Поэтому я, подняв руки как будто против собственной воли (все мое тело противилось этому движению), отодвинул приоткрытые рамы окна, освобождая нам путь в комнату. Единственный стереотип о Канаде, которому я нашел подтверждение, – дотошная законопослушность местных, поэтому здесь мне и в голову не приходило запирать окно перед уходом, оно было открытым всегда. Удобно, когда хочешь незаметно прошмыгнуть домой, минуя встречу с родителями (особенно если накурился), но сейчас, перед Лорди, это играло со мной злую шутку. Я запрыгнул домой первым, затем, протянув руку, помог Лорди вскарабкаться наверх. Оказавшись в комнате, я бегло начал оглядывать окружающий хаос: книжные полки, письменный стол, наспех заправленная кровать, куча одежды на подоконнике и стульях – нет ли здесь чего-то, что может выдать нас, что может разоблачить странность моей семьи, выставить меня инаковым? Поверхностный осмотр несколько успокоил: комната выглядела обычной. Лорди тоже оглядывалась, но больше для виду. Сев на мою кровать, она сказала: – Иди сюда. – Зачем? Мы разговаривали шепотом, поддерживая иллюзию, что дома кто-то есть. – Ну иди! – кокетливо настаивала она. Я подумал: ну да, секс. Все, похоже, идет к этому. Я понял, что придется поддаваться, иначе от скуки Лорди начнет бродить по комнате, заглядывать в гардеробную и пытаться выйти в коридор. Я, словно деревянный, сел рядом с ней, прямой и напряженный. Приняв мое напряжение за волнение, Лорди положила ладонь на мою коленку и погладила. – Не бойся, – шепнула она. Я отвернулся, чтобы скрыть усмешку, и этот жест Лорди тоже восприняла по-своему, хихикнув: – Первый раз? – Да. – Хоть тут не соврал: с девушкой и правда первый. – Не волнуйся, я буду подсказывать. Она мягко развернула мое лицо к себе и поцеловала в губы – сначала мокро и настойчиво, это еще можно было терпеть, пока я не почувствовал язык, пытающийся пролезть между моими зубами. Я сжал их плотнее, чтобы сойти за дурачка. Понадеялся, что она решит, будто я совсем олух, и прервет поцелуй, но она, на секунду отстранившись, просто улыбнулась мне. – Приоткрой рот, будет приятней. Я уже знал, что это ловушка. Будет тошнотно, только и всего. Но приоткрыл – куда деваться. Со мной раньше уже такое случалось – с Глебом, с Яриком, даже с Артуром. Когда чувствуешь, что тебя вот-вот вырвет от отвращения, можно начать целовать шею – это не так противно, как губы, поэтому тошнота начинает спадать, а партнеру кажется, что ты в порядке, что ты нормальный, просто переходишь к следующему этапу. Я проделал этот трюк с Лорди: она выдохнула, когда мои губы коснулись ее шеи, а правая рука, которой она обхватила мои плечи, впилась длиннющими ногтями в кожу – через рубашку, но все равно больно. Я и не заметил, как мы оказались голыми, меня будто вырубало время от времени, я открываю глаза, и – ого! – на мне нет одежды, а потом снова – я открываю глаза, а она тянет мою ладонь к своей груди. Она направляла меня: где трогать, как, с какой силой, – думая, что я не понимаю всего этого, но я понимал, просто не хотел. Ничего не хотел. Когда я оказался сверху, а она раздвинула подо мной ноги, в голове осталась только одна мысль: как я умудрился в это вляпаться? Теперь, с ней, я мог понять все грани несовершенства человеческого тела – и мужского, и женского. Они отталкивали меня по-разному. Мужчины были противны настолько же, насколько бывал противен себе я сам. Свое – оно, мне кажется, всегда роднее и понятней, поэтому чужое мужское тело, так сильно похожее на мое собственное, у меня получалось выносить лучше – оно было предсказуемым. Тем не менее я без труда мог объяснить его убогость: одно слово – член. Он выглядит смешно, когда расслаблен, но превращается в пугающий штырь, нанизывающий на себя человеческие тела, ломающий внутренний мир организма. Мужскому телу присуща отвратительность насилия. Теперь, в одной постели с Лорди, я получил шанс узнать женское тело – мокрое и склизкое. Что могло быть хуже? Разве что сперма. Я ненавидел слизняков, мокриц, жаб и любых существ, чья жизнедеятельность включала в себя влагу и слизь. На уроке биологии говорили, что отвращение дано человеку как защитный инстинкт, человеку несвойственно любить слизь, но по какой-то непонятной причине секс между людьми сопряжен со всякого рода вытекающей гадостью. И вот я в Лорди, там склизко и мокро, я думаю только о том, как пойду в душ и проведу там не меньше часа, отмываясь от сегодняшнего дня, а она стонет подо мной и шепчет: «Только не кончай в меня», потому что у нас не было презервативов, а я хочу сказать: «Не волнуйся, единственное выделение, на которое я сейчас способен, – это рвота», но не говорю, потому что все еще стараюсь быть вежливым и добродушным. Я чувствовал, как ее ногти вонзаются в мою спину, она зажмурила глаза и каким-то странным, не своим голосом требовательно заговорила всякие мерзости: глубже, сильнее, быстрее… Удивительно: из всего, что происходило, именно эти мелочи послужили виной тому, что случилось дальше: по моему горлу пробежала судорога, которую я безошибочно определил как рвотный позыв и, прервав наш контакт, отпрянул от Лорди как можно дальше. Я сел на край кровати, меня не стошнило, но тело трясло мелкой дрожью – так сильно, что невооруженным глазом можно было заметить, как меня колотит. Зубы стучали – тоже громко, у меня не получалось это скрыть. Сердце – как на грани приступа. – Ты в порядке? – Лорди мягко коснулась моей спины. – Не знаю, – честно ответил я дрожащими губами. – Ты такой чувствительный. Наверное, переволновался. – Она обняла меня за плечи. – Все в порядке. Я подумал: она идеальна. Она не критикует, не смеется над неудачей, не дает почувствовать себя неловко. Она могла бы быть прекрасной девушкой для какого-нибудь нормального парня. Не для меня. Ее прикосновения были мне противны. Я посмотрел ей в глаза и понял, что пора начать разговор, ради которого я все это и затеял. Слишком много пришлось перетерпеть – я заслуживал вознаграждения. К тому же теперь иначе просто нельзя, я доведен до предела, мне нужна была доза. За неделю нашего общения я сотни раз прокручивал в голове варианты фраз, с которых можно было бы начать такой диалог. «А ты пробовала траву?» «А ты знаешь, что здесь легализована трава?» «Что думаешь о людях, которые курят траву?» Но теперь, когда я сидел голый на кровати, на грани нервного срыва, сдерживая тошноту, я понял, что у меня нет сил на пространные рассуждения. Я спросил прямо: – Можешь купить мне травы? * * * В тот день Лорди покурила первый раз – сделала одну затяжку, закашлялась, вернула мне: «Какая гадость!» Я докурил. Перед сексом с Лорди я всегда курил. Мне все еще не нравилось заниматься сексом, но теперь он казался забавным. «Это странно, это очень странно, есть в этом что-то нездоровое – засовывать пенис в человека», – шептал я Лорди во время секса и сам же смеялся от того, что говорю, и она тоже смеялась, не принимая мои слова всерьез. Кроме курева, меня с ней ничего не связывало. После того как мы начали заниматься сексом, я чувствовал к Лорди только раздражение. Меня раздражало, как она говорит, как она смеется, как она смотрит, как она ходит. В каждом ее движении я видел сквозящую глупость, во взгляде – пустоту. Все наши разговоры сводились к ее подружкам, к ее одежде, к ее лаку для ногтей, к краске для волос («Как думаешь, мне пойдет розовый?»). Однажды я привел ее в Ванкуверскую галерею искусств, но не для того, чтобы обсуждать с ней мотивы индейской культуры в работах Эмили Карр – нет, на такой размах мысли я даже и не надеялся, – я просто хотел, чтобы она заткнулась. Я думал, в музее ей будет неудобно продолжать свою трескотню, но она, стоя перед картиной «Утром» Жозефа Каро, сказала: – Знаешь, сиськи у этой дамочки как вымя у коровы. – Да твои не лучше. Я не ожидал, что отвечу вслух, я хотел только подумать. Лорди удивленно обернулась. – Чего? – Я пошутил. – Шутки у тебя идиотские! – Она легонько ударила меня ладонью по плечу. Мы пошли в следующий зал, где, судя по указателям, был представлен голландский золотой век, и, проходя мимо библиотеки, я заметил среди стеллажей знакомую фигуру – футболка с принтом, рваные джинсы, красные кеды. Голова чуть повернута в сторону, так что не заглянуть в лицо, и, если не видеть каждый день эти темные, чуть кудрявые вихры, можно и не узнать. Но я мог бы угадать Славу даже по шагам. Черт, черт, черт. Нужно сохранять спокойствие. Сейчас мы просто пройдем мимо, и все. – О, это что, библиотека? – тут же воскликнула Лорди. – Я про нее читала на сайте, тут около пятидесяти тысяч книг! Давай зайдем? «Господи, ты даже Пушкина не читала, зачем тебе туда?» – зло подумал я, но сдавленно кивнул. Я старался держать курс на дальние стеллажи и, ведя к ним Лорди, исподтишка, скосив взгляд, оценивал Славу: да, за хоккеиста его принять невозможно. Уже на подходе к разделу с выставочными каталогами я услышал в спину полувопросительное: – Мики? Ну все, делать нечего. Я обреченно обернулся. Слава стоял в нескольких метрах от нас, явно удивленный встречей. Бегло осмотрев его, я внутренне содрогнулся: крашеные ногти, губы блестят, как будто чем-то намазаны, на щеках тоже что-то радостно сияет, в правом ухе серьга-колечко. Я буркнул Лорди: «Ща…» – и подошел к Славе. Недовольно посмотрел на него: мол, чего хотел? – Я помешал свиданию? – улыбнулся Слава. – Типа того, – проворчал я. – Извини. Просто не ожидал, что ты ходишь по музеям. – На моем месте любой бы пошел. Слава посмеялся, расценив мой ответ по-своему. – Пытаешься произвести впечатление? – Ага. – Это та самая девочка, из России? – Он едва заметно кивнул в сторону Лорди – она нас заинтересованно разглядывала. – Ага, – снова сказал я. – Красивая. – Много ты понимаешь, – не очень вежливо ответил я.