – Тебя ждет незабываемое приключение, – почти ласково заверил Лев. Во дворе дома, недалеко от подъезда, стояло припаркованное такси – рядом с ним нас ожидал Слава. Лев, подталкивая меня в спину, вынуждал подходить ближе и ближе, и Слава, как швейцар, открыл передо мной дверь автомобиля. – Присаживайся. Делать нечего – я забрался в салон, коротко кивнув водителю. Слава сел рядом со мной, Лев – вперед. – Хорошо отдохнул? – по-светски спросил Слава. – Да, – сдавленно ответил я. – А ты? – Прекрасно. Мы так долго ехали, что в какой-то момент закончился город – машина свернула на автостраду, и вдоль дороги потянулось бесконечное заснеженное поле, посреди которого изредка мелькали сосновые и березовые леса. Я ничего не понимал, в голове маячила шутливая мысль: может, родители хотят вывезти меня в лес и убить? Чем дольше мы ехали, тем меньше эта догадка походила на шутку. Наконец на горизонте появились приземистые дома, и таксист свернул с загородного шоссе: мы оказались на узкой улочке – с одной стороны «Пятерочка», с другой – вереница хрущевок. Проехав еще немного, мы опять свернули – на этот раз водитель заехал на огороженную высоким забором территорию и остановился. Навигатор женским роботизированным голосом сообщил, что мы на месте. Выйдя из машины, я огляделся: невысокое здание с выбеленными стенами напоминало школу или детский сад, и я нервно уточнил: – Надеюсь, вы не сдаете меня в детский дом? На всякий случай я хихикнул, произнеся это, но оба отца посмотрели на меня мрачно и невесело, не оценив юмора. Или это не юмор?.. Слава, кивнув мне, велел идти за ним, и я пошел на негнущихся ногах, чувствуя, что позади неспешно следует Лев. Когда мы обогнули здание, выйдя к центральному входу, я наконец увидел синюю вывеску с государственным гербом: «Областной клинический наркологический дис…». Не дочитав, я рванулся в сторону, но у Льва оказалась хорошая реакция – он перехватил меня раньше, чем я успел отбежать от них хотя бы на метр. Он крепко держал меня за руку выше локтя, и чем больше я дергался, стараясь вырваться, тем сильнее сжималась его хватка – даже в момент, когда я был уверен, что сильнее уже невозможно, он сжал плечо до такой степени, что я невольно начал плакать от боли (или от обиды, страха, унижения – от всего вместе, может). Притянув меня к себе, Лев негромко проговорил сквозь зубы: – Давай ты не будешь позориться еще сильнее? Он медленно отпустил меня, проверяя, останусь ли я на месте или опять побегу. Я решил остаться. Меня охватили праведный гнев и осознание собственной правоты, и я с жаром заговорил: – Вы с ума сошли? Я не наркоман! Слава, вздохнув, потянул меня за рукав куртки. – Пойдем. Я пошел, но продолжил настаивать: – У вас ничего не получится. Я могу отказаться от лечения. – Не можешь, – с некоторой грустью заметил Слава. – Могу. Мне пятнадцать. Я знаю закон. Мы уже шагали внутри здания по темному вытянутому коридору. – Он не распространяется на наркотическую зависимость, – сообщил Лев. Я зло к нему обернулся. – Неправда. Ты специально так говоришь. – Вот, смотри.