A Deal Ваня открывал глаза, смотрел на нас пустым, невыразительным взглядом и снова закрывал их. Он не реагировал на голос, на прикосновения, не отвечал на вопросы ни кивком, ни подмигиванием. Мы стояли в палате над его кроватью, и меня пробирал жутковатый озноб всякий раз, когда Ваня лениво проходился стеклянными глазами по моему лицу и опять засыпал. Врач, лысеющий пожилой дядька в роговых очках, сказал, что сейчас у Вани «полубессознательное состояние». – Для восстановления формально ясного сознания понадобится до двух недель, – заключил он. Я обрадовался, что это не навсегда, но Слава тут же прицепился: – Что значит «формально ясное»? Врач смутился. Я понял, что тут и кроется какой-то подвох. – У нашего мозга есть два полушария, – сказал он то, что мы и так знали. – Они участвуют в выполнении сложных функций: начиная от способности понимать речь до ориентировки в пространстве. Черепно-мозговые травмы, особенно такие, как у вашего сына, могут вызвать нарушение этих функций… Он не закончил. Посмотрев на Ваню, он отвел нас в сторону, словно брат действительно мог все услышать, осознать и расстроиться. – На МРТ выражены посттравматические изменения в правой височной доле, – продолжил врач вполголоса, когда мы сгруппировались в углу палаты, – и это скорее хорошие новости, чем плохие. Речь и память рано или поздно восстановятся, а вот невербальное восприятие звуков может пострадать. Но, поверьте мне, он легко отделался. Я снова обрадовался, а Слава и тут все испортил своими дотошными расспросами: – «Невербальное восприятие звуков» – это что? – То, что не связано с человеческой речью, – терпеливо объяснял врач. – Например, уличный шум – он будет слышать его искаженно, не так, как он звучит на самом деле. Или, например, звук дождя, или плеск воды, или… – Или музыка? – подсказал Слава. – Да! – закивал врач. Улыбнувшись, он совсем ласково, как добрый дедушка, добавил: – Но это ведь мелочи, правда? По сравнению с тем, что могло быть. – Это лечится? – Нужно пробовать, но полное восстановление не гарантируется. Так, теперь… Мы отошли в сторону, пропуская его – он вернулся к Ваниной кровати, вытащил из внутреннего кармана халата небольшой цифровой планшет, быстро забегал по экрану пальцами. Я догадался, что там история болезни. Монотонно, как по написанному, он сообщил, что до полного прихода в сознание Ваня будет находиться в реанимации, потом его переведут в обычную палату. На восстановление моторных и когнитивных функций может уйти несколько месяцев, он рекомендует проходить восстановление здесь, в больнице, под контролем врачей и других специалистов. – …У нас есть опытные инструкторы по лечебной физкультуре и высококвалифицированные нейропсихологи, – закончил он, натянув на лицо рекламную улыбку. Из больницы я выходил абсолютно растерянный, даже несколько оглушенный такими новостями. Я понял, что толком и не представлял себе Ванин выход из комы, точнее, не представлял его таким. Конечно, я не думал, что, открыв глаза, он вскочит с кровати с радостным криком: «Ну, что я пропустил?», но и того, что пришлось увидеть, тоже не ожидал. Я не мог забыть этот взгляд, лениво обводивший окружающее пространство, – он смотрел, как будто вокруг нет никого и ничего, как будто все пустое. И всегда будет пустым. Зато родители наконец-то поговорили друг с другом – Слава сам позвонил Льву прямо из машины. Зафиксировав телефон на приборной панели, он нажал на видеозвонок, а я прильнул к Славиному плечу, чтобы тоже попадать в камеру. Лев ответил почти сразу – его лицо едва угадывалось в полумраке, освещаемое только настольной лампой. Я думал, Слава начнет диалог со слов про Ваню и выход из комы, но он вдруг спросил: – Почему ты не спишь? Глянув на часы, он добавил: – У тебя три часа ночи. – Четыре, – поправил Лев. – Тем более. Почему ты не спишь? – Потому что ты меня разбудил. – Но ты в рубашке. – Не хотел отвечать обнаженным. – Ты быстро ответил. Лев вздохнул. – Ты меня в чем-то подозреваешь? – Только в том, что ты не спишь, – пожал плечами Слава. Я уже было подумал, что они опять поругаются, так и не успев перейти к самым главным новостям, но Слава наконец-то сказал: – Ваня вышел из комы. Открыл глаза. Лев не выдал ожидаемой мной радостной эмоциональной реакции. Я только заметил, что он несколько поменял положение телефона, словно перешел из одной комнаты в другую (в темноте не разберешь толком), и с некоторой опаской в голосе спросил: – И… как он? – Трудно сказать. Он просто открыл глаза. На этом пока все. – Ничего, это нормально. Дальше Слава подробно пересказывал диалог с врачом: что у нас есть два полушария мозга («Ну ничего себе», – сказал Лев) и что у Вани черепно-мозговая травма с поражением правой височной доли, но потом, пропустив утешительную информацию о том, что могло быть хуже, Слава сразу сказал: – Он не сможет заниматься музыкой. Из всего, что можно было отбить, он отбил себе именно это. – И это неплохо, – поспешно добавил я. – Ну, врач сказал, что это не самое плохое, что могло быть… – Это правда, – согласился Лев. – Не знаю, – устало выдохнул Слава. – Для него это будет трагедией. Лев неожиданно мягко произнес: – Слава, придись удар немного левее, и каждое утро, до конца своих дней, тебе бы пришлось объяснять Ване, кто ты такой. – Главное, что не тебе, – язвительно добавил Слава. – Ты вовремя свалил. Лев тоже начал заводиться. – А на какие деньги мы бы сейчас его восстанавливали, если бы я не свалил? – О господи, прекратите! – чуть ли не взвыл я, отстраняясь от Славы и пропадая из кадра. Слава, глянув на меня, сдержанно сказал: – Они дали план лечения, я тебе позже скину. Все, пока, не буду мешать тебе спать, – последнее слово он проговорил со сквозящим раздражением. Отключив звонок, Слава сжал левой рукой руль, а правой резко повернул ключ в замке зажигания. Машина мягко завелась. Мы какое-то время стояли на месте – я не сразу обратил на это внимания, думал, Слава пропускает машины на парковке, но, обернувшись, увидел, что за нами никого нет. Растерянно глянул на Славу – он, заметив это, повернул ключ обратно, выключая мотор. Сказал: – Я сейчас. – И, быстро перекинув ремень через голову, вышел из машины. Я не пошел за ним и не стал выглядывать его из окон. Мне показалось, он бы этого не хотел. Несколько минут я просидел один, не зная, чем заполнить мысленную пустоту. Я прокручивал в голове разговор между родителями, который так расстроил Славу, но все равно не смог заметить в словах Льва какой-то провокации или иного триггера. Он был участлив, вежлив, местами даже ласков. Что пошло не так? Слава вернулся с небольшой бутылкой воды – видимо, купил в автомате на парковке. Садясь обратно в кресло, он натянуто улыбнулся мне. – Извини. – Ты в порядке? – В порядке, все отлично. – Он снова пристегнулся, завел мотор. На этот раз мы поехали. Мне хотелось спросить Славу, чем опять провинился Лев, но я побоялся вернуть его в это дерганое, нервно-раздраженное состояние – все-таки он был за рулем. Я решил спросить про другое, но очень аккуратно: – Слушай, а Ванино лечение тоже потребует… так же много денег? Слава внимательно посмотрел на меня. – Если тебе что-то нужно купить, скажи. – Ничего не нужно. – Точно? – Он явно меня в чем-то подозревал. – Ты думал насчет психотерапии?