Слава сидел в машине абсолютно расслабленный: одну руку он опустил в открытое окно, второй держал телефон и скроллил новостную ленту. Казалось, тот факт, что самолет Льва сейчас поднимется в воздух и унесет его от нас на тысячи километров, волновал Славу не сильнее, чем «изменения в пенсионном законодательстве Канады» – мимо этой новости он прокрутил экран в тот момент, когда я садился в машину. Отложив телефон на приборную панель, Слава повернулся с натянутой улыбкой – правда, при виде меня быстро сник. – Что ж… – Он положил руки на руль. – Пожалуй, не буду спрашивать, как прошло. Я шмыгнул носом и ничего не ответил. Слава повернул ключ зажигания, обернулся назад, начал выезжать с парковки. Пока я запоздало пристегивался, стараясь попасть замком в катушку (дрожащими пальцами не получалось с первого раза), над нами раздался неприятный, закладывающий уши гул. Сбросив с себя лямку ремня, я подвинулся ближе к лобовому окну, посмотрел наверх – прямо над нами очень низко пролетел набирающий высоту самолет. Я не знал наверняка, это мог быть любой самолет, но решил, что именно в нем сейчас находится Лев. Эта мысль по-новому резанула сердце, и мои опухшие, уставшие от слез глаза снова намокли. Слава, заметив это, негромко сказал: – Странный ты, Мики. – Почему странный? – судорожно выдохнул я. – Мне казалось, ты этого хотел. Вы так не ладили. – Он воспитывал меня десять лет моей жизни. Предлагаешь мне их выкинуть или забыть? Слава поспешно ответил: – Нет, конечно нет. – Сам-то ты легко забываешь, судя по всему, – обиженно бросил я, отворачиваясь к окну. Он ничего не ответил на мою реплику. Мы выехали на шоссе, оказались по правую руку от аэропорта, и теперь я мог увидеть, как из-за блестящего здания поднимаются ввысь самолеты – один за другим. В каждом мне чудился Лев. Слава глянул на меня, буквально на секунду, и, снова отвернувшись к дороге, сказал: – Я слышал ваш разговор вчера. – Подслушивал? – язвительно спросил я. – У нас маленькая квартира. Я пожал плечами: мол, слышал и слышал, мне-то что? – Хотел сказать тебе, что он не прав, – неожиданно добавил Слава. – Точнее, я думаю, что он не прав. – Насчет чего? – не понял я, вспоминая, о чем вообще шла речь. – Насчет тебя. Что-то там про презрение и неспособность полюбить. Меня почему-то смутило, что он поднял эту тему. Давя странную внутреннюю неуютность, я буркнул: – Ты много чего не знаешь. – Ты много чего не рассказываешь, – справедливо заметил он. – Но кое-что я все-таки вижу. От этого «кое-что» мне стало не по себе: я опять подумал про курево, про Лорди, Мишу, свой аккаунт в «Тиндере» – в общем, про все, чего не должно быть в жизни пятнадцатилетних. И каждый раз, когда я слышал размытые формулировки от родителей, независимо от контекста, меня прошибал холодный пот: они всё знают и намекают мне на это! – Что видишь? – осторожно спросил я. – Взять хотя бы Ваню. Ты же его очень любишь. – Это ведь не то. – Что «не то»? – Я имею в виду, что это не романтическая любовь. И не… Какая-нибудь там еще. Он мой брат. Под «какой-нибудь там еще» я имел в виду сексуальную, но не решился произнести это при Славе. – Любовь не бывает «та» или «не та», – ответил он. – Говоря откровенно, он тебе не брат… Да-да, я знаю, что так лучше не говорить, но в данном случае это справедливое замечание: Ваня изначально посторонний человек, который пришел в нашу семью, а ты полюбил его как брата. Или Лев – та же самая ситуация. Ты принял его как отца, хотя он не твой отец. – Все это круто, конечно, – ответил я, поежившись в кресле. – Но когда я вырасту, я же должен буду с кем-то построить свою собственную семью, отдельную от… Я хотел сказать «от нашей», но, так как никакой «нашей» уже не было, я просто сказал: – …от этой. Мне страшно, что я останусь совсем один из-за того, что никого не могу полюбить. – Когда мне было пятнадцать, я тоже никого не любил. – Да, но ты же понимал, у кого есть потенциал? Ты понимал, что тебе нравятся мужчины? – Понимал, – согласился Слава. – А я не понимаю. Мне никто не нравится. Даже хуже: я не нейтрален, мне все неприятны, такие дела. – Неприятны сами по себе? – уточнил Слава. – Просто все люди на свете? Даже тот чел? – Он кивнул за окно, на автобусную остановку, под козырьком которой стоял незнакомый подросток в желтом дождевике. Обернувшись на него, я заключил: – Нет, этот чел не неприятен, потому что я его не знаю. – Чтобы он стал тебе противен, ты должен его узнать? – Вряд ли этого будет достаточно, – неуверенно ответил я. – А что он должен будет сделать, чтобы стать неприятным? Я вспомнил свой первый поцелуй за кулисами актового зала – жадный, мокрый до отвращения, пахнущий лаком для волос. Вспомнил ревностный взгляд Ярика всякий раз, когда я прятался в туалете с Глебом. А потом – этот отвратный, сочащийся похотью Артур, до того омерзительный, что мне хотелось его наказать за это. И наконец, Лорди – женская сексуальность с ощущением вязкой склизкости на пальцах. Все это сверху приправлено чужими полуобнаженными фотками из «Тиндера», вопросами «сколько см?» и «место есть?». Я мотнул головой, возвращаясь к разговору со Славой. – Не знаю, – буркнул я, отвечая на его вопрос. Он странно улыбнулся. – А по-моему, знаешь. – Знаю, но не хочу говорить. – Хорошо. Мы замолчали. Я расстроился от нашего разговора пуще прежнего: подумал, что мой случай настолько тяжелый, что даже Слава не знает, что сказать. Но тишина была недолгой. Через пару минут он снова заговорил, как будто вообще о другом: – В четырнадцать у меня была школьная подруга, которой я рассказал, что мне нравятся парни. Знаешь, что она ответила? Прикинув, какой примерно был год на дворе, я предположил: – Что она больше не твоя подруга? – Нет. Она сказала: «Это ничего, Слава, когда-нибудь ты встретишь женщину, которую сможешь полюбить, и это пройдет». Мы не перестали дружить – по крайней мере, на тот момент. Я усмехнулся. – И как? Встретил? – Как видишь, нет. Но я поверил, что это правда случится, и очень долго ждал эту женщину, а она так и не пришла. Я шутливо закатил глаза. – Вот сучка. – Не выражайся, – попросил Слава, но не очень строго. – Короче, я не хочу тебе говорить, что когда-нибудь ты встретишь женщину или мужчину, и она или он будут такими замечательными, что ты моментально влюбишься. Не хочу, чтобы из-за меня ты ждал их всю жизнь и злился, если они так и не придут. Потому что могут и не прийти. Так бывает. Но это ничего не значит, семью можно построить и по-другому. Тем более с твоим талантом. – С каким талантом? – Ты умеешь принимать в семью посторонних людей и любить их как родных. Знаешь, сколько бездетных пар годами ходят по врачам или ищут суррогатных матерей, потому что не хотят «чужого»? Потому что боятся, что никогда не смогут так полюбить. – Сколько? – спросил я, хотя вопрос был риторическим. – Большинство. Я их не осуждаю, это правда довольно непросто, но у тебя получается.