– Не подскажете, где поблизости можно подобрать себе недорогую одежду? Та взглянула на него, некоторое время молчала, думая о чем-то своем, но потом встрепенулась и ответила с грустинкой: – Если идти прямо по улице, вскоре увидите вывеску мастерской. Там всегда что-то да имеется. Швейную мастерскую Томас нашел быстро: над ее входом болтался моток ниток с деревянной иглой громадного размера. Сонный портной был вежлив, и юноша вскоре ушел от него в новых синих штанах в серую полоску, безрукавке и зеленой рубахе с вышивкой. Крестьянскую робу он оставил портному, предварительно вытащив из потайного кармана знак мастера, данный ему Каллисто. Томас чуть не забыл в мастерской бамбуковый жезл, но портной, выйдя на брусчатку, окликнул его, потрясая тростью в воздухе. Улица, по которой Томас шел, называлась Портовая – это название он прочитал на табличке, прикрепленной на двухэтажном доме, сложенном из пиленого ракушечника, с красной черепичной крышей, с палисадником возле окон. Каменная ограда доходила Томасу до плеч, и он видел, как в палисаднике возился пожилой мужчина в соломенной шляпе – окучивал кусты роз. Вскоре Томас вышел к набережной с широкими тенистыми аллеями, со смотровыми террасами у бухты. На одной из таких террас стояли столики. Несмотря на довольно ранний час, в кофейне находились посетители. Воздух был наполнен всевозможными запахами. Остро пахло морем, от зарослей южной растительности тянуло пряностями. Этот запах чередовался с запахом хвои от разлапистых серебристых елей, густых пихт, стройных туй и высоких сосен. С моря раздавался крик чаек. Это дети кормили их, бросая в море куски хлеба. Набережная тянулась вдоль бухты примерно мили две и упиралась в паромную переправу. По другую сторону переправы находилась колоннада Королевской пристани. Длинные белые ступени волнами спускались до поверхности воды и скрывались в лазоревой глубине. Перед Королевской пристанью раскинулась площадь Великого Дракона. В центре на базальтовом постаменте высилась колонна, на которой был выбит указ о даровании россенам земель Руты и Датии вместе с прибрежными морями. Томас постоял возле колонны, поглазел на портик Королевской пристани, на зеленый холм, на вершине которого виднелся королевский дворец; на улицы, расходящиеся от площади и охватывающие Дворцовый холм; на белую мраморную лестницу, которая поднималась к дворцу, – и направился к лестнице. Она шла волнами от одной площадки к другой, где застыли грозные каменные львы. По ней поднимался и спускался разнообразный люд. Тут были паладины, маги, стражники, спешащие по своим делам, важные чиновники и откровенные лоботрясы, возвращающиеся с пирушки. Мальчишки с радостными криками сбегали по лестнице кормить чаек на набережной, степенные дамы с чопорными кавалерами совершали утреннюю прогулку. Проходя мимо дворца, Томас спросил у какого-то чиновника, как пройти в приемную королевского мага. Тот с важным видом окинул взглядом юношу: – Дойдешь до конца ограды дворца, там повернешь налево – и до конца. Увидишь портик с белыми колоннами – там приемная. Вскоре Томас вышел к портику, на фронтоне которого был изображен дракон, держащий в лапах свиток. Юноша поднялся по ступеням и открыл дверь. Глава 3. Ураган К утру шквал потерял свою силу и бросил «Тиамат» на произвол судьбы. Во время этой безумной гонки капитан из-за облачности не мог установить положение судна. Впрочем, он и так примерно знал, где находится. Как многоопытный морской волк, он отслеживал курс по памяти и мог при желании сопоставить его с картой. Ошибка была бы не велика. Огромное красное солнце окуталось багровой дымкой. Оно бросало мрачный свет на редкие серебристые облака, вытянутые вдоль горизонта. Капитан без особой радости смотрел на зловещий восход. – Поворачивать будем? – спросил Бахрей. – Нет! – отрывисто произнес капитан. – Я не самоубийца. Он указал на едва заметную темно-серую полоску ниже облаков. – Ну и что? Шторм идет. – Это не шторм. Это буря. Уходить надо. – Куда уходить? Домой, что ли? Я слышал, один брамин говорил, что Земля круглая. Если плыть все время в одну сторону, то можно вернуться в исходную точку, так? – Так, – задумчиво сказал капитан и, посмотрев на обвисшие паруса, отдал боцману команду: – Взять три рифа на гроте и фоке. Матросы быстро выполнили команду. Едва они закончили работу, как с востока по небу, закрывая солнце, потянулись полосы мрака. И сразу же появился ветер. Паруса ожили, затрепетали под его прикосновениями. «Тиамат» постепенно стала набирать ход. Ветер свежел, но пока дул без порывов прямо по курсу. Капитан распорядился добавить кливера и установить штормовой фок-стаксель. Судно побежало быстрее, обгоняя зыбь. Небо поглотил мрак. Ветер все усиливался. Он уже звенел натянутыми вантами. Капитан смотрел за корму – туда, где бездонными пещерами клубилась багровая тьма, высвечиваемая безмолвными вспышками молний. – Добавить риф на гроте! – и нагнувшись над поручнем, прокричал: – Боцман! Двоих на румпель. Палуба пришла в движение. Проворные руки матросов стали подвязывать парус, уменьшая его площадь. Два матроса поднялись на ют и вцепились в румпель, помогая рулевому удерживать «Тиамат» на курсе. Томас стоял на палубе и наблюдал за матросами. Он думал, какие эти люди ловкие и храбрые. Он представил, что сам лезет на качающуюся мачту по скользким от воды выбленкам – оступись и окажешься за бортом. У Томаса мурашки пошли по коже. Палуба вздрагивала. Эта дрожь возникала каждый раз, когда над баком вздымались потоки темной воды. Они с шумом опрокидывались на бак и растекались по палубе. Корму временами подбрасывало, тогда настил то приподнимался, то неожиданно уходил из-под ног. Томас начал ощущать неприятную тяжесть в голове и посасывание под ложечкой. Бахрей выглянул из каюты, позвал его и предложил выпить чаю с мятой. – Это хороший чай, – говорил торговец, расставляя на столе фарфоровые чашечки. – Ты морской болезнью не страдаешь? Помогает. Томас не знал, что такое морская болезнь. Однако чай вдруг показался ему противным. Томас лег на койку и скоро заснул. Поднялась волна. Ветер срывал с гребней пенные завитки и яростно бросал их в корму. «Тиамат» стремительно неслась по волнам, изо всех своих хрупких сил стараясь уйти от урагана, который все наседал на нее. Проснулся Томас оттого, что дхау дергало из стороны в сторону. Сквозь наглухо задраенные иллюминаторы в каюту проникал мутный свет. Временами на иллюминаторы накатывалась бешено пенящаяся вода, и тогда в каюте становилось совсем темно. Скрип переборок и бимсов10раздирал душу. Юношу охватило чувство беспомощности. Адская качка наводила на мрачные мысли. Было жутко, хотелось поскорее выскочить из каюты на свежий воздух, к людям. Внезапно Томас почувствовал, что голова налилась свинцом. В висках застучало, в каюте стало не хватать воздуха. Духота, жара и отвратительный запах наполнили ее. К горлу подкатил ватный комок. Ужасная сосущая тошнота выматывала его существо. Она вытягивала душу и ввергала в смертельную тоску. – Морская болезнь?! – мелькнула мысль. – На воздух! Томас встал. Бахрей, свернувшись калачиком и подложив под щеку обе ладони, безмятежно спал на соседнем диване. Цепляясь руками за что придется, юноша вышел на палубу. Несколько матросов лежали вповалку рядом со входом в каюту. Бледные, с мутными глазами, они казались совершенно беспомощными. Одни тихо стонали, других «травило». Вид страдающих морской болезнью еще больше усилил муки Томаса. Цепляясь за протянутый леер11, он поднялся на ют и уселся прямо на трапе, ухватившись руками за стойки перил. На ветру морская болезнь была не так мучительна и качка, хотя и казалась страшнее, переносилась легче. Потрясенный, полный благоговейного ужаса и восторга, Томас смотрел на грозную и величественную бурю – первую в своей жизни. На всем видимом пространстве море вздымалось холмистой поверхностью. Волны бились друг о друга, громоздились одна на другую седыми верхушками. Цвет воды нельзя было определить – все бурлило пеной. Только вблизи борта безликие гребни, прежде чем навалиться на него, превращались в свинцово-зеленые валы. Они со всех сторон окружали «Тиамат», обдавая брызгами всех, кто находился на юте. Широко расставив ноги, недвижимой статуей замер капитан. Трое рулевых крепко держали норовившее выскочить из рук древко румпеля. Капитан, не спавший ночь и отдыхавший днем лишь урывками, готовился не спать и вторую ночь. Серьезный, с утомленным лицом, он зорко всматривался в темноту и отдавал четкие приказы. Движимые его волей матросы лезли на ванты, брали рифы, подтягивали фалы и крепили шкоты. Что-то грандиозное и дикое было в рассвирепевшей стихии. Горстка людей неустанно боролась с ее все возрастающей мощью, управляемая одним человеком – капитаном. Казалось, участь маленького судна была предрешена. Но это было не так. Неожиданно все как будто замерло. Поднимаемые ветром валы перестали бить в корму – это «Тиамат» сравнялась по скорости с бурей. Теперь она, словно птица зависнув на гребне, все дальше на запад уносила свой экипаж. Капитан повернул голову к Томасу и крикнул, пересиливая свист ветра: – Впервые? Томас устало кивнул. Ему показалось, что капитан улыбнулся. – Крепись! – донеслось до Томаса. – У каждого бывает что-то в первый раз… Капитан помолчал и, взглянув на юношу, кивнул в сторону яростных волн, при этом глаза у него блеснули: – Нравится?! – Да! Впечатляет! – Впечатляет! – повторил капитан. – А ты мне нравишься! Хорошим моряком можешь стать! Подумай на досуге! Нет ничего лучше на этом свете, чем противостоять стихии! – А вот ты где! – услышал Томас голос Бахрея. Тот стоял у трапа на палубе, держась одной рукой за леер, а другой сжимая ручку жестяного ведерка, из которого выглядывал черпак. – Всех напоил? – крикнул капитан, наклонившись над палубой. – Всех! – ответил торговец и, посмотрев на Томаса, добавил: – Правда, еще один остался. Но он, смотрю, крепится! – Дай ему свое зелье и отведи в каюту. Пусть отдохнет. Думаю, сутки еще пошвыряет! Томас буквально сполз по трапу на палубу. Бахрей подхватил его под руку. У входа в каюту, где еще недавно лежали матросы, сейчас никого не было. – А где?.. – начал Томас, но торговец его перебил: – У себя. Я им дал зелье… – Что это за зелье? – спросил юноша, входя в каюту. Бахрей закрыл дверь и ответил: