Бахрей слушал его лепет и удивлялся, насколько он привязался за время плавания к этому юноше. По всей видимости, сказалось его несбыточное желание иметь брата. Он рос единственным ребенком в семье и всегда в глубине души завидовал товарищам по играм, у которых были братья и сестры. В тех краях, где жил Бахрей, малочисленные семьи были редкостью. Вполне возможно, у него появился бы брат или сестра, но отец однажды не вернулся из очередного плавания, а мать больше не захотела выходить замуж. Жили они скромно. Когда нашему герою исполнился двадцать один год, старый приятель отца предложил юноше пойти к нему в ученики. Год ходил Бахрей с наставником по морям и странам, учился торговать, выполнял различную работу, ни копейки не получая за это. По прошествии года торговец дал Бахрею одну десятую привезенного товара и сказал: – Пришло время испытать удачу. Если сумеешь выгодно продать товар, возьму тебя в компаньоны, а если нет, не обессудь! Бахрей товар продал и даже очень выгодно, но компаньоном быть отказался. Вошел в долю с торговцами, отправлявшимися в Варшу за пряностями, и не прогадал. Сделал еще три ходки, но уже самостоятельно, наняв старенькую джонку. Привезенные пряности он продал оптом. Многодневные сидения на рынках его не прельщали. Он любил быстрые сделки. На второй год Бахрей выкупил судно и в поисках капитана заглянул в трактир. Не успела за ним закрыться дверь, как его окликнули. За столом сидел человек со шрамом на щеке. Он пристально смотрел на Бахрея. Когда заметил, что на него обратили внимание, спросил: – Ищешь капитана? – Я? – удивился Бахрей. – В общем-то да… но вряд ли я смогу платить много. Судно старое, команда маленькая, да и доходы пока небольшие. – Меня это устраивает! – Вас, может, да! Но я не знаю вас… – Ерунда! – рявкнул незнакомец. – Кроме меня вряд ли кто согласится плавать на вашем корыте. Бахрей задумался. Человек со шрамом на щеке в чем-то прав. Уже неделю он ищет капитана, но никто не хочет наниматься, а если и соглашаются, то заламывают сумму, которая не по карману. Что ни говори, прав этот человек – старое корыто! Бахрей вздохнул и подсел к незнакомцу. Тот пристально посмотрел ему в глаза. Торговец выдержал этот проникающий взгляд, не отвел глаз. Незнакомец улыбнулся. Удивительное дело, несмотря на внешнюю суровость, улыбка у него была открытая. От нее сразу же повеяло теплом, даже шрам перестал быть ужасным. – Значит, договорились? – незнакомец положил широкую ладонь на стол. – Меня зовут… впрочем, это не важно – зовите капитаном. Но у меня одно условие! – Какое? – Бахрей настороженно взглянул на собеседника. – Вы не интересуетесь моим прошлым – я не проявляю любопытства к вашему настоящему, идет? – Хорошо, – согласился торговец. – Меня это устраивает. – Вот и договорились, – сказал капитан вставая. Он взял кожаную шляпу в руки и добавил: – Жду вас на судне… Воспоминания хлынули потоком, но Бахрей остановил их и посмотрел на боцмана, затем махнул рукой, мол, свободен. Боцман, ни слова не говоря, вразвалочку отправился на бак, откуда уже доносился запах жареной индюшатины. Команда истосковалась за время плавания по свежей пище. Столпившись у входа на камбуз, матросы вдыхали сладостные ароматы и терпеливо ждали начала ужина. Томас и Бахрей вошли в каюту. – Завтра становимся в док, – сказал Бахрей, усаживаясь на койку и поджимая по себя ноги. – Капитан обо всем договорился. Все товары я перенес в лабазы. Утром иду на рынок. – Как же команда? – Команда? На верфи есть гостиница, остановятся там. Ты почему спрашиваешь? – Просто, – проговорил Томас. Юноша помолчал, рассматривая столешницу, а потом добавил: – Мне нужно в столицу. – В столицу? Зачем в столицу? – не понял Бахрей и тут вспомнил сбивчивый рассказ друга. – Ах да! К владычице… Какое-то время он напряженно хмурил брови. Наконец лицо его прояснилось, и Бахрей ласково посмотрел на товарища: – С собой меня не возьмешь? – и, не дожидаясь ответа, поспешно добавил: – Но сначала я улажу дела. Это займет немного времени… Дня два. Ты ведь не хочешь, чтобы Бахрей со скуки помер? Судно в ремонте. Чего мне стены в гостинице обтирать? – Я буду только рад, – улыбнулся Томас. – Вдвоем веселей! Бахрей собрался что-то сказать, но не успел: раздался стук в дверь и вошел матрос. На столе появился прожаренный бок индюшки, круглые лепешки, овощи и фрукты. – Как ужин? – спросил Бахрей у вестового, беря в руки нож. – Команда довольна? – Еще б! – воскликнул тот. – Такое пиршество! Томас проснулся рано. Он увидел, что Бахрей уже встал. Сквозь приоткрытую дверь в каюту зябко пробирался утренний сумрак. Это было время, когда уже рассвело, но солнце еще не хотело показываться на глаза, лениво цедило свои лучи сквозь сине-зеленую глубь океана, наполняя округу своим светом. На палубе слышался плеск воды, кто-то невнятно бормотал. Томас встал с постели и вышел из каюты. Бахрей в одних подштанниках стоял, склонившись над бортом, а вахтенный поливал его из брезентового ведра водой: спину, шею, руки. Торговец кряхтел и шумно умывался. Закончив омовение, Бахрей снял с фальшборта полотенце. Заметив Томаса, спросил: – Ты чего встал в такую рань? – С тобой пойду. – А-а-а! – протянул Бахрей. – Тогда умывайся! Томас протянул сложенные лодочкой ладони. Вахтенный матрос плеснул в них воды. Юноша ополоснул руки. Следующую порцию отправил на лицо, промыл глаза, холодные струйки попали за воротник. На этом водная процедура закончилась. Наскоро перекусив мясом холодной птицы и запив напитком, напоминающим квас, но с более густым ароматом пряностей, друзья вышли на пустынный пирс. Первые нерешительные солнечные лучи застали их у арки. К удивлению Томаса, на рыночной площади уже было много народу. Это был преимущественно торговый люд, прибывший из разных мест, чтобы купить или продать оптом товар. Здесь не было зазывных криков продавцов, все происходило чинно и без суеты. Продавали сразу партиями. Торговцы, предлагающие что-нибудь купить, стояли на каменных постаментах. Тут же, в ящиках, мешках, лежал их товар. Покупатели подходили, трогали руками образцы, переговаривались с продавцом. Если качество и цена их устраивали, ударяли по рукам. Случалось, желающих купить было больше одного, тогда стихийно возникал аукцион. Руководил продавец. Выигрывал тот, кто предлагал большую цену. Бахрей неспешно прошелся между торговцами, рассматривая выставленный товар. Того, что было у него припасено, на рынке не наблюдалось. Он, кряхтя, влез на свободный постамент, оправил халат. – Шелк из Поднебесной! Черный перец из Варши! Сандал! Пряности: корица, гвоздика! – громко прокричал Бахрей. Подошли несколько покупателей. – Посмотреть можно? – спросил один из них – худощавый мужчина с черной бородой на смуглом лице. – Смотри, дорогой! – молвил торговец, доставая кусок шелка и коробки, наполненные перцем, корицей и гвоздикой. Мужчина пощупал шелк и поцокал языком, запустил в коробки свои длинные пальцы. Достал поочередно щепотью их содержимое, понюхал, пожевал. – Сколько хочешь за товар? – спросил он. – Я не знаю его цену здесь, – уклончиво ответил Бахрей. – Боюсь прогадать, сам понимаешь. Поэтому буду продавать с аукциона. – Верно! – кивнул другой покупатель в синей тунике. Дорогая золотая брошь красовалась у него на груди. Пробираясь сквозь набежавшую толпу зевак, он выкрикнул: – Даю пять когтей за фунт перца! – Беру шелк! Сажень – золотой! – услышал Бахрей донесшийся сбоку голос. – Два! Два золотых когтя за сажень! – перебил второй покупатель. – Сколько у тебя шелка? – поинтересовался полный абориген в оранжевой тунике, перепоясанной золотистым шнурком. Бахрей для значимости прищурил глаз: – Десять рулонов по сто саженей, но меньше чем за десять когтей, не отдам. Спрашивающий презрительно фыркнул. На него никто не обратил внимания. – Я возьму за десять! – вдруг вскинул руку покупатель в синей тунике. – Предлагаю десять с половиной! – Одиннадцать! – Дорогу! – неожиданно раздался начальственный голос. Все оглянулись. Сквозь толпу протискивался человек, в котором Бахрей узнал чиновника из торговой палаты, за ним следовали два стража с копьями. Подойдя к постаменту, чиновник с важным видом протянул свернутый в трубку лист бумаги. Бахрей развернул его. Это был список товаров, который имелся у Бахрея. Возле каждого наименования стояла цена, выраженная в фунтах золота.