— Болван ты Иванович, Зорин! Тот спорить не стал, пересек спальню, выглянул в раскрытое окошко. Стекло звякнуло, рассыпаясь осколками. Чародей пригнулся. — Геля! Попович оттащила меня за дверь, прижала к стене. — Что происходит? — Нас окружили. — Сыскарка держала в опущенной руке револьвер, расслабленно-расчетливая поза говорила о немалом огнестрельном опыте. — Совсем страх потеряли, в столице в войну играть. Бобынина у них, я видела, как она бежала. Со двора что-то крикнули, мне послышалось «Абызову» и «отдать», Зорин ответил неприлично. — Штурмовать они, положим, пока не решаются. — Геля посмотрела на меня по-кошачьи сожмурив глаза. — И подмогу я вызвала, Семен с Эльдаром примчатся, как только смогут. — Время теряем. — И я о том же. — Более получаса нас в банке ждать не будут. — Ага. — Наталья у навов, без нее нам сейф не отопрут. — А ей без документов. — Геля решительно взяла меня за руку. — Пригнись, нам надо до лестницы пробраться. Гавр зевнул, приветственно «ав-ркнул». Попович распахнула гардероб, напялила на меня первую попавшуюся шубу и шляпку, оказавшуюся вовсе не зимней: — В лицо твою кузину в банке никто уже не помнит. Представишься ею, контрактом помашешь, ключ предъявишь, дальше действуй по обстоятельствам, а мы с Иваном пока навов отвлекать будем. Она побежала вниз, я завязала под подбородком ленты. — Полетаем, разбойник? Гаврюша не возражал. — Сейчас тетя Геля лихих людишек отвлечет, и только тогда мы сможем на балконе появиться, не раньше. — Ав-р? — Не знаю как. С первого этажа донесся звук выстрелов. Гавр с оседлываниями морочиться не стал, ухватил меня зубами за ворот шубы, как мама-кошка новорожденного котенка, и взвился, со свистом пронзая темнеющее небо. Через четверть часа господина Адлера, запирающего на ночь двери банка, остановила очень хорошенькая, слегка заплаканная и растрепанная барышня с пухлой собачонкой на руках. Ну, то есть, заплаканной я не была, мне ветром в глаза надуло, все прочее наличествовало. Хорошенькая, что греха таить. Вон и гнум очаровался, принялся расточать комплименты и поворачивать ключ в обратную сторону, продляя время присутствия. Банк был вполне обычным, я в таких неоднократно бывала. Приемную уже украшала рождественская ель, и бумажные гирлянды опоясывали колонны. Бубусик увлекся вазочкой с конфетами, что стояла на конторке. Господин Адлер, невзирая на очарованность, контракт прочел внимательно, спросил: — Вы, Наталья Наумовна, желаете срок продлить? — Желаю, — улыбнулась я и похолодела. У меня не было при себе денег. Вообще. А без денег, будь я хоть тысячу раз красавицей, ни один гнум со мною ничего не подпишет. — Я, господин Адлер, желаю сей же час свой предмет изъять. Хорошо сказала, уверенно. Навьючу на Гавра поклажу, да и заберу как-нибудь. — К сожалению, срок хранения уже истек, и для начала, барышня Бобынина, вам придется оплатить нам следующие десять лет хранения. Вы же читали контракт, правда? Ну а после оплаты вы сможете изъять вклад в любой момент, хоть нынче. Но по контракту же остаточная сумма возврату вам подлежать не будет. Ах так? Я ласково улыбнулась и со вздохом покачала головой: — В шестом пункте сего документа, драгоценнейший господин владелец банка, указано, что срок хранения истекает в полночь. — Но полгода, которые мы оказывали вам, дражайшая барышня Бобынина, услугу без оплаты, облагаются штрафом. — О котором в контракте ничего не сказано. Гнум посопел, я рассеянно считала конфеты, исчезающие в пасти прожорливого Бубусика, и улыбалась с невинно-придурочным видом. Вазочка опустела, гнум сел за конторку, предложив мне обождать на диванчике, и стал перечитывать документ. Читай-читай! Не будь я дочерью Абызова, если там хоть полсловечка про штрафования сказано. Пустые банковские помещения были наполнены гулкой тишиной, солидной, надежной, успокаивающей. Из-под входной двери тянуло сквозняком, я подумала, что гнум неплотно ее прикрыл. — Вы абсолютно правы, барышня Бобынина, — наконец недовольно сказал Адлер. — Удивительно наблюдать столь отточенный в финансах ум у столь юной особы. — Полноте. — Я поднялась. Бормоча себе что-то под нос, банкир проводил меня в дальнюю комнату с цельнометаллической круглой дверью. Сжав в пальцах ключ, я не могла взять в толк, куда его требовалось засовывать. — Барышня в растерянности? Не знаете, что делать? — Ах, — хихикнула я, — позабылось за десяток-то лет. — И сколько вам тогда было? По виду лет семь или восемь. Меня бросило в пот, ключ грозил выпасть из повлажневших пальцев. — Дамам вопросы про возраст задавать моветон! — отчеканила я. — Извольте, господин банкир, отпереть ваше хранилище. Гнум мешкал, я поняла, что близка к провалу. Цоканье когтей по паркету зловеще разнеслось в тишине. Бубусик проковылял к двери, посмотрел на гнума, поморщился, перевел взгляд глаз-пуговок на дверь и процокал сквозь нее, позволив нам полюбоваться пухлой своей кормой и поросячьим хвостиком. Облегчения я не показала, пересекла оптическую преграду, за которой оказался коридор с двумя дюжинами одинаковых кованых дверей с прикрепленными на них цифрами. На моем ключе значилась девятка, а девятая дверь находилась в середине правой стены. Ключ подошел, но, когда я сдвинула в пазах металлическую створку, до меня донесся звук шагов, дамские каблуки постукивали о паркет. — Дитятко мое непутевое! — Навья вынырнула из-за морока, широко разведя, будто для объятий руки. — Уж кто бы мог подумать… Какая встреча! — Ав-р… Гаврюша зашуршал крыльями, хлестнул стену хвостом. Он у меня драться не шибко любит, но всегда готов. Фальшивая нянька не испугалась, продолжала куражиться: — А я уж не чаяла, что ты нынче явишься, заскучала даже. Морок, преграждающий коридор, мигнул, пошел рябью и развеялся. За ним стоял банкир в компании двух дюжих мужиков и мужичка похлипче с холщовыми нарукавниками и торчащим из-за уха карандашиком. Гнум был бледен, косился в сторону конторки, под которой, видимо, располагалась тревожная кнопка. А хлипкий, напротив, краснотою соперничал с вареными раками. Он зыркал по сторонам, будто в поисках щели, куда можно забиться. Гавр заворчал, мягко переступал лапами, собираясь прыгать. Положим, с тремя навами мы справимся. Этот, в нарукавниках, видно, банковский работник и, скорее всего, тот самый купленный князем человечек. Его в расчет можно не брать. Не знаю, сколько ему заплатили, но явно не столько, чтоб жизнью рискнуть. Сейчас я спущу кота, и он порвет супостатов на лоскутки, мне же останется лишь вытащить из драки ни в чем не повинного Адлера. Я оглянулась на Гавра и ахнула. Навья глумливо засмеялась: — Всем твой кот хорош, дитятко, только жрать все подряд привык. В голубых кошачьих глазах застыла боль, в уголках пасти пузырилась зеленая пена. Крылья бессильно повисли, касаясь пола, растеклись по нему бурой лужей. Большое полосатое тело пошло волнами трансформации. — Конфетки-то непростые оказались. — Я смотрела на Бубусика, без сил распластавшегося на паркете. — Ты настолько была уверена, что именно я за телом явлюсь, что лакомство отравила? — Телом? — Фальшивая нянька посмотрела на громил и подняла брови в фальшивом удивлении. — Экие у тебя, блаженная, фантазии забавные. Мужики вообще, казалось, разговор не слушали, они напряженно наблюдали за мной, оценивая движения рук, повороты тела. Я поняла, что они опасаются моего огня и что способы ему противостоять у них наличествуют. «Позиция моя для драки неплохая, за спиною тупик, а узость коридора не позволит нападающим зайти сбоку. Направив струю пламени перед собой, я смогу прорваться к выходу». Навья продолжала хвастаться: — На самом деле меня отрядили барышню Бобынину здесь подкарауливать, чтоб не опомнилась в последний момент и контроль над ячейкой не вернула. Бубусик кряхтел, покашливал, громко неритмично дышал. «Прорываться придется с собакой на руках». — Так чего ты документы у Натальи заранее не выкрала для надежности? — я тянула время.