Дракон еще раз подталкивает козью ногу прямо передо мной, и я прихожу к решению, что нам следует поболтать, прежде чем я перейду на сырую пищу и попытаюсь съесть эту окровавленную гадость. — Кэйл, — говорю я тихо. — Мы можем поговорить? Уши дракона навостряются, и его огромная голова приближается настолько близко, что от неожиданности я ахаю и падаю назад. Но он просто ждет, а его крупные золотые зрачки излучают бдительность. Я указываю на козью ногу. — Я буду это есть, но не сырым. Он рассматривает меня, потом рассматривает козью ногу. Затем он переводит взгляд обратно на меня и ждет. Отлично, мы быстро сдвигаемся с мертвой точки. — Я бы хотела, чтобы ты снова изменился обратно, — бормочу я себе под нос. Отчего-то мне легче общаться с ним, когда его глазное яблоко не размером с шину, которое таращится прямо мне в лицо. — Эта штука сырая, к тому же на ней козья шкура. Ты должен ее приготовить. Никакой реакции. Большие глазные яблоки моргают, ждут. Понятно. Это не работает. Размышляя, я кусаю губы и тогда пробую другую тактику. Я бросаю взгляд на дракона, чтобы убедиться, что он не собирается на меня набрасываться, ну а потом дотягиваюсь до козьей ноги и тяну ее в свою сторону. Он даже не шевелиться. Все, что он делает, — смотрит на меня пристальным взором. Ну и ладно. Притянув козью ногу к себе, я тщательно ее осматриваю. Рваные клочья кожи — шкуры — свисают там, где он оторвал ее от туши козы. Я тяжело сглатываю. Ведь не такая уж я и жеманная ханжа. Я уже раньше видела — и ела — мертвые туши с территории свалки. Я наблюдала за тем, как люди их разделывают. Я отлавливала белок и относила их на продажу производителям тушенки, потому что, если съедать их самим, — значит выбросить деньги на ветер. Я наблюдала за тем, как они снимают с них шкуру и готовят из них пищу. Просто мне… никогда не приходилось снимать шкуру с мяса, которое буду есть лично я. Видимо, сейчас у меня появилась громаднейшая возможность. Или что-то типа того. Ну, хорошо. Я протираю свои ладони и оглядываюсь в поисках чего-то, что можно использовать в качестве ножа. Совсем неподалеку валяются осколки битого стекла, и я направляюсь туда, чтобы взять один из них. Дракон тут же оказывается рядом со мной, бросившись прямо перед дверью на лестничную клетку. В его напряженном взгляде вспыхивают черные огоньки. — Успокойся, великан, — говорю я ему и осмеливаюсь погладить его по носу. — Я только достану какие-то приборы для разделывания, ладно? Я усвоила урок. Не собираюсь я никуда уходить. От звука моего успокаивающего голоса его глаза снова вспыхивают золотом, и он трется о мою руку, словно хочет, чтобы я еще к нему прикоснулась. Да-а, но мы еще не настолько близки. Еще разок небрежно его погладив, я медленными, явно преувеличенными движениями подбираю осколок стекла величиной с ладонь. Я бросаю взгляд на него, чтобы посмотреть, не отреагирует ли он на то, что я взялась за оружие, но Кэйл кажется спокойным. Я рассматриваю импровизированное лезвие, которое держу в руке. Одним краем он чрезвычайно острый, а я стою очень близко от Кэйла с низко опущенной головой. Я могла бы ударить им в одно из этих глазных яблок размером с шину… И что потом? Сбежать после того, как ранила его? Сбежать куда? Лестница полностью разрушена. Нравится это или нет, но дракон сейчас мой единственный способ убраться с этого здания. Наверное, все-таки хорошо, что он хочет подружиться. Он снова подталкивает ногу ко мне, а потом трется носом об меня. Такое ощущение, что он на самом деле хочет лишь заботиться обо мне. Ну, это действительно очень странно. Они приказали мне приручать дракона, и я подумала, что ничего более безумного я еще не слышала за всю свою жизнь. Правда сейчас… я в этом уже не так уверена. Кэйл ведет себя не как другие драконы. Драконам нравятся люди, будучи с ними лицом к лицу — один на один? Это что, ключ к успеху? Если сможем приблизиться достаточно близко к одному из этих огромных, смертоносных извергов и побыть с ним наедине, то что, сможем стать приятелями? Вполне возможно, не такой уж все-таки это и чокнутый план. Вполне возможно, не обязательно это означает верную смерть. В смерти мне нравится непредсказуемость, а не наоборот. Используя лезвие стекла, я сдираю с козьей ноги шкуру, насколько могу. Это — грубая, кровавая работенка, а у меня нет ничего, чем вытереть руки. Я голая, а платье, которое они оставили мне? Оно где-то здесь, но я слишком сильно испачкалась, чтобы его надевать. Ну, я точно не хочу замарать его козьей кровью, поэтому я просто протираю руки об эту шкуру, надеясь, что не размажу слишком много микробов. В конечном счете, шкура с ноги по большей части содрана и выглядят, как обычное мясо. Почти. Я выпрямлюсь и любуюсь делом своих рук. Не так уж и плохо. Теперь, если смогу убедить его приготовить это мясо, оно может оказаться не такой уж плохой едой. Я поднимаю глаза на Кэйла. — Я так понимаю, ты — один из тех огнедышащих драконов, да? Или это только те, красные? Он пристально смотрит на меня, а потом трется носом о мои волосы. Я отталкиваю от себя его голову. — Не сейчас. Я пытаюсь сосредоточиться, — бросаю взгляд обратно на него. — Могу я попросить тебя измениться назад, чтобы мы могли поговорить? Ничего не происходит. Вопрос чисто риторический. Я похлопываю по сырой козьей ноге. — Пожарь это, пожалуйста, — когда это оказывается совершенно бесполезным, я рискую попробовать шарады. Я указываю рукой на свой нос, затем разыгрываю пантомиму извергающейся огня (или, ну ладно, на самом деле — смачное чихание) прямо на козью ногу. Тогда я указываю на него. — Ты жаришь ее своим огнем. Пожалуйста. Огромная голова наклоняется, после чего он из ноздрей выдувает слабенький поток пламени. Он проносится так близко от моей головы, что я с визгом отскакиваю назад, похлопывая свои волосы. Поверить не могу! Это было немного пугающе, тем не менее, мы делаем успехи. С восторженным энтузиазмом я киваю головой и жестом рукой указываю на мясо. — Да, давай! Жарь! Воодушевленный моим поощряющим тоном он выдувает поток пламени посильнее, обжигая козью ногу. Она хрустит, шипя и брызгаясь раскаленными каплями жира, и заполняя воздух запахом обугливающегося мяса. Огонь заканчивается так же быстро, как вспыхнул, и дракон снова выжидающе смотрит на меня, в то время как из его ноздрей тонкой струйкой клубится дым. Положив руку ему на морду, как бы предупреждая не поджарить меня, я двигаюсь вперед и проверяю мясо. Под верхним слоем все еще сырое. Я снова возвращаюсь обратно и еще раз жестом указываю ему «жарь!». И он жарит, а после второго раунда я проверю его еще раз. Обуглившийся, однако очень даже ничего. Я вонзаюсь пальцами в мясо и, оторвав длинный кусок, тщательно его пережевываю. У меня рот наполняется соками, и я закрываю глаза, наслаждаясь божественным вкусом. Это — первое настоящее, свежее мясо, которое я ем за очень долгое время, что уже не помню, как давно это было. Плевать, что это коза. И плевать, что оно зажарено драконом. Оно потрясающее. Мне хочется набивать полный рот и есть до тех пор, пока меня не затошнит, ибо кто ж его знает, когда у меня появится еще один шанс съесть столько свежей еды? Я улыбаюсь Кэйлу сияющей улыбкой и протягиваю руку, чтобы погладить его по носу. — Спасибо тебе. Оно просто идеальное. Он трется носом о мои волосы, а своим языком дотрагиваться до моей шеи. Когда я отталкиваю его от себя, то вижу, что его глаза почернели. Черт. Я понимаю, что именно это означает. Настороженно на него поглядывая, я хватаю мясо и отступаю от него. Он начинает моргать глазами, и их цвет возвращается обратно к золотому. Здорово. Кроме того, он не следует за мной туда, где я пристраиваюсь на полу. И хорошо. Такое ощущение, что он понимает, что ему следует прекратить наседать на меня, несмотря на то, что это выводит его из себя. От этого я немного расслабляюсь. Так долго, как я смогу распознавать, когда он окажется на грани того, чтобы побуянить, я смогу помешать этому случиться. Так что я ем. Пожаренная драконом коза — вкуснейшее, что я пробовала за бог знает сколько времени, поэтому я ем столько, сколько в меня влезает, после чего отодвигаю ее от себя. В тот момент, когда я это делаю, он хищно пожирает остатки. Слышится хруст костей, и тогда он бросает взгляд на остатки туши козы, а потом обратно на меня. Отмахиваясь от нее, я мотаю головой. — Клаудии уже достаточно. Судя по всему, он это понял и проглатывает остатки козы целиком, одним-единственным большим куском. Кстати, по-моему, это удобный способ избавиться от беспорядка. Я подыскиваю чего-нибудь, чем вытереть руки, но здесь нет ничего, чем можно очиститься. К тому же жажда меня совсем замучила, впрочем, это та проблема, которую, наверное, можно решить позднее. Солнце садится все ниже, и я начинаю мерзнуть. Ветер все усиливается и холодит мою обнаженную кожу. Я нахожу тонкий белый кусок ткани, из которого сделано мое платье, и, обернув его вокруг своих плеч, в уголке сворачиваюсь калачиком. Набив едой полный живот, я вдруг чувствую себя очень усталой. Кажется, у меня начался отходняк. Большую часть дня я провела в смертельном ужасе, и теперь я чувствую себя истощенной. Что бы Кэйл не хотел от меня, я нужна ему живой. Ну, это совершенно очевидно. Похоже, я его пленница, поскольку сама я не могу спуститься с этого здания. Испустив вздох, я выпрямляю спину и прислоняюсь к обломку стены. Мне лучше оставаться на месте, по крайней мере, сейчас. С моих уст срывается зевок, и я приглушаю его ладонью. Это движение привлекает внимание дракона, и ко мне протягивается большая лапа Кэйла. Я уже вся обмираю, когда та обвивается вокруг меня, но он лишь притягивает меня к своей груди и устраивается на полу. Он укладывает меня, как в колыбель, между своими передними лапами и опускает вниз голову. У меня все еще есть осколок стекла, который я раньше использовала для разделки козы. Я могу напасть на него. Я могу, применив насилие, попытаться сбежать. Желание сопротивляться еще не покинуло меня. Но он ведет себя со мной ласково. Его чешуйчатая грудь теплая как печь, а страшные когти, Боженьки, настолько осторожны, чтобы не ранить меня. Такое впечатление, что он знает, что я хрупкая, и проявляет особую осторожность, чтобы обеспечить мою безопасность. И все это очень необычно, но я ощущаю такой странный легкий трепет от того, насколько осторожно, насколько внимательно он держит меня у себя в лапах. Черт, должно быть, я и правда изголодалась по привязанности и нежности, раз мне нравятся эти обнимашки дракона. Впрочем, может, мне и не стоит удивляться — жизнь во время «После» тяжелая и мучительная. Больше никто не может иметь привязанностей, потому что доверие к кому-либо может тебя погубить. Любой, кто проявляет к тебе внимание, скорее всего, преследует свои личные интересы. Мой последний парень украл всю еду, которую я тщательно накапливала, и после этого я никогда даже не задумывалась о том, чтобы начинать новые отношения. У меня есть Эми с Сашей, но должна признать, что иногда становится очень одиноко. Иногда тяжело быть той, единственной, кто отвечает за все, той, единственной, на которую все рассчитывают, что в очередной раз сделает все правильно. Может, именно поэтому мне так нравятся объятия дракона, как бы нелепо это ни казалось. Меня лишили право контроля. Все, что я должна делать, — спать и позволить кому-то другому разбираться во всем самому. Даже если это — дракон. После секундного колебания я расслабляюсь, прижавшись к нему, и закрываю глаза. По крайней мере, он теплый. Моя рука касается огромного когтя, и я вспоминаю, насколько он большой и страшный. Как одно неверное движение может разорвать меня на части. Возможно, обнимашки с драконом все-таки не самая удачная затея. Я немного нервничаю, когда устраиваюсь в своей «кровати». Мне, конечно, не заснуть. Слишком уж мне страшно. Но, по крайней мере, мне будет тепло. И все же, в тот самый миг, когда закрываю глаза, я погружаюсь в сон. КЭЙЛ Я едва смею дышать, когда Клау-да расслабляется, прижавшись ко мне, и ритм ее дыхания выравнивается, по мере погружения ее в сон. Требуются все мои внутренние силы, чтобы не зарыться носом в мягкое облако ее волос и не вдохнуть ее запах. Держать ее здесь, прижавшейся ко мне, кажется величайшим из даров. Ощущая ее руку на моих чешуях, мой разум проясняется, он больше не затуманен безумием. Подобное было так давно, и я должен поблагодарить ее за это. Моя Клау-да. Моя пара. Ей еще предстоит сразиться в битве за привилегию спаривания. На мой взгляд, ей еще не приходилось бороться ни в одном, что подтверждает мои подозрения. Это делает ее более уязвимой, а это означает, что я должен быть более бдительным в своей миссии, чтобы обеспечить ее безопасность. И еще она не может говорить со мной своим разумом. Я несколько раз обращался к ней, даже тогда, когда мы находились близко друг к другу, и ничего не добился в ответ. Будь она драконшей, мой разум мог бы коснуться ее, и мы могли бы общаться мыслями. Но если бы она была драконшей, она была бы такой же безумной, как и все остальные из моего народа. Ее подсознание было бы поглощено яростью и тьмой. Я счастлив, что она — другая. Больше всего на свете я жажду заявить на нее права, забрать ее себе. Я не хочу ничего больше, чем обратиться в свою двуногустую форму и обвиться вокруг нее, как того сделал бы мужчина из пары. Сжать ее в объятиях и погрузить свой член в ее теплое, изнывающее от желания влагалище. Но я не могу. Еще не могу, не в то время, пока она еще так боится меня. Я не прикоснусь к ней до тех пор, пока она этого не воспримет с радостью. А пока я согласен и на маленькие радости. То, что она так спокойно спит, прижавшись ко мне, вызывает глубокое удовлетворение. Я уж подумал, что сойду с ума, когда она сбежала, и в тот момент я чуть снова не сломался. Я чуть не сломался во второй раз, когда она повисла с края того странного утеса, но мне удалось благополучно вернуть ее обратно. Вспомнив тот ужас, мои когти затягиваются вокруг нее. Я оказался на грани потерять ее сразу после того, как нашел. Клау-да во сне тихонько вскрикивает, протестуя против моего сжатия. Я тут же снова расслабляю свои когти. Она смещается и прижимается щекой к моим чешуям, поворачиваясь своим маленьким телом к моему. Тихий, усталый вздох срывается с ее губ, и мне так и хочется впитать его и сохранить в памяти. Мое сердце расцветает. Оно счастливо. Я сделаю все, что угодно, чтобы удержать это. Удержать ее. Все, что бы ни потребовалось. Глава 9 КЛАУДИЯ