— Потеряла. Вспомнив, при каких обстоятельствах лишилась мамаевской подвески-звездочки, я отчаянно покраснела. — Мне надо идти, — засобиралась чиновница. — Прости, служба. — С тобой отправлюсь, вдруг твой начальник и меня зовет. Геля не возражала. Быстро одевшись, мы выскользнули из дома, успев предупредить горничных. Гаврюша выпрыгнул из-за кустов, не успели мы отойти от ворот. — Разбойник. — Не отсылай его, будет тебе охранник, если Эльдар Давидович прогонит, а я проводить не смогу. — Ав-р… Кот взлетел, теряясь в затянутом тучами вечернем небе. Геля шла быстро, как будто видела перед глазами неразличимую для прочих путеводную нить. — Может, на извозчике? — споткнувшись и чуть не упав, спросила я. — Пожалуй. Вознице было велено ехать прямо, через некоторое время Геля сказала: — Поворачивай налево. Приличный квартал закончился, коляска подпрыгивала на рытвинах узких трущобных улочек. — Здесь сойдем. — Геля заплатила, взяла меня под руку. — Ни на шаг не отходи, опасное место. С нами возжелал познакомиться местный забулдыга, испугаться я не успела, надворная советница отправила кавалера в недолгий полет, закончившийся в сугробе. — Геля! — Из низкого подвального входа в кабак поднялся Эльдар Давидович в обличье мастерового, в картузе на голове. — Зачем ты Серафиму притащила? — Добрый вечер, дражайший господин Мамаев, — карамельно молвила я. — И я невероятно рада вас видеть. Чародей посмотрел на меня с укором: — Тебе игрушки, а нам с Попович теперь придется еще на твою безопасность отвлекаться. — Так не отвлекайся, — разрешила я. — А еще силу огненную черпай, если до драки дойдет. Я к твоим услугам. Эльдар вздохнул: — Иди сюда, блаженная. — Он достал из кармана цепочку, застегнул ее на моей шее и опустил за воротник подвес — ку-звездочку. Покраснела я так, что, наверное, осветила ланитами всю улицу. Он знает про меня и Ивана! Знает, что мы делали. Стыдобушка! Мамаев моих терзаний не заметил. Он уже обернулся к Геле: — Никого из приказных звать нельзя, самим справляться придется. — Сколько их? Я слушала их разговор, ничего не понимая. — В том-то и дело, что семеро или вообще десяток. Я хотел дождаться, пока он на двор выйдет, но меня здесь уже срисовали, боюсь, упредят. Если он выскользнет, здесь искать его до морковкина заговенья будем. — Идем внутрь? — Выхода три. Этот, черный ход через двор и лаз. В идеале надо все три перекрыть да шугануть, чтоб они наружу посыпали. — Кого ловим? — спросила я быстро. — Нас трое, по одному на каждый выход. Укажите место и кого ловить. — Умница, — сказал Эльдар. — Ты тогда здесь стой, я шугану… Геля, во двор. Он повернулся бежать, но я ухватила его за рукав: — Как я его узнаю? — Да Пьер это, лакей бобынинский. Чародей растворился в сумраке. Через несколько минут громыхнуло, звякнули стекла в тех окнах, где они еще были, подвальная дверь слетела с петель и на улицу выскочил детина, сбивающий пламя с рукава рубахи. Я отступила в тень, мужик был мне незнаком. На улицу выползал, набухая, хвост дыма. — Экую фифу в наши края занесло, — воскликнул погорелец, закончив тушить рукав. — Не меня ждешь, милая? — Не тебя. Вдалеке заорали, треснуло дерево, а может, чья-то кость. — А вот он я! Мужик прыгнул, от неожиданности я ойкнула. — Испужалась? На ступеньках в дыму кто-то кашлял, поэтому, присев, я засеменила на звук, пытаясь рассмотреть человека. — Врешь, не уйдешь, — приставала тоже присел. От дыма слезились глаза, за спиной слышалось кряхтение, сменившееся рычанием и повизгиванием. — Ветер подними, разбойник, — попросила я. И Гавр, распахнув крылья, разогнал по закоулочкам смрадное облако. Распростертое на земле тело было мужским, но настолько закопченным, что опознанию не поддавалось. Опустившись на четвереньки, я перевернула его на спину и, зачерпнув пригоршню снега, принялась оттирать лицо. — Христом-Богом, госпожа чародейка… — скулил первый погорелец. Второй же захрипел и принялся плеваться снегом, случайно попавшим ему в рог. Тем временем вокруг нас уже собиралась толпа. Я игнорировала ее, лишь посматривая на двери кабака, чтоб никого оттуда не пропустить. — Не убивайте, госпожа чародейка! — надрывался детина. — Кишки ему выпустите, — предложили из толпы. — И горгулья ваша тоже пусть не стесняется. — Авр-р?.. Я стала тереть активнее, прижав коленом живот второго погорельца, чтоб не трепыхался. — Обряд, стал быть, — сказал кто-то знающий. — Сейчас натрет его до блеска, заклинанием зафарширует и горгулье скормит. Бабы, они свирепые, особенно когда чародейки. — Милая-а! — Громкий пьяный возглас перекрыл разговоры. — Не там ищешь! Обозналась. Вот он я, живой-здоровый! Эльдар, покачиваясь, расталкивал толпу: — Женка моя. Ревнивая — страсть. Каждый вечер по кабакам меня ищет. — Горгулья у ней! — Какая еще гогулья? — подхватил Мамаев рычащую собачечку. — Песик это ейный, Гаврюшечка, салонной породы. Вам почудилось, люди добрые. У Мартына в кабаке котел с зельем дурманным рванул, вот вы того дурманища и нанюхались. Женка! Ходь сюды! Я поднялась на ноги. — Ты его поколоти, — посоветовал кто-то. — Сковородой по хребтине али ухватом. А то, злыдень, повадился такую ладную молодку на зелено вино менять. — Не буду! — Эльдар обнял меня за талию. — Никогда ее впредь не покину. Он положил голову мне на плечо: — Взяли сокола, Геля его уже в приказ потащила. Мнения толпы меж тем разделились. Часть собравшихся выступала за экзекуцию, причем немедленную, но другая половина, в основном женская, предлагала решить дело поцелуями. Я отвесила Мамаеву затрещину: — Чтоб неповадно.