Но тот выпустил пленника, лишь когда мальчик взошел на сампан. – Раджу? – Нил распахнул объятья. – Раджу? Он все повторял и повторял это имя, пока Раджу спокойно не ответил: – Ха баба, да, папа, это я. И тогда Нил, уткнувшись в его худенькое плечо, разрыдался, и тогда сыну пришлось утешать отца: – Все хорошо, папа, все хорошо. Вспомнив о книжке, которую так и держал в руках, Нил подал ее сыну: – Смотри, что я для тебя приготовил. Глянув на обложку, Раджу нахмурился и сказал тихо, но твердо: – Папа, ты понимаешь, что я уже не малыш, правда? Глава 21 За первым ливнем последовали другие, но они не приносили особого облегчения, ибо удушающий зной немедленно возвращался, как будто уведомляя, что настоящая буря еще только на подходе. Для Кесри дожди стали источником новых забот, порожденных исчезновением мальчишки-флейтиста. Теперь, угодив под ливень, он тотчас направлял отряд в укрытие либо занимал место в хвосте колонны, удостоверяясь, что никто не отстал. Дожди усугубили муки постоя, добавив к смраду, заполонившему бастион, вонь плесени; осаждавшие бивак полчища злобных мух и кусачей мошкары так донимали солдат, что даже после команды “смирно” они корчились и почесывались. Невероятная влажность воздуха заставила дважды в день проверять порох на сухость. Но Кесри отлично сознавал, что состояние пороха уже не будет иметь значения, случись китайская атака во время ливня. Больше всего его изводил страх очутиться в ситуации, когда откажут Смуглые Бесс. Оставалось лишь надеяться, что войска покинут бастионы еще до того, как разразится буря. Вот только ход переговоров не вселял оптимизма: часть условий перемирия мандарины выполнили – отвели войска из города, но все еще тянули с выплатой компенсации. Собрать шесть миллионов долларов непросто, говорили они, на это требуется хотя бы несколько дней. Пока мандарины скребли по сусекам, англичане держали в бастионах готовые к удару войска – этакий нож у горла. Однако войскам этим нужно было чем-то питаться, а добыть провизию у местных крестьян с каждым днем становилось все труднее. Китайцы уже не боялись чужеземных солдат, но плевали им вслед и швырялись камнями, а шпанята выкрикивали оскорбления; жители возводили баррикады, перегораживающие продовольственным отрядам вход в деревни. Мало того, непрошеных гостей встречали ватаги молодых парней, вооруженных кольями и дубинами, и разогнать их можно было только выстрелами в воздух. В свою очередь, солдаты день ото дня становились все злее. Своих подчиненных Кесри пока что сдерживал, но видел, как разболталась дисциплина в других подразделениях. Поговаривали, имели место избиение крестьян, мародерство, вандализм и домогательство к женщинам. Однажды капитан Ми сказал, что хавильдара и нескольких бойцов из 37-го мадрасского полка обвиняют в изнасиловании – дескать, они ворвались в дом и надругались над его жилицами. Но Кесри, побеседовав с мадрасцами, услышал совершенно другую историю. Хавильдар рассказал, что с отрядом сипаев проходил через деревню Сань Юань Ли и увидел озлобленную толпу возле обнесенного забором хозяйства. Решив, что крестьяне осаждают продовольственный отряд, он дал приказ стрелять в воздух и, разогнав толпу, вошел в дом. Но там глазам его предстала совсем иная картина: вместо фуражиров он увидел английских солдат, пьяных и разнузданных, а по дому разносились истошные женские вопли. Хавильдар узнал одного английского капрала, но не успел и рта раскрыть, как его вытолкали на улицу, приказав не лезть не в свое дело и держать язык за зубами. По возвращении в часть он доложил ротному командиру о происшествии. Это оказалось большой ошибкой, ибо на допросе капрал во всем обвинил сипаев, и теперь они под следствием. Кесри не знал, кому верить, но счел своим долгом ознакомить капитана Ми с версией мадрасцев. Тот выслушал и пожал плечами: – Наверное, нет нужды говорить, что в подобных ситуациях всегда проще обвинить сипаев. – Так точно, каптан-саиб. – А в данном случае – слово мадрасского хавильдара против слова английского капрала. Иных разъяснений не требовалось. “Ибис” еще был далеко от Гонконга, когда на горизонте возникла темная туча. Захарий этому ничуть не удивился, ибо за неделю, проведенную в Вампоа, где готовился конвой торговых судов, подметил множество признаков надвигающегося ненастья. А барометр, стрелка которого все время пути неуклонно падала, отмел последние сомнения. Шторм накроет побережье не раньше завтрашнего дня, прикинул Захарий, а стало быть, при удачном раскладе можно еще засветло добраться до Гонконга и нанести визит миссис Бернэм. В гонконгской бухте “Анахита” попалась на глаза не сразу, хотя судов на стоянке было непривычно мало – видимо, шкиперы, убоявшись шторма, перебрались в иное место. Конечно, сие разумное действие уменьшало опасность столкновения кораблей, однако весьма огорчило Захария, кому не терпелось свидеться с мадам. Но оказалось, что “Анахита” не покинула бухту, а только укрылась за фрегатом “Друид”. Шхуна стояла на якоре напротив нового склада мистера Бернэма, возведенного у Восточного пункта. “Ибис” отдал якорь в кабельтове от “Анахиты”, и Захарий, убедившись, что судно надежно закреплено и не дрейфует, приказал спустить баркас. Уже через четверть часа он был на “дистанции оклика” от шхуны и, разглядев на ее палубе знакомое шафрановое пятно, крикнул, сложив ладони рупором: – Это вы, бабу? – Я самый, мастер Зикри! Как поживаете? Надеюсь, вы здравы и бодры? – Благодарю, бабу, лучше некуда! Миссис Бернэм на борту? – Истинно так, Берра-мемсаиб здесь! – У меня сообщение от мистера Бернэма! Известите мадам о моем прибытии! – Будет исполнено, мастер Зикри! По забортному трапу Захарий поднялся на палубу, где его встретил Ноб Киссин-бабу. – Вы в курсе, что надвигается шторм? – спросил Захарий. – О да, и в целях безопасности нынче вечером мы вместе с Берра-мемсаиб сойдем на берег. Для нее приготовлена комната на складе мистера Бернэма. Лишь команда останется на шхуне. – Вот и хорошо. А где же миссис Бернэм? Вы доложили обо мне? – Да, Берра-мемсаиб ожидает вас на квартердеке. – Благодарю, бабу. Миссис Бернэм стояла у фальшборта, любуясь закатом, который окрасил розовым ее белое дорожное платье и добавил блеска ее волосам. Захарий замер. Мадам была до того хороша, что душа его заныла, точно старая саднящая рана, не дающая забыть о себе и о том, как она появилась. – Я очень рада вам, мистер Рейд, – сказала миссис Бернэм, и слова ее будто сорвали коросту с болячки. Она рада мне лишь потому, что истомилась по новостям о капитане Ми, подумал Захарий, и вскипевшая в нем ревность уже грозила перелиться через край, ибо мысль эта была солью на раны. – И я рад вас видеть, миссис Бернэм, – чопорно сказал он, стараясь совладать с собой. – Я здесь потому, что ваш муж просил передать сообщение. – Какое же? – Дела задерживают его в Кантоне. Он приедет, как только там все уладится. Видимо, недели через две. Улыбка миссис Бернэм угасла, лицо ее стало озабоченным. – Насколько я знаю, нынче в Кантоне весьма неспокойно. Я очень тревожилась за мистера Бернэма, за вас и… всех наших друзей. Захарий не сдержал сардонической усмешки. – Полноте, миссис Бернэм! Перед мной-то не надо изображать. Может, вы и тревожились, но только не о муже или обо мне. – Вы ошибаетесь, мистер Рейд! Поверьте, я часто о вас думаю. – Однако, держу пари, не так часто, как о капитане Ми. – Захарий уже не скрывал переполнявшую его злость. – Признайтесь, что именно он предмет вашего беспокойства. – Да, среди всех прочих, я этого не отрицаю. – Тогда вас, бесспорно, обрадует известие, что в нашу последнюю встречу он был жив и здоров. – Правда? Захарий был доволен, что застал мадам врасплох. – Я не знала, что вы знакомы с капитаном, – сказала миссис Бернэм. – Еще как знаком. Я с ним сошелся по указанию вашего мужа. Удивление мадам было как маслом по сердцу. – А что ему нужно от капитана? – Я полагаю, вопрос риторический? Вам не хуже меня известно, что ваш муж всегда имеет пару карманных вояк. Вы сами о том рассказывали. Мистер Бернэм посвятил меня в детали сего прибыльного дела и поручил подъехать к капитану. У миссис Бернэм округлились глаза.