Я подобрался, сел прямее. Это уже была хоть какая-то зацепка для разговора. – Я очень стараюсь влюбиться. – Да? – Он заинтересовался, снова отложил книгу. – И что ты для этого делаешь? Я не стал признаваться, что сижу в «Тиндере», вру про возраст и встречаюсь с парнем-четверокурсником, который «похож на наркомана», но решил посвятить Льва в свои списки. Ну, те списки с личностными качествами, хобби и увлечениями. Я подробно объяснил ему, что постарался выделить значимые черты, чтобы замечать их в людях и сосредотачиваться на потенциально интересных партнерах. Чем дольше он слушал меня, тем ироничней становилось его выражение лица. – Что-то не так? – сдался я. – Да. – Что? – Тебе подробно объяснить? – Лучше покороче. – Ты презираешь людей. Судя по всему, всех презираешь, кроме творческих, талантливых и уникальных. А может, и таких тоже. – Бывает, что и таких тоже, – согласился я. – Вот видишь. А общество не состоит из уникумов и гениев, в основном это обычные люди. У них обычная работа и обычная жизнь. Но все «обычное» тебе претит… Я понятно объясняю? – Вроде. – Так можно всю жизнь потратить на поиски того самого уникального и особенного человека, к которому ты сможешь снизойти с высоты своего интеллекта. А можно научиться видеть особенное в простых людях. Научиться любить простых людей за простые вещи. Дослушав его, я заинтересованно спросил: – И как? У тебя получилось? – У меня? – Ага. Научиться любить простых людей – получилось? Лев улыбнулся. – Нет, не получилось. Я влюбился в уникума. – Тебе повезло, – усмехнулся я. Мы замолчали. В тишине было слышно, как тикают часы на стене и шумит в кране вода. Я смотрел на отца, не понимая, когда успел так срастись с ним, словно он яблоня, а я – его яблоко, брякнувшееся на землю где-то неподалеку. Почему это вообще случилось? Вот бы попасть обратно в детство, где меня все считали хорошим. Хотел бы я начать все сначала, выкинуть себя нынешнего, как неудачную фигурку из пластилина, и слепить нового. Я бы вылепил из себя хорошего сына, порядочного человека, любящего бойфренда. А лучше – я бы вылепил себе сердце. Лев, заскрипев стулом, поднялся. – Я попробую уснуть. Рано утром самолет. Проходя за моей спиной, он положил руку мне на плечо. – Не переживай. Когда-нибудь ты обязательно что-то почувствуешь. Он ушел, щелкнув на выходе выключателем, осталась гореть только лампа над обеденным столом. Так мы оказались одни: я, недопитый чай и полумрак. Я смотрел на сгущающиеся сумерки за окном, думая, как же не хочется взрослеть. Я не понимал ничего. Можно бить и любить одновременно. Можно любить и оставлять. Можно любить и отпускать. А совсем не любить можно? Господи, насколько все проще было в детстве. Принц и принцесса всегда находили путь к сердцу друг друга – глупая, вымышленная любовь, но хотя бы доступная для моего понимания. Может, в сказках и есть правда? Об этом, наверное, никто не знает. The Metaphor Дождь шел всю ночь не переставая и потом – утром – тоже. Самолет Льва вылетал в шесть, а значит, чтобы в пять оказаться в аэропорту, нужно было проснуться хотя бы в четыре. Перед тем как лечь в кровать, я покурил, но это все равно не помогло мне заснуть, и несколько часов я провел в мучительных мыслях об отъезде отца. Утром, еще до рассвета, я поднялся, чтобы умыться, и столкнулся со Львом в полумраке коридора. – Почему ты не спишь? – шепотом спросил он. – Скоро же в аэропорт. – Ты хочешь меня проводить? – Я думал, это не обсуждается. Мы старались вести себя тихо, но все равно разбудили Славу – замерев на пороге гостиной, он окинул нас сонным взглядом и сказал, обращаясь только ко мне одному: – Раз ты хочешь поехать – я подвезу. – Спасибо, – растерянно ответил я. Я дождался, пока Лев выйдет из гостиной, и негромко уточнил у Славы: – А сам ты не хочешь поехать? – Зачем? – Попрощаться. Он не ответил мне. Момент, когда мы ехали в одной машине к аэропорту, можно официально признать худшим за всю историю нашей семьи. Я тысячу раз пожалел, что позволил Славе нас подвезти, что не придумал никакой отговорки. Это, должно быть, странно, ведь родители не ругались, не выясняли отношения и даже не валили проблемы друг на друга. Они молчали. И из всего, что могло происходить, это было худшим – мне казалось, что я еду в такси с двумя незнакомцами. Если между этими незнакомцами звучали какие-то реплики, они были под стать всей остальной атмосфере: «Открой, пожалуйста, багажник». – «Пожалуйста, я открыл». – «Спасибо большое». Мне хотелось закричать, затрясти за плечи и одного, и второго, попросить сделать или сказать хоть что-нибудь напоминающее о том, что мы реально одна семья, а не случайные пассажиры. Но я был накуренный: спокойный, флегматичный, даже равнодушный – внешне. Внутри меня бурлили обида, негодование, может, даже гнев, но эти эмоции не находили выхода, будто кто-то построил плотину, отрезая меня от мира чувств. Остановив машину на парковке возле международного терминала, Слава сказал: – Я подожду здесь. – Ты… не пойдешь? – глупо спросил я. – Нет, – коротко ответил он, нажимая на рычажок под сиденьем – для открытия багажника. Лев не сразу вышел из машины. Вздохнув, он обратился к Славе: – Насчет развода… Через зеркало заднего вида я заметил, как Слава поморщился. Он перебил его: – Это же не обязательно решать сейчас. Или ты собираешься что-то делить? – Нет, – спокойно ответил Лев. – Но ты же остаешься здесь. Мало ли, еще раз захочешь выйти замуж. Слава усмехнулся. – М‐м-м… Разведенка с прицепом, да? Лев не оценил его юмора. – Какая ужасная фраза. Слава пожал плечами. – Просто подумал, что ты употребил бы именно ее. Лев, задержав на нем укоризненный взгляд, вышел из машины, а я так и остался сидеть, растерянно глядя на Славу. В голове роился миллион вопросов: «И все? Это и есть ваш прощальный разговор? Даже никаких обнимашек не будет? И поцелуя? Ну хотя бы в щеку? Вообще ничего?» Но ни один из этих вопросов я задать не решился. Лев забрал из багажника сумку, побарабанил пальцами по моему окну, привлекая внимание. Спохватившись, я тоже вышел, аккуратно прикрыв дверь. Мы направились к терминалу и, оборачиваясь на Славу, я заметил: – Вы друг другу даже ничего не сказали. Лев ответил размыто: – Ошибаешься. Мы друг другу сказали всё.