Когда наливающийся краснотой солнечный диск коснулся воды, ветер внезапно утих, паруса безвольно поникли, только по масляной поверхности моря катилась спокойная зыбь. Матросы столпились у правого борта и смотрели, как далеко за кормой рдели красные паруса. Они то горели на солнце языками пламени, то проваливались в зыбь и исчезали. Капитан взял у Бахрея трубу и посмотрел в нее. – Это не пираты, – произнес он и выругался на незнакомом Томасу языке. – Кто тогда? – тревожно глянул на него торговец. – Это… – капитан вглядывался во что-то. – Это… дравиды. – Дравиды?! Мать честная! – воскликнул Бахрей, и смуглое лицо его побледнело. – Хрен редьки не слаще! Красные паруса приближались. Находящиеся на вантах матросы насчитали три узкие галеры. Дравиды шли на веслах, не убирая паруса, хотя они в наступившем безветрии только мешали движению. Дравиды делали это сознательно. Красными парусами они требовали боя и пугали экипаж дхау, недвижимо застывшего среди ленивых волн. Паруса обвисли и хлопали по мачтам, судно покачивало. Галеры медленно приближались, далеко растянувшись друг от друга. Вахтенные вскарабкались по вантам к самым оконечностям мачт и оттуда рассматривали горизонт: не покажется ли где темная полоса зыби, указывающая на приближение ветра. Капитан многозначительно взглянул на Бахрея: – Ифриты7ставить? Тот, насупившись, кивнул. Капитан наклонился над леерами и зычно крикнул: – Боцман! Боцман поднял голову и замер в ожидании команды. – Ифриты на палубу! – Поднять ифриты! – повторил басом боцман, бешено вертя белками глаз. Несколько матросов бросились срывать брезент на люке грузового трюма. Заскрипели тали – и на палубу одна за другой были подняты две бронзовые пушки, сияющие золотом начищенных боков. Вслед за орудиями вытащили лафеты. На них установили стволы пушек, зарядили картечью и, подкатив к фальшборту, открыли в них орудийные порты. Передняя галера дравидов застопорила ход. Жерла двух пушек, появившиеся в бортах дхау, умерили пыл дравидов. Они стали поджидать другие суда, чтобы атаковать «Тиамат» одновременно. – Аравийский огонь доставать? – поинтересовался боцман, бросая тревожный взгляд то на пушкарей, замерших у своих орудий с зажженными факелами в руках, то на галеры. – Подымай! – махнул рукой капитан. – Не помешает. Снова заскрипели тали. На палубу вытащили метательную машину и с десяток пузатых глиняных кувшинов с просмоленными крышками. Машину установили между мачтами, предварительно сняв грот-стаксель. Капитан долгим взглядом из-под нахмуренных бровей осмотрел палубу. Убедившись, что все готово к бою, широко расставил ноги и, положив ладонь на рукоять узкого меча, стал пристально следить за строем галер. Те, вытянувшись по фронту, стремительно приближались. Видно было, как часто ударяли весла. Можно было различить и отдельных дравидов на носу. Красные паруса уже были убраны. Мачты с длинными гибкими рейками покачивались на зыби, и казалось, что это не галеры, а ядовитые сколопендры спешат к добыче, хлопая лапками по воде. Неожиданно матрос, державшийся за выбленку у самой верхушки грот-мачты, громко крикнул: – Вижу! Вижу! Все находящиеся на палубе подняли в ожидании головы. – Что ты видишь? – крикнул с юта капитан. – Идет! Идет! – кричал матрос. – Разрази тебя гром! Что идет?! – Ветер идет! Ветер! Восточный! Все взоры устремились на восток. Капитан поднял зрительную трубу и стал всматриваться в горизонт. Действительно, с востока в направлении судна шла черная кайма – это ветер рябил воду, и она казалась темной. Полоса ширилась и приближалась. Но кроме черной каймы капитан разглядел над ней белесое облако с рваными краями, похожими на когти. – Это не ветер, – произнес он негромко и, отстранив трубу, нагнулся над палубой: – Долой паруса! Шквал идет! – Шквал! Шквал! – закричал боцман. Судно моментально превратилось в муравейник. По палубе, по вантам побежали матросы – их не нужно было подгонять, они прекрасно знали, что такое шквал. Солнце, наполовину погрузившееся в морскую пучину, окутал багровый туман. В противоположной стороне нахмурилась рваная туча. Паруса убрали, привязали их к рейкам. «Тиамат» затаила дух и ждала стремительно приближающийся шквал. На галеры дравидов никто не глядел, все смотрели на восток. Шквал, как всегда, ударил неожиданно, хотя его и ждали. Упругий поток воздуха налетел с запада. Загудели на все лады натянутые снасти. Высокий бурун вздыбившейся морской поверхности навалился на правый борт, накренил судно, хлестнул пеной и понесся дальше. Рулевой и подбежавший помощник капитана вцепились в румпель, стараясь повернуть «Тиамат», используя ее парусность. Дхау со скрежетом встало против ветра. Команда замерла в полной готовности. Капитан медлил. Он напряженно всматривался в рваное облако над головой. Неожиданно сверкнула молния, и раскатисто обрушился гром. Сразу же ударили в палубу резкие струи дождя. Матросы закрылись ладонями от секущих струй, но стояли не двигаясь, ждали. Дождь закончился так же внезапно, как и начался. Вместе с этим переменил направление и ветер. Теперь он дул в корму. – Грот, два рифа! – раздался сильный голос капитана. – Фок, полный! Полный кливер! Сразу все пришло в движение: засвистела боцманская дудка, зашлепали по мокрой палубе босые ноги, замелькали по вантам голые пятки. «Тиамат», распуская паруса, набирала ход. Капитан, оседлав шквал, уводил судно подальше от галер дравидов. Дравиды не обращали на дхау никакого внимания. Шквал доставил и им немало хлопот, тем более что сгущавшийся кровавый туман закрыл от них «Тиамат». Та для острастки дала залп из двух орудий в сторону галер и исчезла. Пушки разобрали, почистили и снова погрузили в трюм. Туда же спустили и метательную машину вместе с просмоленными кувшинами. Люки трюма накрыли брезентом, палубу вымыли. Когда все было закончено, команде выдали ужин. Бахрей и Томас вернулись в каюту, и только капитан все стоял на мостике, вглядываясь в непроглядную мглу вокруг судна, и слушал шелест волн за бортом. Брызги фонтаном орошали нос дхау. Продолжать игру в шахматы Бахрею и Томасу не хотелось. Принесли на подносе ужин – отварной рис с фруктами и чесночный соус. Матрос забрал блюдо с остывшим чаем и вскоре вернул новый. Томас попробовал рис. Его сладковатый, слегка медовый вкус ему понравился. Поливать его соусом он отказался. Бахрей пробормотал что-то насчет странностей вкуса у россенов8и густо заправил рис чесночным соусом. После ужина Томас растянулся на койке, подложив под голову цилиндрическую подушку. Он предался воспоминаниям… Ночь опустилась быстро. Столица заблистала разноцветными огнями, и дорожки от фонарей зазмеились по маслянистой воде бухты. Звездное небо охватило бархатным куполом город и наполнило пространство своим порой таинственным звучанием. Далекие звуки делались четче, а близкие – приглушеннее. «Каролина» долго швартовалась и, наконец, замерла у пирса. Морской воздух был наполнен запахами йода и рыбы. Матросы под надзором боцмана расчехляли люки. Капитан крепко пожал руку Томасу: – Как сойдете с причала – сразу налево, там увидите двухэтажное здание с зелеными фонарями. Это и есть гостиница. Удачи! Томас долго шел по брусчатке, пока не добрался до первых зданий. Это были какие-то конторы. Они жили своей незнакомой жизнью. В окнах горел свет, беспрестанно хлопали двери, впуская и выпуская людей, которые торопливо исчезали в необозримом пространстве порта. За конторами шла неширокая улица. Она начиналась от двухэтажного здания с зелеными фонарями. Томас повернул к нему. В окнах горел свет. На первом этаже окна были узкие и находились высоко над землей. Вполне возможно, основанием гостиницы служил когда-то просторный лабаз. Второй этаж украшали широкие окна. Иногда встречались крохотные балкончики. У стен располагались длинные клумбы и пышные кусты магнолий, которые источали дивный аромат. С ним соперничал пряный запах ночной фиалки. Высокие дубовые двери с застекленными окошками встречали посетителей. Из окон на крыльцо падали желтые полоски света, и сквозь них был хорошо виден холл с ковровой дорожкой, мягкими креслами, конторкой и пальмой в бочке. За конторкой сидела молоденькая девушка. «Наверное, дочь хозяина», – подумал Томас. Черные волосы, перехваченные золотистой лентой, брови вразлет, а под ними светло-карие глаза. Взгляд спокойный, приветливый. Увидев вошедшего, девушка спросила, ни капельки не смутившись крестьянской робой: – Вам койку или отдельный номер? – Номер. Брови у девушки на мгновение взлетели испуганными птицами и снова заняли прежнее положение. – Номер стоит двадцать серебряных, – сказала она мягко. Томас достал кошелек и дал золотой. Девушка протянула ключ и сдачу. – Наверх и по коридору, номер тридцать второй. Счастливого отдыха, – улыбнулась она. – Не подскажете, где здесь находится таверна? – По коридору прямо, – указала девушка рукой на проход за пальмой. – Там увидите. Томас глянул в указанном направлении и поднялся наверх. Он решил прежде, чем отправиться на ужин, осмотреть номер и привести себя немного в порядок. Комната оказалась ничем не примечательной: кровать у стены, стол у окна, скамья со спинкой9, умывальник с белой, под фарфор, раковиной. Тут же висело чистое полотенце, сбоку расположился шкаф для одежды. Оказавшись в номере, Томас вдруг почувствовал, как сильно устал. Он, не раздеваясь, прилег на кровать и сразу провалился в забытье. Когда открыл глаза, было утро. Наскоро позавтракав в таверне молоком и горячим еще хлебом, юный маг вернул ключ. За конторкой сидела уже не вчерашняя девушка, а женщина в возрасте с вишневой шалью на плечах. Глаза у нее были грустные. Томас шагнул к выходу, но остановился и спросил женщину: