– Стабильно в коме? – К сожалению. – Слава прошел в комнату, опустился на кровать рядом со мной. – И что теперь? – Ждать, когда он придет в себя. – Или «если». Слава не ответил. Он сказал: – Ложись спать. Уже поздно. – Я не могу уснуть. – Тебе нужно успокоиться. Это было очевидно до смешного. – Я не могу успокоиться. Слава посмотрел на меня, протянул руку за моей спиной, обнял за плечи. Я прижался к его боку, и он поцеловал меня в макушку. – Спой мне колыбельную, – попросил я. – Как в тот раз. Его грудная клетка под моей щекой медленно поднялась и опустилась. Он тихо произнес: – Я очень устал. – Ладно. – Я приподнялся, отодвигаясь от него. – Извини. Слава выдержал на моем лице долгий взгляд. Убрал руку с моих плеч и сказал: – Пойдем в гостиную. Здесь мало места. В гостиной он разложил диван, сказал мне: «Падай», и я по-настоящему упал на мягкие пружины. Как подстреленный. Слава очень похоже упал рядом со мной, и меня забавно подбросило вверх. Мы рассмеялись – впервые с того момента. На нас обоих была уличная одежда, в которой мы ходили на матч. Слава положил мне под голову диванную подушку и, убрав волосы с моего лба, спросил: – Ну? Какую ты хотел? – Марины Цветаевой. – Я придвинулся поближе к нему и закрыл глаза. Какое-то время было тихо, а потом я услышал его спокойный убаюкивающий голос над самым ухом: Как по синей по степи Да из звездного ковша Да на лоб тебе да… – Спи, Синь подушками глуша…[3] Напевая, он успокаивающе гладил меня по волосам, и я чувствовал себя совсем маленьким, даже физически – будто бы уменьшенным в размерах. Как по льстивой по трости Росным бисером плеща, Заработают персты… Шаг подушками глуша. Как из моря из Каспийского – синего плаща — Стрела свистнула да… Он сбился, как будто ему перестало хватать воздуха. Я открыл один глаз, проверяя, все ли в порядке. Сделав глубже вдох, Слава допел: Стрела свистнула да… Спи, Смерть подушками глуша. С закрытыми глазами я нашел его руку и сжал. Пение стихло, но он продолжал гладить меня по волосам, погружая в приятную дремоту. Через минуту-другую я заметил, что его рука пропала, и зябко поежился. Сквозь сон доносились аккуратные шаги вокруг, кто-то приблизился, и я ощутил на коже мягкую ткань с ворсинками – плед. Потом шаги отдалились. Я открыл глаза: Слава спал рядом, тоже укрытый. Theory of Chances Пробуждение ото сна ощущалось как удар тупым предметом по голове. Еще не успев разлепить глаза, я уже всё вспомнил: лежу на диване, Ваня в коме, жизнь – дерьмо. Звуки и запахи вокруг сбивали с толку, окутывали уютом, пахло тостами и свежезаваренным чаем – пахло благополучием. Я сел на диване, сонно потянулся. Кухня, столовая, гостиная – все это было единым пространством в нашей маленькой квартире, разграниченным только цветом пола: на кухне – светлый ламинат, в столовой – темно-коричневый, а в гостиной – что-то промежуточное, как будто смешали два этих оттенка. С дивана я видел Славу – он разливал дымящийся чай по кружкам. Не глядя в мою сторону, он бодро сказал: – Умывайся и садись завтракать. Это была нарочитая, искусственная бодрость. Меня не проведешь. Глядя в квадратное зеркало в ванной комнате, я удивлялся тому, насколько обычным себе кажусь: невозмутимое лицо, спокойный взгляд, мешки под глазами – они со мной почти всегда. Ни следов долгого плача, ни выражения глубокого горя. Елозя щеткой по зубам, я разглядывал в зеркальном отражении треугольники на плитке и снова думал про закономерные последовательности и тест на айкью. Одновременно с этим я каким-то образом еще думал про Ваню – всегда, без перерыва. Завтрак тоже выглядел обычным, и родители, садясь за стол, были, в общем-то, как всегда: «Тебе чай или кофе?» – «Кофе? Растворимый? Я похож на извращенца?» Как странно: человек может исчезнуть из этого мира, а мир этого не заметит. По-прежнему будет наступать утро, будет накрыт завтрак, и кто-то будет выбирать, чай или кофе. Обыденность происходящего задела меня, разозлила: мне показалось неправильным делать вид, что ничего не случилось. Поэтому я спросил: – Как Ваня? – Без изменений, – коротко ответил Слава. – Что говорят врачи? – Молиться. Лев усмехнулся. – Серьезно? – Да, – кивнул Слава. – Они сказали: молитесь, чтобы он пришел в себя, сейчас все зависит только от Господа. Лев как-то невесело посмеялся. Слава печально заметил: – А что они еще могли сказать?