На Сову это не произвело никакого впечатления. Он по-прежнему оставался невозмутим и сохранял ровный тон. — Командир, расслабься, я вполне серьезно спрашиваю, тебе бабки нужны? — Бабки? — Так хочешь заработать? — А чо надо сделать? — сбавил тон сержант и его глаза алчно блеснули. — Подсоби в одном деле и не пожалеешь, — предложил Сова. Узкий лоб сержанта пропахала широкая борозда. Крутая тачка и вид пассажиров говорили сами за себя. Испещренная шрамами физиономия Рэмбо и днем могла напугать кого угодно. Под стать ему был и Галлиев. Под его пудовыми кулаками чужие черепа трещали как гнилые орехи. Сержанта раздирали страх и алчность. А Сова наседал: — Ну, чо менжуешься, командир, так как насчет заработать? — Я при исполнении, — мялся сержант. — Все понимаю, командир, — и, подмигнув, Сова затянул: — Наша служба и опасна и трудна и на первый взгляд как будто не видна… — Ладно, крутой, кончай ломать комедию! — Командир, ты, как я посмотрю, в самом деле не врубаешься. — Ч-о?! А ну, гони права! — окрысился сержант. — Э-э, зря ты так, командир. Я к тебе по-человечески, а ты на бас берешь. Нехорошо получается. Выходит наша милиция нас не бережет. А я думал… — Молчать! Щас накину браслеты на ласты и в обезьянник, там по-другому запоешь! — взвился сержант. — Ха-ха, — рассмеялся Сова. У милиционера от злости перекосило лицо, рука судорожно заскребла по кобуре с пистолетом, а голос сорвался на визг. — Всем выйти из машины! Лапы на капот! — Тихо! Тихо, ментяра, зверье распугаешь! — гаркнул Сова и выскочил из машины. К нему присоединились Рэмбо и Галлиев. Сержант шарахнулся в сторону, поскользнулся, рухнул в сугроб и барахтался, как букашка. Сова смерил его презрительным взглядом и с кривой ухмылкой произнес: — Братаны, поднимите начальника, а то простудится! Рэмбо выдернул сержанта из снега. Галлиев отобрал у него пистолет. И сержант на глазах превратился в амебу. Рассчитывать на помощь ему не приходилось, на дороге не было ни души. Сова перехватил его взгляд и зловеще процедил: — Ну чо, начальничек, довыступался? Я ведь предлагал по-хорошему разойтись, но ты не захотел, да еще за пушку хватался. — Я, я… Ребята, не трогайте меня… — Ты еще расскажи нам про детей и любимую тещу. — У меня их двое. Младшему и годика нет. Ну не калечьте, парни, — взмолился милиционер. — Да ты чо, начальник? Мы тебя и пальцем не тронули, а ты уже обосрался? Не ссцы, убивать не станем, если поможешь в одном деле. — Да, да! А чо надо? — Садись в тачку, там и побазарим, — потребовал Сова и распахнул дверцу джипа. На негнущихся ногах сержант шагнул вперед. Рэмбо и Галлиев ухватили его за руки и запихнули на заднее сидение. Затравленным взглядом он смотрел то на Сову, то на Галлиева, поигрывавшего ножом перед его потной физиономией. — Ребята, не надо резать. Скажите, чо делать, я все сделаю! Все, только не убивайте! — умолял сержант. — Ребята в детском саду, а мы братки! — отрезал Сова и потребовал: — Колись по фуре с титаном! Куда ее заныкали? Где водилы? — Какой титан?! Какие водилы?! Парни, я ничего не знаю! — Врешь, падла! Я щас тебя в рядовые разжалую, а потом на башку укорочу! — рыкнул Галлиев и срезал сержантские лычки с погон. — Я-я ничего не знаю! Матерью клянусь! — лепетал сержант. — Не знаешь? А если я Муравья подгоню, вспомнишь? Колись, падла! — заорал у него над ухом Сова и кивнул Галлиеву. Лезвие ножа заплясало перед глазами сержанта, и холод обжог ему щеку. Алая капля выступила на острие и скатилась к подбородку. Он дернулся и заверещал: — Это все Муравей! Это он! — Молоток! — похвалил Сова. Галлиев убрал нож. Милиционер обмяк и студнем растекся по сидению. Пот ручьями лился по лицу, грудь вздымалась как кузнечные меха, а зубы отбивали чечетку. — На, мент, выпей, — Рэмбо сунул ему бутылку с пивом. Давясь и захлебываясь, сержант опустошил ее до дна, смахнул пот с лица и, перескакивая с пятое на десятое, заговорил: — Две недели назад… Кажись, в среду… Не, в четверг. Точно, в четверг! Я как раз был на смене. С утра ко мне подкатил Муравей и сказал, шоб я достал две формы. А чо доставать, у меня моя старая еще осталась. — Кончай со своим барахлом! По делу базарь! — рявкнул Сова. — Так я по делу. Муравей сказал, шоб я с формой и на своей дежурке подкатил на 33-й километр. — Хорош нас баснями кормить! Хто грабанул и где титан? — Хто, не знаю, а про титан мне потом сказал Муравей. — Врешь, падла! — не поверил Сова и кивнул Галлиеву. Тот снова достал нож. — Не надо! Не надо! — взмолился сержант. — Базарь дальше, только без туфты! — потребовал Сова. — Я не вру! Говорю как есть. В тот вечер ко мне на пост подвалил Муравей и предложил поехать в кафешку, шо на 12-ом километре. Сказал, шо со мной хочет говорить серьезный мужик… — Мужики в деревне! — перебил Сова и поторопил: — Назови погоняло! — Ей Богу, не знаю. Муравей не сказал. — Ладно, а как выглядел хоть помнишь? — Да, да! Здоровый бугай и руки длиннющие. На него похож, — сержант кивнул на Рэмбо. — Так, и о чем был базар? — допытывался Сова. — Та ни о чем. Взяли у меня форму, жигуль и сказали ждать. — И чо, это все? — Ага. — И чо, ты как попка просидел в той кафешке? — А куда было деваться, они приставили ко мне двух мордоворотов. С ними я и куковал. Все, больше мне нечего сказать. — Ты чо, дурак? Они чо, были глухонемые? — Нет. — Ну раз нет, так значит базарили! — Про баб говорили. Нашу водку хвалили и… — К черту баб! К черту водку! Кликухи! Имена! Города! Ну, давай же, телись быстрее! — потерял терпение Сова. — Щас! Щас! — гримаса исказила лицо милиционера, он мучительно вспоминал: — Москву называли точно и не один раз. Говорили, вроде, про Екатеринбург. — А кликухи?! Кликухи! Имена? — Ну, не помню я. Память у меня на них хреновая, все вылетает, — ныл сержант.