— Телом! — Наталья Наумовна гоготала гусыней и собиралась пуститься в пляс. — А теперь извольте сообщить, госпожа Бобынина, где вы скрываете искомое тело. — Густой зоринский бас заставил меня вздрогнуть и выпрямиться. Иван Иванович вошел в гостиную, придвинул свободный стул, сел, посмотрел на меня: — Говорил же тебе, бешеной, больше не оставлю, — и повернулся к хозяйке. Я быстро отерла с подбородка слюну и покраснела, Натали позеленела, переводя взгляд с чародея на меня и обратно. — Это произвол, — крикнула она и запнулась, конвульсивно сглотнув. — Эх, Фима, — прошептал Зорин и по-особому сложил пальцы опущенной руки. От стыда я вполне могла в этот миг провалиться сквозь землю. — Подождите за дверью, Серафима Карповна, — велел строго Иван. — Нам с вашей кузиной потолковать наедине надобно. В прихожей меня встретила Попович: — У меня даже слов нет! — заорала она шепотом, умудряясь прислушиваться к происходящему за дверью. — Хорошо, Ваня на тебя маячков понавешивал, а то искали бы ветра в поле. — Я собиралась вернуться. — Перфектно. Это я не тебе, а тому, как замечательно наш Иван Иванович допросы ведет. Сейчас он твою родственницу расколет. — Я бы и сама смогла, я уже почти из нее все выбила! — Ну да, мы все про яд в одном стакане слышали. — Не было там яда. — Жар сызнова залил щеки. — Желтые пилюли я по дороге в аптеке купила, рвотное это, а красные — леденцы от навьи, которая Маняшей притворяется. Они тоже безвредны. Но я даже помыслить не могла, что Наталью Наумовну жизнь ничему не учит. Травила же она меня уже красными пилюлями, не отравила, так отчего желтые выбрала? Я думала, она их мне оставит, думала поблюю, размягчу ее победой, она и выболтает все. Но пришлось вот… симулировать… — Авантюристка. — Геля обняла меня за плечи. — Лучше расскажи, отчего сорвалась столь спешно тело-исходник искать и откуда знала, кто его скрывает? Про путь и ключ я уже столько рассказывала, что мозоли на языке натерла, поэтому бормотала скороговоркой, а второй вопрос требовал развернутого ответа. — Тебя не удивляло, отчего Наталья Наумовна столь в благоволении нава была уверена? Меня — изрядно. И объясненье, что благодарен-де хозяин моей кузине за услугу, не удовлетворили. Бобынина, в сущности, невелика пташка, получив обличье Анатоля, новый князь от нее одним щелчком избавиться мог. А ее опекали, обманывали на каждом шагу, но вреда никто не причинил. Лулу в горничные отрядили, новую жизнь посулили. На шантаж очень похоже. — Она могла, к примеру, изложить историю с подменой в письменном виде, а документ нотариусу на сохранение отдать, тем самым себя обезопасить. Вот тебе и предмет шантажа. Я поразмыслила: — Вполне. Может, и существует такой документ, на самый крайний случай заготовленный. Только информация эта — палка о двух концах, выплыви она наружу, кузине тоже несдобровать. После я узнала, чем Натали свою навью держала. Она артефакт навский, средоточие поганой силы, присвоила. — А отобрать его они не могли? — Не они, Геля, она. Думаю, Лулу своим соплеменникам о потере сферы не рассказала. — Ты думаешь, что и хозяин свою потерю ото всех скрыл? — Ведь сходится? — заглянула я в зеленые глаза сыскарки, ожидая одобрения. Она кивнула рассеянно, невидяще уставившись в пространство: — Если эту версию работать, тогда перво-наперво следует прикинуть, как юная девушка могла бы самолично мужское тело унести и куда? — Отчего же самолично? — азартно возразила я. — Можно и работников нанять. Тем более, по моим сведениям, там как раз стихия бушевала, кусок берега в Мокошь сполз и гнездышко любовное, где обряд совершали, разрушил. Я пересказала ей утреннюю беседу с князем Кошкиным. Попович хмыкнула: — Местоположение не уточнила? — Город плохо знаю, да и не думала, что пригодится. — Представим на минутку, что… — Она закусила губу, напряженно размышляя. — Стихийное бедствие это, положим, перфектно, этим многое прикрыть можно. Говоришь, собутыльники на помощь князю бросились? Тогда, чисто теоретически, Наталью Наумовну они могли попросту не заметить. Эх, знать бы место да прочесать там все тщательно. Пожав плечами, я прислушалась к происходящему в гостиной. Натали рыдала. — За десять лет следов не осталось. — Бормотания Гели были всяко интереснее девичьих всхлипов. — Предположу, что местность эту фальшивый князь за прошедшие годы исследовал. Тело не там. — Тогда где? — Если бы вы с Зориным мне представление не испортили, могла бы ответить. — Серафима, — перебила меня Геля, — а ведь нав тело уже нашел. — Что? — Он обнаружил, где Бобынина его прячет, но это все как-то на времени завязано и на ее возможности тело извлечь. Ты же сама говорила, гнездо столицу покинуть желает, Рождества не дожидаясь. Значит, хозяин нашел способ свое себе вернуть. Только вот что за сейф такой, что только Наталья отпереть может, и отчего… Взвизгнув, я схватила сыскарку за руку и потащила в кабинет Аркадия. Геля недоуменно оглядела комнату, а я принялась двигать ящиками секретера. Аккуратностью в ведении дел мой покойный кузен не отличался, бумаги были свалены кое-как, я отбрасывала в сторону векселя, поручительства, личные письма. Попович присела в уголке, сложив на коленях руки, и с расспросами не лезла. Когда один из ящиков оказался заперт, подошла и вскрыла замок шпилькой. Закладные, купчие, контракты… Вот! Я раскрыла на столе кожаный бювар, в котором оказался плотный конверт с водяными и чародейскими метками. Евангелина Романовна взяла его двумя пальцами, рассмотрела, понюхала, зачла тисненную штампом надпись: — Сохранный господ Адлера и Робинзона коммерческий банк. — Сейф, Геля! — воскликнула я, отобрала конверт и вытряхнула на бювар плоский серебряный ключик. — А про время мы сейчас тоже разберемся. Вытащив из конверта стопку листов, я пробежала текст глазами. — Хранение, сохранение… Бобынина Наталья Наумовна, берендийская подданная, проживающая постоянно… Понятно… Оплата, обстоятельства расторжения… Сроком на десять лет! Пошелестев бумагой, я посмотрела на дату, прикинула в уме. — Перфектно, Попович! Все один к одному сошлось. Смотри! Договор она сроком на десять лет заключила, в червене, второго числа. — Сейчас сечень. — Въедливая сыскарка не могла не перечить. — Правильно, — кивнула я. — Завтра как раз будет полгода как срок истек, ровно полгода. Понимаешь? — Не понимаю, но как объяснишь, сразу уразумею. — Это договор на так называемое недлительное хранение, то есть по истечении оговоренного срока ты либо забираешь свое имущество, либо оплачиваешь продление. То есть ты можешь и раньше свое забрать, никто не держит… — Прервавшись на мгновение, я вздохнула. — Прости, просто батюшка в меня столько финансовой премудрости вложил, что иногда она не вовремя наружу лезет. Так вот, если продление ты не оплатил, банк еще шесть месяцев ничего не предпринимает, а после просто вскрывает ячейку, распоряжаясь ее содержимым по своему разумению. Ценные предметы обычно через аукцион продают, а прочее как придется. Наталья договор не продлила, может, забыла, может, не догадывалась, что это необходимо. Дворянской барышне в презренных деньгах разбираться неприлично. — Аукцион? — Геля позеленела, вообразив, видимо, бойкую торговлю покойниками. — Побежали, — велела я, схватив ключ и засовывая в конверт документы. — Если в банке присутственное время не кончилось, мы успеем. — Аукцион? — Перестань, не будет князь торгов дожидаться, тем более, не часто их проводят и не регулярно. У него человечек в банке прикормлен, тот завтра утром сейф отопрет и содержимое ему, фальшивому Кошкину, передаст. Я выбежала из кабинета и столкнулась с Иваном Ивановичем, который деловито басил в трубку телефонного аппарата: — Да, именно Бобынина Наталья Наумовна. Мы прибудем через четверть часа самое позднее. — Чародей схватил меня за руку, остановил, привлек к себе. — Да, да… Уж будьте так любезны. Да… До скорой встречи, господин Адлер. — У тебя деньги есть? — спросила я, глядя на Ивана с видом влюбленной дурочки. — Потому что гнумы без наличных нас на порог не пустят. Значит, Зорин кузину все же расколол и те же выводы, что и я, сделал. И, в отличие от меня, догадался в банк протелефонировать. Ай да молодец. Взгляд Иван Ивановича остановился на уголке моего рта: — Взмок я, твою родственницу допрашивая. Мы с Натальей Наумовной господ Адлера с Робинзоном посетим, а после тебе придется мне душевные раны залечивать. Ох и помучила меня голубица кроткая. Вот вроде нет ее рядом, а голос до сих пор голову сверлит. Мы поцеловались, обнявшись. Зорин был такой огромный, такой плотный, что захотелось распластаться на нем всем телом, от макушки до кончиков пальцев ног. Живот налился жаркой тяжестью, колени подогнулись, я повисла на чародее, желая остаться с ним так до самого утра. Четверть часа дороги, там еще побудем сколько-то, а после… — Где Натали? — обожгла неожиданная мысль. — Ты ее, что ли, переодеваться отпустил? Пробежав прихожую, я толкнула дверь хозяйской спальни, которая, разумеется, оказалась пуста.