– Мне жаль, что ты так думаешь, – с грустью заметил Слава. Он аккуратно закрыл дверь моей комнаты, снова оставляя меня одного. Через стенку я услышал жалобный голос Вани: – Он называет меня предателем… Но если бы я не рассказал, было бы еще хуже… – Ты все правильно сделал. Я не знал наверняка, но почему-то представил, как Слава его обнял. Withdrawal Я провел семь дней в абсолютной изоляции. Несколько раз переписал текст про Шмуля: в одной из версий родители сдали его в детский дом, но это настолько сильно не вязалось с остальным сюжетом, что я полностью стер написанное. Потом написал три главы, в которых Шмуля жестоко и несправедливо избил отец, и раскидал эти моменты семейного насилия по тексту в разных местах. Будто бы стало легче. Установил на компьютер Sims 4. Создал гей-семью с двумя детьми и сжег всех в доме (по причине пожара, возникшего во время готовки на дешевой плите). Будто бы стало легче. Целыми днями смотрел телевизор. Когда закончились все подростковые сериалы, я включил трансляцию телеканала «Россия» и начал смотреть мыльную оперу о том, как жена ушла от мужа, потому что муж ей изменял, но на самом деле не изменял, потому что она все не так поняла, но через три серии оказалось, что у него есть вторая жена в Арабских Эмиратах, и тогда, получается, он ей все-таки изменял, но все не так просто… Короче, будто бы стало легче. Иногда сериал прерывался «Новостями», где гнетущим голосом сообщали о «вспышке респираторной болезни неизвестного происхождения». – Что там в Китае? – спрашивал Слава, вынужденный наблюдать ту же самую телепрограмму. Сам виноват, это его идея – сидеть возле меня, как на привязи. – Все мрут, – мрачно отвечал я. – Прям все? – Ну… Кто-то один точно умер. Все эти дни я не разговаривал со Львом, предвкушая, как мы вдоволь «наговоримся», когда я прилечу. Зато теперь на телефоне висел Слава. Иногда я был свидетелем этих разговоров: в такие моменты родители обсуждали меня, или Ваню, или деньги, или бытовые вопросы. Но все чаще, когда звонил Лев, Слава уходил в спальню, закрывал дверь, и они трепались больше часа (иногда больше двух часов). Возвращался он в приподнятом настроении, так что вряд ли темой их разговора был сын-наркоман или подобная неприятная хренотень. – Выглядишь как влюбленная школьница, – мрачно подмечал я, когда Слава возвращался в гостиную. – А ты – как школьница, которая никого не любит, – отвечал он, плюхаясь на диван рядом со мной. Я соглашался: – Довольно точное определение. Придумав мне такое изощренное наказание, Слава наказал и самого себя – теперь мы оба вынужденно находились в заточении, как будто сидели в общей тюремной камере. Первый посетитель пришел к нам на седьмой день. Это был Майло. Когда я услышал звонок в дверь, даже не подумал о нем. Слава пошел открывать, и вскоре из коридора послышалась негромкая перепалка на английском. – Он наказан. – Ну пожалуйста, можно хотя бы поговорить с ним? – Нет, нельзя, – жестко отвечал Слава. – Я знаю, какой ты «садовод». – Так вы из-за этого? – догадался Майло. – По-твоему, снабжение наркотиками моего несовершеннолетнего сына не считается уважительной причиной? Майло возмутился: – Я не снабжал его наркотиками! У меня только трава! Когда мне надоело слушать их перебранку на тему того, считается травка наркотиком или не считается, я тоже выглянул в коридор. Сообщил Славе: – Это он в тот день привел меня домой. Слава оглянулся на меня, будто не понимая, какой день я имею в виду. – Когда я вернулся с вечеринки, – пояснил я. – Он мне помог, довел до дома. И он вообще ни при чем в той ситуации. Как и в остальных. – Иди в свою комнату, – сказал Слава таким тоном, будто для него вообще не имело значения все, что я сказал. Я ушел. За эту неделю я стал таким апатичным, что подобный приказной тон больше не задевал меня – я подчинялся, удивляясь, как стал равнодушен ко всему. Меня словно приговорили к смертной казни, и теперь я влачил бессмысленное существование в ожидании исполнения приговора. Я почти не спал, почти не ел, почти ни о чем не думал. Погрузившись в чтение («Повелитель мух», сцена пожара), я и забыл о визите Майло, поэтому его появление на пороге комнаты буквально через тридцать минут после встречи в коридоре меня сильно удивило. Он стоял радостный, взлохмаченный и тяжело дышал, будто ему пришлось ко мне прорываться. Допуская, что так и было, я осторожно спросил: – Как ты сюда попал? – Твой папа меня пропустил. Я не поверил своим ушам. – Тебя? Пропустил? Быстро покивав, Майло сказал: – Он потребовал оставить вещи в коридоре и вывернуть карманы. Я мысленно представил эту сцену, и мне тут же стало неудобно за нее. Давя внутреннюю неловкость, я проворчал: – Кошмар, как в реальной тюрьме… – Он переживает. – Значит, у тебя с собой ничего нет? – спросил я так, просто, как будто в шутку. Секунда, когда я ждал ответа на свой вопрос, сделала меня прежним. Я ощутил волнение, предвкушение, желание. И кажется, даже надежду. Но она быстро погасла. – Конечно нет, – ответил Майло. Я отложил книгу, устало потер переносицу. Я понимал, что мой вопрос прозвучит ужасно, но теперь, видя настоящего Майло, видя в нем единственную возможность получить желаемое, я не мог не спросить: – А ты можешь в следующий раз принести? – Нет! – В его тоне послышалось возмущение. – Я же говорю: я выворачивал карманы. – Слушай, ну это же не взрывчатку проносить, – несколько раздраженно заметил я. – Можно что-то придумать. Майло сел возле меня на кровать, тяжко вздохнул. – Я не могу, Мики. Твой папа сказал, что все очень плохо. – Мой папа не понимает, о чем говорит, – ответил я. – Но ты же понимаешь. Ты же понимаешь, что это не наркотики? – Понимаю, – нехотя согласился Майло. – Тогда просто принеси мне их. – Поймав себя на том, что начинаю заговариваться, я поправился: – В смысле, не их, а траву. Майло оглядел себя, будто прикидывая, где можно спрятать косяк, и я ожидал, что сейчас он согласится. Но, неуверенно закусив нижнюю губу, он жалобно свел брови и сказал: – Нет. От досады я хлопнул ладонями по своей постели. Стараясь не показывать явного раздражения, спросил: – Ну почему нет? – Твой папа пустил меня, потому что поверил. Я не хочу ему врать. Это звучало так нелепо, что я невольно рассмеялся. – Почему ты тогда траву выращиваешь, раз такой правильный? – Траву выращивать не запрещено. – Да? А продавать? – уточнил я.