– У меня больше нет. Это было неправдой. Лорди покупала с запасом – мы не могли видеться каждый день, а нервы у меня расшатывались всё сильнее. – А где ты ее взял? – тихо спросил Ваня. – Тебе бы не продали. – Мне девушка купила, – признался я. – Твоя девушка? – снова возликовал Ваня. – Та рыжая? Я напрягся. – Ты что, видел ее? – Слава говорил, что она рыжая. Меня почему-то задело, что Слава рассказал всей семье про Лорди. Это заставляло меня чувствовать себя совестно: все знают про Лорди, но Лорди не знает ни про кого. Я подумал: пусть лучше Ваня расспрашивает про нее, и решил развить тему: – Да, она моя девушка. – Значит, она старше тебя? Взрослая? – Ну «взрослая», – фыркнул я. – Девятнадцать лет. – Девятнадцать?! – В Ванином тоне послышались нотки зависти. – Ой, губу закатай. – Я шутливо щелкнул его по носу. Ваня, свободной, не загипсованной рукой схватив подушку с моей кровати, ударил меня ею по голове, а я в отместку попытался его защекотать – он это ужасно не любил, начинал выкручиваться и верещать противным голосом, похожим на младенческий плач. Вот и сейчас – он заколотил ногами и заорал. Не прошло и минуты, как послышались приближающиеся шаги. Я мигом отпустил Ваню, и тот с ловкостью прыткой ящерицы метнулся в свой «чулан», а я быстренько забрался под одеяло. Как послушные дети, мы изобразили глубокий сон. Ваня испугался, решив, что в комнату зайдет Лев. Но я знал, что вместо строгого ледяного тона мы услышим веселый шепот: – Спите или притворяетесь? За тонкой стенкой зашевелился Ваня. – Спим, – шепнул я. – Я тоже сплю, – пропищал Ваня. Слава засмеялся, и я подумал, что роль родителя ему совсем не подходит. Он не выглядел как родитель и не вел себя как родитель. Мне казалось, он вообще не понимает, зачем стоит сейчас на пороге нашей комнаты. Видимо, его попросил Лев, а почему – ему непонятно, и, что сказать нам, он не знает. Наверное, он стоял и думал: ну балуются, ну и что? Если дети не балуются – значит, ваши дети сломались, поменяйте их на других. – Раз спите, значит, завтра поговорим, – заключил Слава. – Завтра мы снова будем шуметь, – ответил Ваня. – Все-таки не спите? – Специально проснулись, чтобы ты смог сообщить нам что-нибудь скучное, – сказал я. Я чувствовал, как Слава пытается увильнуть от своей родительской роли, и меня это забавляло. – Хорошо, слушайте, – согласился он. – Драться, пинаться и пищать по ночам нехорошо. Это безобразие и ай-яй-яй. Сегодня вы деретесь и пищите, а завтра сидите в тюрьме. Вот так вот. Спокойной ночи! Мы одновременно заныли: – Не, мы так просто не уснем! – Мы же дети, с нами надо посидеть! – Поговори с нами, – вдруг попросил Ваня, высунувшись из гардеробной. По вздоху мы поняли, что он согласится. Слава прошел в комнату, заскрипел стулом. Сказал: – Свет включать не будем, поговорим так. В спальне послышался шум, Ваня прошлепал босыми ногами ближе к нам, сел по-турецки на мою кровать и выдернул из-под меня одеяло. По его восторженному лицу я догадался, что он очень-очень хочет что-то сообщить, и у меня в животе скрутился болючий узел: лишь бы не сказал про траву. – А ты знаешь, у Мики… – начал он (сердце в моей груди сделало кульбит). – У Мики… у Микиной… Микиной девушке девятнадцать лет, вот! Той рыжей! Прикинь, да? В темноте я заметил, как Славины глаза неодобрительно блеснули в мою сторону. – Ну ничего себе. А не много? Я махнул рукой. – Да нормально. Ваня со своей непосредственностью, к счастью, разрядил атмосферу, заголосив о другом: – Спой нам колыбельную! Слава ответил: – Колыбельную ты и сам можешь спеть. Я точно не главный по колыбельным. Я проговорил Ване на ухо: – Спи, малыш, и тогда папа купит тебе дрозда. Если не будет он петь на заре – папа зароет его во дворе. Ваня прыснул. – Это откуда? – Из «Южного парка». – Я глянул в сторону Славы. – Не зря же я смотрел этот мультик в четыре года. – Ты запомнил это с тех пор? – удивился Слава. – Да, так же как и фразу «Пососи мой джагон». – Что такое джагон? – спросил Ваня. – Закрыли тему, – прервал диалог Слава. – Давайте лучше нормальные колыбельные. Но я все равно шепнул Ване: «Это пенис инопланетянина». Ваня, хихикнув над моим комментарием, вскинул вверх здоровую руку, как в школе, и заявил: – Я знаю колыбельную про повешенную кошку! Видимо, сделав вывод, что с нашим тяжелым детством от нас не добьешься ничего нормального, Слава молча придвинул к себе мою старую гитару. Ту, которую мне купили еще в начальной школе, но я давно перестал брать ее в руки – только перевозил с места на место, потому что жалко было оставлять в России. Мы не знали, что Слава умеет играть на гитаре, поэтому в комнате наступила тишина ожидания. Слава театрально кашлянул, взял гитару, сыграл пару аккордов и шутливо пропел ту надоедливую колыбельную про волчка, цапающего за бочок. Но я спросил серьезно: – Ты умеешь играть? – Только пару аккордов, – ответил он. – Сыграй. Мы снова затихли в ожидании продолжения. Смущенный нашим вниманием, Слава пропел уже серьезней: Как по синей по степи Да из звездного ковша Да на лоб тебе да… – Спи, Синь подушками глуша[2].