Слава, игнорируя бешеное сердцебиение и головокружение, сунул руку в карман джинсов, сделал вдох-выдох, подумал: «Господи, сейчас умру от страха» – и вытащил бархатную коробочку. Поднеся ее ко Льву на ладони в раскрытом виде, проговорил, плохо скрывая дрожь в голосе: – Я хочу… хочу… Короче, я люблю тебя так сильно, что разучился разговаривать от волнения. Ты выйдешь за меня? Лев опустил взгляд на кольцо, на самое обыкновенное кольцо из золота, инкрустированное бриллиантами по кругу. Слава специально выбирал классический вариант – вариант большинства, потому что устал быть в меньшинстве. Лев молчал, и Слава взмолился: – Боже, скажи что-нибудь, я щас умру! – Да, да, да! – тут же ответил Лев. – Конечно, да! – А че ты молчишь? – Я просто не ожидал! Слава выдохнул с шутливой сердитостью, а на самом деле – с облегчением. Он и правда на секунду усомнился: не ответит ли Лев отказом? Осторожно обхватив кольцо указательным и большим пальцами, Слава сказал, вернувшись к светскому тону: – Сударь, можно ваш пальчик? – Ну только если у вас есть с собой топорчик, – в тон ему ответил Лев. Слава цыкнул. – Забыл прихватить… Придется плоскогубцами. – И потянулся к правой руке Льва. Тот – с видом «так уж и быть» – покорно положил свою ладонь в Славину. Почти не дыша, Слава надел кольцо на безымянный палец и поцеловал его руку, прежде чем отпустить. Они встретились взглядами: шутки кончились. Лев наклонился к Славе, Слава приподнялся на носках, они соприкоснулись губами. Между поцелуями Слава произнес: – Мы первый раз поцеловались в этот день. Лев прошептал в ответ: – Я помню. * * * – Фу, почему здесь столько азиатов? Как в Корее! – Ты что, ненавидишь азиатов? – Нет, они мне просто не нравятся! – Почему? Может, ты сам азиат. – Че? Я не азиат. – А ты знаешь, что коренные народы Сибири – азиаты? – А я тут при чем? – Ты же из Сибири. Как ты можешь быть уверен, что ты не азиат? – А ты?! – А я и не ненавижу азиатов! – А я ненавижу! – Пап, Ваня – расист! – Пап, почему Мики говорит, что я азиат? Было неясно, от какого папы они требуют внимания, и Лев надеялся, что Слава ответит им что-нибудь за него. Слава так и сделал. – Так! – строго сказал он, прерывая балаган. – Ты, – он показал на Ваню, – не азиат. Но даже если был бы, в этом нет ничего плохого. А ты, – он показал на Мики, – не провоцируй его. Мики закатил глаза. – Он провоцируется с того, что я называю его азиатом, а это даже не обидно! В его возрасте меня дразнили педиком, и ничего… «Да уж конечно», – устало подумал Лев, одной рукой придерживая Ваню за капюшон (чтобы никуда не ускакал в гиперактивном порыве), а другой вызывая такси через Uber. Они выбрали двухкомнатную (две спальни и гостиная) квартиру на улице Джепсон-Янг-лэйн в популярном, но умеренно дорогом районе для новоприбывших. Главным критерием выбора стала близость школы: дети были достаточно взрослыми, чтобы ходить в нее самостоятельно, а родители – достаточно тревожными, чтобы не разрешать им кататься по крупнейшему городу Канады без знания языка. Еще на выходе из аэропорта Мики начал пробовать название улицы на вкус: – Джепсон-Янг-лэйн, Джепсон-Янг-лэйн… Хрен запомнишь. Почему они не могут называть улицы по-нормальному, типа «Мира» или «Суворова»? – Во-первых, не говори «хрен», – попросил Слава и, пресекая Микин порыв сказать: «Это не мат», добавил: – Джепсон-Янг – это фамилия. Так звали канадского врача, который сделал большой вклад в борьбу со СПИДом, задокументировав свой опыт. Он вел дневник до самой смерти. – И когда он умер? – поинтересовался Мики. – Не помню, в 90-х. – Наверное, был геем, – хмыкнул мальчик. – С чего ты взял? – А кто еще мог умереть от СПИДа в 90-х? – Кто угодно, – пожал плечами Слава. – Что за стереотипы? Мики, криво усмехнувшись, вытащил телефон из кармана и заводил большим пальцем по экрану. Лев сразу догадался: гуглит. Не прошло и тридцати секунд, как Мики выдал: – Да, он был геем, я же сказал! – Ну и что? – устало вздохнул Слава. – Да ничего. – Мики убрал телефон в карман. – Будем жить гей-семьей на улице, названной в честь спидозного гея. Миленько. Лев резко одернул его: – Следи за словами. – Я сказал «гей», – оправдался Мики, имея в виду, что обычно он использует куда более уничижительные синонимы. – Ты сказал «спидозный», – напомнил Лев. – Следи за словами. – Я не знал, что мы теперь оскорбляемся из-за слова «спидозный». У нас в семье кто-то спидозный? Слава часто повторял: «Нельзя бить детей». Обычно он это говорил, когда Лев уже ударял Мики, но иногда успевал и превентивно: «Поговори с ним серьезно, только не бей, детей бить нельзя». Каждый раз, когда Лев хотел отвесить Мики хорошенькую оплеуху или подзатыльник, он повторял про себя Славины слова как мантру, и в семи из десяти случаев это срабатывало. Слава ужасно корил его за те моменты, когда Лев все-таки ударял Мики, а Лев гордился собой за те, в которые не ударял. Он же понимал, насколько их на самом деле больше. Вот, например, как этот. Лев сделал глубокий вдох, повторил про себя: «Нельзя бить детей» – и потребовал ледяным тоном: – Дай сюда свой телефон. Пока Мики с жаром отстаивал свои демократические свободы («Ты не имеешь права забирать у меня телефон!»), Лев одним движением вытащил мобильник из его кармана и передал Славе. Слава убрал его во внутренний карман куртки. – Получишь через неделю. – Супер, – недовольно фыркнул Мики, но после этого затих. Ванкувер напоминал Льву Сан-Франциско, и это было совершенно несправедливо, потому что из общего у них были только язык и ухоженные бездомные, поедающие фастфуд возле метро. Но Лев видел сходства во всем: например, мост, соединяющий аэропорт с остальным городом, напомнил ему Золотые Ворота, хотя не был красным (и золотым тоже не был, и, говоря совсем уж честно, у него даже не было никаких «ворот»). Все здесь – не внешне, а в ощущениях – было таким же: запах в такси, уличный шум, вкус чужой воды на языке, – и весь он, уставший, разбитый, с неясными планами на жизнь, был будто бы немного таким же, как тогда. В их новой квартире оказалась просторная гостиная, соединенная со столовой и кухней, а в коридоре, напротив друг друга, соседствовали две спальни. Мики и Ваня тут же ввалились в ту, что побольше, и начали спорить, кто поставит кровать у окна, пока Ваня не сказал: «Гардеробная! Я буду спать в гардеробной!» Лев прошел в будущую детскую вслед за Славой, они остановились у окна, где Мики заприметил себе спальное место. Окно было европейским, как в России, и это понравилось Льву: он опасался, что в Канаде им достанется дом с «американскими» раздвижными окнами, где фрамуга застревает на полпути к открытию.