Примерно так чувствовал себя Лев, когда вспоминал, с какой легкостью Слава принял решение о продаже. Потом он много думал об этой семантике слов: почему «продать дом» звучит так странно, так двусмысленно? Не потому ли, что в тот день было продано нечто большее? «Просто ты опять видишь ненужный символизм», – раздражался он сам на себя. Ну может быть. И все-таки?.. * * * Больше всего Слава жалел о собаке. Ее не разрешили взять на борт, а в багажный отсек он сам отказался отдавать. Пришлось оставить Сэм с мамой, но пообещать вернуться. В остальном все было в порядке. Он не считал, что давит с переездом. Он со всеми говорил честно. Сначала, конечно, со Львом – с ним разговоры начались гораздо раньше, еще до всяких конкретных решений о Канаде. Десять лет назад, когда они стали родителями, Слава впервые сказал, что в России оставаться нельзя. Это был 2009 год, и, как ему казалось теперь, из 2019-го, то было не худшее время в стране. Лев работал реаниматологом второй год и все свои «нет» аргументировал словами о профессии, дипломе и семи годах жизни. – Ты просто предлагаешь мне выкинуть семь лет жизни, которые я потратил на эту профессию, и начать заново, – говорил он. – Можно переучиться, – неуверенно возражал Слава. Он сам закончил только колледж, где его учили рисовать ровную линию под линейку, и чувствовал, что не имеет права давать Льву советы. Но переучиться и правда было можно… – Это еще несколько лет, – напомнил Лев. – Но меньше семи. Каждый раз, когда они об этом говорили, Лев начинал заводиться. – Слушай, я все время делаю так, как хочешь ты, – с раздражением вздыхал он. – Сначала ты решил, что хочешь воспитывать ребенка, и я сказал: хорошо. Потом ты решил, что мы должны делать это вместе, и я снова сказал: хорошо. А теперь ты говоришь, что из-за этого ребенка я должен бросить все, что для меня важно, и срочно эмигрировать, и каждый раз я слышу один и тот же ультиматум: или я делаю так, как ты скажешь, или мы расстаемся. – Это не ультиматум… – попытался возразить Слава, но Льва уже было не остановить. – Тебе самому ничуть не страшно, что я приму эти условия? Или тоже скажу: или я, или пошел на хер? Почему ты так легко разбрасываешься нашими отношениями? Они для тебя ничего не значат? «Потому что я отец», – мысленно ответил Слава. Он искренне считал, что теперь это важнее всего. Он должен действовать в интересах Мики – в ущерб себе, в ущерб Льву, в ущерб их отношениям. Мики был отличным малышом, всегда здоровался со взрослыми, вежливо вел себя в гостях, осторожничал с незнакомцами, никого не обижал на детской площадке, умел делиться конфетами, не задирал нос и не писал в штаны, а значит, представлял собой идеал пятилетнего человека. Потом Слава будет анализировать это годами: каким Мики пришел к нему от сестры и в кого превратился рядом с ним. Он будет вечно возвращаться к этому вопросу: в какой момент? Когда они учили его врать? Когда прятали фотографии семьи от одноклассников? Когда заставляли переписывать сочинения? Когда Лев его ударил? Когда он ушел из дома? Эти мысли приведут к тому самому, первому разговору об эмиграции, когда Слава растерялся от слов: «Тебе самому ничуть не страшно?» – и понял, что ему страшно. Ответил: – Я не ставлю тебе ультиматум. Я просто обсуждаю с тобой возможность эмиграции. – Тогда вот мое мнение: я против, – твердо сказал Лев. А Слава просто кивнул: – Хорошо. Вот где был момент, когда он должен был поступить иначе. Он должен был сказать, что так и есть, это ультиматум, он уезжает и забирает славного жизнерадостного малыша с собой, пока государство их не уничтожило. Но он согласился ничего не делать, потому что в 2009-м еще верил в страну, в непорочность власти и в любовь. Уже через четыре года у него осталась только вера в последнее. А еще через три, когда Мики вернулся домой в окровавленной одежде, он понял, что готов этой верой пожертвовать. Лев сказал, что это нечестно. – Ты предложил воспитывать ребенка вместе, назвал нас, нас обоих, его родителями, не возражал, когда я превратился в «папу», но чуть что грозишься, что свалишь вместе с ним, независимо от того, согласен я или нет. Слава справедливо заметил: – Многие родители так делают, когда у них не сходятся взгляды на то, как будет лучше для детей. – Да, вот только у меня нет возможности этому препятствовать, отсудить у тебя сына или хотя бы просто право с ним видеться. Слава улыбнулся: это была нужная зацепка. – А знаешь, почему такой возможности нет? Лев молчал, и Слава ответил за него: – Потому что здесь, в России, нет прав ни у нашей семьи, ни у нашего сына, ни у тебя лично. Я предлагаю тебе переезд, который все это даст. – Конечно, прям сразу, – иронично закатил глаза Лев. – Не сразу, – согласился Слава. – Но хоть какие-то права мы сможем получить достаточно быстро. Например, брак уже сделает нашу семью юридически видимой. Этот напряженный разговор встанет на паузу, Лев прервет его словами: «Мне нужно подумать», и Слава даст ему время, не возвращаясь к дискуссии долгие три недели. Однажды Лев, придя с работы, поцелует его на пороге и тут же скажет: «Ладно, я готов обсуждать варианты… Куда ты там хотел?» – а Слава улыбнется, выпалив: «В Канаду!» И хотя формально спор будет улажен, они начнут разговаривать «как обычно» и даже научатся в спокойном тоне обсуждать переезд, Славу еще долго будет тревожить, в какой неприятной, раздраженной дискуссии впервые прозвучало предложение заключить брак. Он сотни раз представлял, как сделает Льву предложение, и ни в каких фантазиях это не выглядело так погано, как получилось на самом деле: заключим брак, чтобы судиться друг с другом. Как удобно! И это ведь он, Слава, об этом первый сказал… Он решил все сделать по-другому. Выбрал дату: 15 июня 2017 года. Они впервые поцеловались в этот день: Лев, наверное, этого не помнил, потому что для него это был миллионный поцелуй в жизни, а Слава помнил, потому что для него – самый первый. Он тогда украдкой глянул на дату в телефоне и подумал: «Надо запомнить на всю жизнь». Выбрал место, и оно было очевидным: домик у моря. Лев взял машину, отвез Мики, Лену и Ярика в летний лагерь, потом написал сообщение: «За тобой заехать?» Слава соврал, что задерживается, сдает проект и подъедет позднее. Сам тем временем покупал в цветочном магазине букет из синих роз. Потом в электричке ловил умильные взгляды старушек и улыбался им в ответ. – Что, к невесте собралися? – спрашивали они. Слава подмигивал: – К жениху. Они смеялись: думали, он шутит. Подъезжая к дому, Слава написал сообщение: «Ты сейчас где?» Лев ответил: «У берега». Слава выглянул в окно электрички: небо только-только принялось разгораться закатным маревом, окрашивая мир в желто-оранжевый. Сердце зашлось от волнения: именно так он себе это и представлял. «Никуда не уходи, стой на месте», – попросил Слава, прыгая с подножки поезда. Он свернул на лесную тропинку, прошел через сосновый парк, миновал дом и выбрался прямо к берегу. Издалека заметил знакомую рубашку, белым пятном выделяющуюся на фоне водной глади, и почувствовал, как от волнения трясутся коленки. В лучах солнца силуэт Льва светился, словно обведенный позолоченным маркером, а светлые волосы приобретали рыжеватый оттенок. Закатав темные брюки до колен, он неспешно прохаживался вдоль берега. Белая рубашка, полностью расстегнутая, развевалась на ветру, как флаг. Слава, сглотнув, подумал: нужно будет обязательно это нарисовать – и двинулся по мягкому песку. Лев услышал его на подходе, обернулся, и Слава улыбнулся ему. – Сударь, вы тут чаек соблазняете в мое отсутствие? Лев улыбнулся в ответ. – Пока ни одна не повелась. Слава цыкнул. – Ну и дуры. Лев, подавшись вправо, заглянул Славе за спину, где он пытался скрыть букет из семнадцати роз. Он точно не знал, сколько нужно, и спросил у флористки: «Сколько обычно дарят на предложение руки и сердца?», та ответила: «Пятьдесят одну или сто одну», Слава фыркнул: «Давайте семнадцать». – А у тебя там что? – с любопытством спросил Лев. Слава сделал вид, что только что заметил: – А, это… Да так, я просто шел на свидание к одному парню и решил мимоходом к тебе заскочить, – и быстрее, чем Лев успеет ревностно обидеться на это подкалывание, добавил: – Шутка! Это тебе, – и протянул букет жениху. – Синенькие, потому что ты мальчик и потому что ты любишь гендерные стереотипы. Лев, засмеявшись, принял букет. – Очень мило, что ты учел мои вкусы.