– Да вот то-то и оно, что придумано, – вздохнула Арина. – Вроде все логично, но маловато этого, Пал Шайдарович. Не железобетонно. Вообще улик против нее не то что кот наплакал, а и того меньше. Может, на шампуре потожировые и остались, но не факт. И даже если остались – что это доказвает? Она официантка, ее следы на любой посуде имеют право присутствовать. Кто-то ее в клубе должен был видеть, но никто ж не признается! Светлана только, менеджер которая, но она Лялю ненавидела, любой адвокат ее показания разобьет. Даже запись с внутренних камер – и та пропала. – Раз пропала, значит, что-то там было, так? И что насчет второго убийства? – вдруг спросил он. – К-как-кого вт-торого? – Арина даже заикаться вдруг начала, чего с ней отродясь не бывало. – Да ладно тебе! Свидетель твой, которого якобы случайные грабители до смерти убили, – честное слово, он так и сказал – до смерти убили! – Дело, про которое ты мне боишься рассказывать, потому что убили его в другом районе, а там спят и видят, чтоб очевидный глухарь на кого-нибудь спихнуть. А ты боишься попросить, потому что нам тоже статистику портить не с руки… с каких это пор тебя статистика стала беспокоить? – Н-ну… – выдавила из себя Арина. – Баранки гну! – весело подхватил Пахомов. – Короче, как думаешь, это наше убийство? В смысле – твоя девушка неудобного свидетеля уконтропупила или как? Как бишь его? Вадик? – Вадим Чижов, – автоматически подсказала она. – Девяносто процентов, Пал Шайдарович. Я почти уверена, что он Лялю этой записью якобы пропавшей шантажировать начал. Ну и далее со всеми остановками. В смысле девушка ни перед чем не останавливается. Меня тамошний следователь в осмотр квартиры потерпевшего пустил, а там… в общем, такое впечатление, что там кто-то что-то уже искал. – Тамошний следователь, говоришь? Это который Семеняка? Ничего, говорят, хороший мальчик. Ну так работайте пока, что называется, в сотрудничестве, с городом я улажу… а если это наш случай, то дела объединим. Сама-то красавица где? – Да… – Арина развела руками. – Пока неясно. Какое-то время она жила в квартире покойного. Но мы ее, похоже, спугнули, и сейчас даже не знаю. Ну есть адрес ее собственной комнаты, но там ее вроде тоже нет. Если верить соседям. Соседкам в смысле. Мишкин их сегодня осторожненько опросил, – она вдруг зажала рот, как будто испугалась или удивилась. – Ох. А может, она опять в квартире Филиппа? Один раз мы ее спугнули, а после она могла решить, что именно после нашего посещения там – самое безопасное место. – Вот видишь. А говоришь, не знаю. По обоим адресам выезжайте, девушку задерживайте, почему-то я не верю, что она из города сбежала, ей смысла нет. Только нежно. Не как подозреваемую, а как будто ты за ее безопасность беспокоишься. И – обыски сразу. Да знаю я, знаю, что смотрели. Но пусть, к примеру, Оберсдорф еще поищет, а? Улика-то, которой тебе не хватает, электронная, нет? – Электронная, конечно, но как… – Арина осеклась. – Господи! Пал Шайдарович! Я идиотка! Мне неодолимым препятствием казалось, что после этого Чижова ни одного условного носителя не осталось – ни телефона, ни компьютера, ничего. Если даже он эту запись чертову как-то сдублировал, например, в облачное хранилище закинул, теперь хвостов не найдешь. Но ведь номер-то телефонный есть, и наверняка кто-то знает и иные его сетевые контакты. А Оберсдорфу этого, скорее всего, достаточно будет. – Вот видишь, сама все знаешь! И еще… На чем у них записи? На дисках? Так ведь… я в этих ваших технологиях не сильно понимаю, но на диск-то компьютер записывает? Может, там внутри что-то осталось? Ты Левушку-то попроси клубную технику исследовать. – Ну… можно… – без особой надежды согласилась Арина. – А главное – техника техникой, но ты еще раз с людьми поговори. Компьютеры компьютерами, а люди – главное. Сама же говоришь, что наверняка эту Лялю в тот день там кто-нибудь да видел. И этого человека – или лучше людей – надо отыскать. Не бывает такого, чтоб ни одного свидетеля. – Один-то свидетель там точно есть… Но он не скажет ничего, – вздохнула Арина. – Что так? – Да он же эту Лялю туда и привел. Роман у них был. А у него, насколько я понимаю, чувства… скажем, не остыли. И на Лялю он едва что не молится. И проглотит все, что обожаемая фемина ему напоет. Безнадежно, в общем. Хотя сам по себе свидетель был бы – пальчики оближешь. Повар тамошний. Это я только подозреваю, что поднос с кухни в приватный кабинет Ляля отнесла, а он точно знает. Но твердит, что не помнит, кто из официанток или официантов поднос забрал. И будет стоять на этом до упора. Любовь, Пал Шайдарович… – Чего это ты в уныние-то впадать решила? Вроде тоже тут не погулять вышла, допрашивать умеешь. И с остальным персоналом надо работать. Мишкина на них напусти, он всю подноготную вытащит, даже ту, которую человек сто лет как забыл. – Так он же их по горячим следам и опрашивал. И – никто ничего. – Вот пусть еще раз, уже с учетом новых данных, поговорит. По горячим следам – одно, а когда точно знаешь, что именно нужно вытащить – совсем другое. Да и повара можно попытаться разговорить. Не качай головой-то! Подумай, как его зацепить, как ему показать, что его обожаемый ангел… совсем не ангел. Попробуй его раскрутить. Но даже если не выйдет, остальные-то не ослепли же все вдруг. Кто-нибудь что-нибудь да вспомнит про эту самую Лялю. Если смена была не ее, а она там была… – Черт! Райская ведь обмолвилась, что кто-то ей что-то такое говорил… Но – кто? Ее уже не спросишь. – Что-то у тебя свидетели, как мухи, мрут? Или эту даму тоже… ликвидировали? Арина помотала головой: – Нет. Это другая история. Или даже вовсе не история, а просто так совпало. – Совпало, говоришь? Ну… тебе виднее. Но как бы там ни было, а это тоже – свидетельство. – Очень косвенное, Пал Шайдарович. – Там косвенное, тут косвенное, мотив опять же – уже что-то складывается. Ну а дальше можно на допросе ее дожимать. Ты же умеешь! – С такими-то хлипкими уликами? – Арина, ты что? Ты галерейное дело вообще на пустом, считай, месте наизнанку вывернула. А тут вдруг растерялась. Ну-ка отставить пораженческие настроения и – вперед, работать! Почему-то Арину убедили не аргументы, а то, что железный ППШ вдруг назвал ее по имени, а не как обычно – Вершина. Действительно, чего это она разнюнилась? – Есть, товарищ полковник! – улыбнулась она. – Вы правы, как всегда. Ну маловато улик, ай, вот беда-то! Не из таких быков тушенку делали! Подумаешь, Ляля! – То-то же! Давай, Вершина, к вершинам! – он усмехнулся собственному каламбуру. Уже взявшись за дверную ручку, Арина обернулась: – А знаете, Пал Шайдарович, что в этом деле самое обидное? – Что свою выгоду эта самая Ляля все-таки получит? – Точно. Наследует-то не она, а ее будущий ребенок. И значит, даже если мы ее все-таки сумеем посадить… – Не мы, а ты, – поправил Пахомов. – И не если, а когда. – Да что я тут одна бы наворочала. В общем, даже если, ну ладно, когда получится ее посадить… Э-эх! Убийство Вадика ей вряд ли удастся инкриминировать. Ну… очень вряд ли. Одна надежда – может, криминалисты что-то найдут, не бесплотная же она. Но я бы не надеялась. По убийству Филиппа судебные перспективы тоже… не очень. Ну то есть доказать-то убийство, скорее всего, получится, но… Во-первых, срок дадут небольшой: защита наверняка на аффект будет упирать, взрыв, мол, ревности и всякое такое, не хотела убивать, просто замахнулась в аффекте. Плюс беременность, то есть гормональные сдвиги и эмоциональная неустойчивость, ну и вообще беременность на присяжных умиротворяюще действует. Так что срок будет небольшой, если не вовсе условный, а наследство она после родов все же получит – ну не сама, а как опекун малолетнего наследника. И сидеть ей будет вполне комфортно. Про условный срок, это я, конечно, сгоряча, но при толковой защите, может, отсрочку исполнения приговора выбьют, хрен редьки не слаще. Пахомов усмехнулся: – Положим, опровергнуть аффект и доказать преднамеренность вполне можно – шампур-то она с собой принесла. А все остальное – ну уж как выйдет. Бывало, сама знаешь, и хуже. * * * Если б не поглядывавший из-за стекла справа от вертушки дежурный – Арина спиной чувствовала его внимательный взгляд – она, наверное, запрыгала бы прямо на крыльце следственного комитета. Ну и что, что март, подразнив несколькими солнечными деньками, опять притащил в город буйную компанию метелей и ветров, ну и что, что с работы приходится выходить, когда зыбкий пасмурный дневной свет уже сменяется густой тьмой, прочерченной желтыми цепочками фонарей. Все равно чувствуется, что день стал дольше! Чуть не в полтора раза дольше! И главное – работа сделана. А уж что там присяжные и судьи нарешают, смилостивятся ли над нежной ангелоподобной Лялей – к тому же еще и беременной – это все уже не Аринина печаль! За углом примыкающего к серому комитетскому зданию сквера темнела знакомая фигура. Денис! Кожаная куртка, сверкающий черный шлем – вот только мотоцикл ниже, чем полагается рыцарскому коню, но разве это важно? Важно, что он стоит там, ждет ее и улыбается. Издалека, да еще и под шлемом улыбки, конечно, не разглядеть, но Арина точно знает – она есть. И смутное темное пятно – это второй шлем, бодро увенчивающий один из мотоциклетных рогов! Кто сказал, что на мотоцикле неуютно? Смешные люди, ничего они не понимают. За широкой спиной Дениса ее самый настырный ветер не достанет. И даже если и достанет – пусть и сечет снежная крупа, а весной-то пахнет! А вы там сидите в своих тепленьких автомобильчиках и не чуете! Вдоль ограды сквера соблазнительно протянулась раскатанная местной ребятней ледяная дорожка, которую старательный дворник еще не успел засыпать ни песком, ни солью. Наверное, уже последняя для этой зимы… Интересно, видит ли ее еще любопытный дежурный? Ай, ладно! Где наша не пропадала! Ну, с разбегу… Сколзанка тянулась вдоль почти всего сквера, и посередине Арина вдруг забеспокоилась: хватит ли разгона? Почему-то казалось очень важным проехать – проскользить, пролететь – всю линию с одного разбега. Она затаила дыхание – ну же, еще чуть-чуть! – но тут в кармане залился надрывной трелью телефон. Так что от неожиданности она и впрямь чуть не полетела – прямо в чугунную ограду. Но – устояла. Звонил – вот уж кого не ожидала – Левушка Оберсдорф: – Вершина, я тут покопался, – начал он, как всегда, без приветствий и прочих предисловий. – Ну та девушка со смешной фамилией, которую ты в убийстве любовника-стриптизера подозревала. – Райская? – растерянно уточнила Арина. Она действительно просила Оберсдорфа «покопаться», но тот сообщил, что после смерти Марины Леонидовны информация в ее ноутбуке оказалась стертой. Да вирус отложенного действия запустили, подумаешь, бином Ньютона! – фыркнул тогда Левушка. – Ну такой, например, который активируется не при получении сигнала, а при его отсутствии. Не пришел сигнал, фьюить, формат цэ. Арина, разумеется, посчитала это финалом. Обрывом ниточки. Утешала себя тем, что ниточка – одна из, а не единственная. И вот Оберсдорф звонит с какой-то новой информацией? Получается, не зря сама себя утешала? – Но ты же говорил, – растерянно проговорила она… – Мало ли что я говорил! – хмыкнул Левушка. – Человек же оставляет следы не только в собственном компьютере. Вот ты в магазинчик зашла, туфельки себе новые прикупила – щелк, извольте, владелец карты такой-то дал денег ООО «Сапожник». Ну или пиццу на дом заказала – тогда еще и адрес. – Левушка, ты это к чему вообще? – Арина совершенно искренне не понимала, что он пытается до нее донести, и главное, зачем. – Она уже не фигурантка! И не потому что погибла, а потому что потому, потому что она реально ни при чем. – Ой, я тебя умоляю! Ну интересно мне стало, – весело сообщил Оберсдорф. – Отличная задачка для мозгов. Простенькая, но забавная. – И ты хочешь поделиться своим весельем? – саркастически хмыкнула она в трубку и помахала маячившему на углу Денису – мол, сейчас подойду, прямо сейчас-сейчас! И улыбнулась в ту сторону – хотя Денис, конечно, с такого расстояния вряд ли мог это увидеть. Левушка, когда ему «вожжа под хвост попадала», пер не хуже танка, останавливать его было бесполезно – не услышит. – Нет, Вершина, поделиться я хочу результатами. Любопытнейшие, понимаешь, у дамочки дела финансовые, – сообщил он с явно сквозящей в голосе гордостью. – Чего там любопытного? – недовольно буркнула Арина, думая, что даже телефон отключать бесполезно, с Левушки станется дистанционно его включить – не из вредности, из чистого интереса. – С наследством тетушка ее прокатила, так что у Райской кроме квартиры и машины вроде и нет ничего. Какие там могут быть финансовые странности? – Будешь умничать – не скажу! – пригрозил Оберсдорф. – Машинка у нее была, я тебе скажу, так себе, да и квартирка не бог весть что… – Погоди, почему – была? – Потому что машинку свою твоя дамочка продала. Совсем, понимаешь, недавно. А квартирку заложила, причем на довольно жестких условиях, – теперь в голосе «главного компьютерного гения комитета» звучало откровенное торжество. – Когда? – Да за месяц где-то до того, как ее любовничка зарезали. – Ну… и… – Арина все еще не понимала, зачем он все это ей рассказывает. – Вот! – веско заявил Оберсдорф. – Дальше начинается самое интересное. Я не смог эти деньги отыскать. Эй, Вершина, ты там уснула или в обмороке? Повторяю для несообразительных. Я. Не. Смог. Отыскать. Финансовый. След, – он произнес все это раздельно, словно ставил после каждого слова жирную точку. – Ну считай, что я в обмороке, – ответила она довольно искренне: услышанное было почти невероятным: все знали, что с цифрами – в смысле с цифровыми технологиями – Левушка может что угодно, хоть Луну с неба. – Как такое вообще возможно? Ну чтоб деньги были, а потом их найти невозможно? – Вот так вот, знаешь ли, – из трубки донесся подчеркнуто громкий вздох. – И это само по себе кажется мне очень любопытным. – И велики ли деньги?