Он с сомнением покосился на меня. – В любом случае лучше бы тебе проветриться. – Я стараюсь, – заверил я. – Очень стараюсь. Я сжал руку Майло в кармане куртки, а он сжал мою в ответ. Я вдруг заметил: если поднять голову и вглядеться в треугольный свет фонарей, можно было увидеть, как дождевые полосы мелко рябят на фоне ночного неба и исчезают в тени. Это навело меня на мысли о недолговечности всего и – самое главное – недолговечности этого момента, когда у меня, угашенного наркотой, впервые получилось почувствовать тепло другого человека. One Way Ticket На дорогу до дома ушло чуть больше часа (я падал, спотыкался, пытался попробовать дождь на вкус – все это несколько замедляло наше движение). У подъезда Майло развернул меня к себе, взял лицо в свои ладони и, как тогда, в ванной, заглянул мне в глаза. – Зрачки еще широкие, но уже получше, – констатировал он. – Постарайся не смотреть ему в глаза. «Ему» – это значит Славе. Майло инструктировал, как мне себя вести, чтобы выйти из ситуации с наименьшими потерями (а лучше – совсем без потерь). – Скажешь, что заболела голова, вот и ушел пораньше, – напоминал он. – Ляг в постель и из комнаты до утра не выходи. – А как же Новый год? – расстроился я. Майло окинул меня уставшим взглядом. – Мики, ты вообще в себе? – Он легонько побил меня по щекам. – Я думал, тебе легче. Я помотал головой, стряхивая с себя остатки бреда. – Да, все в порядке, – заверил я. Майло подержал подъездную дверь, пока я заходил, и потом, когда уже поднимался по лестнице, смотрел мне вслед. Я показал ему жестом, что все окей, и свернул налево, к двери, а Майло зашипел: – Мики, тебе в другую сторону! Опомнившись, я развернулся и направился к противоположной квартире. Проходя мимо Майло, снова кивнул: мол, все под контролем. Сделав глубокий вдох, я мысленно повторил: «В глаза не смотреть, говорить мало и только по существу», вставил ключи в замочную скважину и провернул несколько раз. В коридоре стоял полумрак, нарушаемый мерцанием красно-сине-зеленых огоньков – это гирлянда мигала из гостиной. Неожиданная тишина заставила меня занервничать: разве Слава и Ваня не должны готовиться к Новому году? Стараясь звучать непринужденно, я спросил: – Дома кто-нибудь есть? Дверь спальни родителей с тихим шорохом приоткрылась – Слава мягко вышел в коридор. Мне стало спокойней, когда я увидел в темноте его силуэт, но предчувствие неприятностей не уходило. На папиной руке ярко загорелся экран электронных часов, и, поднеся их к глазам, Слава заметил: – Ты говорил, что придешь к одиннадцати. Я испугался, решив, что совсем потерялся во времени и уже наступил следующий год. – А сколько сейчас? – осторожно спросил я. – Девять. Я выдохнул. – Так это же хорошо, да? – Да, – ответил Слава таким тоном, как будто на самом деле нет. Закинув куртку и шапку на вешалку, я быстро разулся и, как советовал Майло, прошел к себе в комнату. Но там тоже оказалось темно и тихо. – А где Ваня? – спросил я, возвращаясь в коридор. – У Джимми, нужно будет забрать через час. Я покивал, вспомнив Джимми Ховарда с футбольного поля. С сочувствием спросил у Славы: – Мы что, оставили тебя одного? Слава пожал плечами. – Да я не один. В голове у меня все еще сохранялся легкий дурман, но я мигом понял, что он имел в виду. Открыл было рот, но осознал: не знаю, что и сказать. Из спальни появился еще один силуэт – повыше, чем Слава, и шире в плечах. Продираясь взглядом через темноту, я пытался разглядеть его лицо: боялся, что он окажется похож на Льва и это будет жутковато. И в то же время, если он совсем не похож на Льва, будет еще хуже – значит, Слава даже не искал замены. Не выдержав, я хлопнул ладонью по выключателю, зажигая свет в коридоре. Слава болезненно поморщился, а его новый возлюбленный смотрел на меня не мигая. Я тут же считал его внешность: голубые глаза – как у Льва, телосложение схожее, тонкие губы кривятся в подобии улыбки, а еще такие же сильные руки с выпирающими венами («Наверное, удар тоже похож», – отчего-то подумал я, глядя на них). Все остальное – темные волосы, кривой, словно когда-то сломанный нос, квадратное лицо – не совпадало с внешностью Льва. Меня душила обида: неужели Слава не видит, что Лев лучше этой подделки и больше заслуживает к себе хорошего отношения? Слава заговорил с ним по-русски (и меня это тоже раздражило): – Это мой сын Мики. – Затем обратился ко мне. – Это Макс, мой… Он замялся, подбирая нужное слово, и я помог ему: – Любовник. – Не совсем так. – Ты же замужем, – напомнил я. – И это не твой муж. Значит, любовник. В тот момент мне еще удавалось сохранять спокойствие, но чем дольше я смотрел на это чужое, неприятное лицо, тем сильнее начинал злиться. – Пусть он уйдет, – потребовал я дрогнувшим голосом. – Максим – мой гость, так что мне решать, когда ему уходить, – невозмутимо ответил Слава. – Нет, не тебе! – Я начал срываться на крик. – Не смей его сюда приводить! Макс, до этого с интересом наблюдавший за нашей перепалкой, опешил. – Почему он с тобой так разговаривает? Раньше, чем Слава успеет что-либо ответить, я закричал уже на Максима: – А ты вообще не лезь! Зачем ты сюда пришел? Думаешь, мне нужен еще один батя? Считаешь, у меня их мало?! – Может, он пьяный? – с нескрываемым весельем в голосе предположил Макс. Он вел себя так, будто меня рядом нет, будто я бабочка-капустница за стеклом, а он биолог-наблюдатель, фиксирующий мои повадки. Он повернулся к Славе, чтобы посмеяться над своими остроумными предположениями, и я, воспользовавшись этим секундным отвлечением, ударил Макса кулаком в челюсть. Со всей силы. В тот момент он был для меня не просто чужим мужиком, которого Слава привел в дом, а куда бóльшим – он был олицетворением всей той мерзости, которую я пережил здесь, в Канаде. Это он приставал ко мне на свадьбе. Это он уронил на Ваню ворота. Это из-за него Лев уехал. Я ударил его за все. Слава собрался было возмутиться, но его любовник ударил меня в ответ – и, как мне показалось, ни капли не пожалел сил на свой удар. Видимо, после порошка моя координация все еще была не в порядке: меня откинуло назад, к двери, и я, не удержавшись, начал падать, проехавшись по лицу дверным косяком – прямо возле глаза. Было ясно: этот момент полностью обнулил мой удар в глазах Славы. – Какого хрена ты делаешь? – с возмущением спросил он, отталкивая своего любовника в сторону. – Он меня первый ударил, – по-детсадовски ответил тот. Слава присел надо мной, оценивая повреждение. Я чувствовал, как по краю глазницы стекает кровь. – А если бы ты его без глаза оставил? – холодно спросил Слава, оборачиваясь на Макса. Тот с деланым равнодушием мялся позади него. – Ну не оставил же, – легкомысленно ответил он. – Я не знал, что он упадет лицом в косяк. Пока Слава ходил на кухню за перекисью и ватой, я, облокотившись спиной о стену, старательно изображал куда большее страдание, чем то, что испытывал на самом деле. Макс, глядя на это, крикнул в сторону гостиной: – Слушай, он просто манипулирует тобой!