– Джи, каптан-саиб. Ми достал карту и показал дорогу к деревне Сань Юань Ли. Кесри надлежит собрать и возглавить продовольственный отряд, а капитан в составе группы офицеров наведается в близлежащие пагоды и храмы. – Имей в виду, хавильдар, неприятности мне не нужны. – Взгляд Ми был тверд. – Никакого мародерства и кобеляжа с местными женщинами. Ты понял? Кесри вскинул руку к виску: – Так точно, господин капитан. Сформировать продовольственный отряд было непросто, поскольку и в лучшие времена сипаи отлынивали от всего, что сулило ручной труд, а нынче и вовсе предстояло таскать тяжести. Выбор среди обозников тоже был небогат, их осталось меньше двадцати человек. В результате не нашлось иного выхода, как включить в отряд барабанщиков и флейтистов, отнюдь не рвавшихся на роль носильщиков, да кто их спрашивает. Собрав все имевшиеся бурдюки, кувшины, мешки и прочую тару, отряд под водительством Кесри и охраной сипаев тронулся в путь. Тропа к деревне вилась по крутому склону, у подножия холма сливаясь с дорогой на север, по которой шли многочисленные семьи беженцев. Едва завидев сипаев, они испуганно отступали в рисовые поля. Под безжалостным зноем отряд быстро выдохся. Углядев сипаев из мадрасского полка, разлегшихся в тени раскидистой красночерепичной крыши пагоды, Кесри обрадовался возможности сделать привал. Он велел своим людям устроиться под деревом, а сам пошел переговорить с мадрасцами. Оказалось, те поставлены в караул, пока офицеры, среди которых был капитан Ми, осматривают кладбище на задах пагоды. – Чего им там понадобилось? – удивился Кесри. Сипаи переглянулись, один кивнул на ворота: – Ступай туда, сам увидишь. Кесри прошел на территорию храма и, миновав анфиладу дворов и пропитанных благовониями вестибюлей, очутился перед открытой дверью, сквозь которую увидел офицеров и отделение сипаев на примыкавшем к пагоде кладбище. Подойдя ближе, он понял, что солдаты, исполняя приказ розовощекого лейтенанта, раскапывают могилу. Несколько могил уже были вскрыты, лейтенант в них заглядывал и что-то помечал в блокноте. Неподалеку строй сипаев с ружьями наперевес сдерживал толпу местных жителей. Учуяв запах тлена из недавних захоронений, Кесри содрогнулся от ужаса и омерзения. Разве можно тревожить прах умерших?! Поскорее уноси ноги, подсказал внутренний голос. Зажав нос, Кесри развернулся к выходу и едва не налетел на капитана Ми. Взгляд капитана метнулся с Кесри на кладбище и обратно. – Не подумай плохого, хавильдар, – сказал Ми. – Из могил ничего не берут. Лейтенант Хэдли, – он кивнул на офицера с блокнотом, – интересуется историей. Он изучает китайские обряды и обычаи, только и всего. – Понятно, каптан-саиб. – Давай-ка займись своим делом. – Взмахом руки капитан дал понять, что разговор окончен. Когда отряд продолжил путь, вдали обозначились темные тучи с полосами дождя, однако то была не долгожданная буря, но лишь короткий ливень. Впереди замаячило нечто похожее на крестьянское хозяйство: домишко и сараи вкруг мощеного двора с колодцем. На воротах не было таблички, извещающей об уже состоявшемся визите фуражиров, и отряд вполне мог приступить к выполнению поставленной задачи. Не найдя хозяев, Кесри приказал обозникам наполнить колодезной водой бурдюки и кувшины. Он постучал в дверь раз, потом другой, но в лачуге никто не отозвался, хотя в щели ставен на окошке посверкивали глаза ее обитателей. Кесри раздумывал, как быть дальше, и тут к нему подбежал обозник с известием, что в сарае обнаружены люди. Через двор Кесри прошел к амбару, где забились в угол два объятых ужасом китайца-батрака. Возле них стояли мешки с рисом и корзины с только что собранными бананами, зеленой фасолью и округлым гладким овощем, похожим на карелу, китайскую горькую тыкву, столь любимую сипаями. При появлении Кесри батраки, одетые в изношенные рубахи и штаны, заскулили и, не вставая с корточек, стали раскачиваться с пятки на носок. Лица до полусмерти напуганных крестьян превратились в потешные маски ужаса. Кесри предпринял вялую попытку жестами объяснить, что пришел за провизией. Однако дурно исполненная пантомима действия не возымела, ибо китайцы зажмурились, словно им явился жуткий призрак, на который взглянуть невозможно. И что теперь? Кесри досадливо сплюнул. Все это без толку: даже если батраки его поймут, они не вправе распоряжаться хозяйскими припасами. И потом, кто же добровольно расстанется с плодами тяжкого труда? Ни один крестьянин, будь то здесь или в родном Наянпуре, на это не согласится, если только речь не идет о спасении собственной шкуры, поскольку просьба незваных гостей подкреплена наставленным дулом ружья. Именно это сейчас и происходит – грабеж средь бела дня, иначе не скажешь. И надо же, чтоб все это выпало на долю простому хавильдару, и лишь по прихоти его командира! Пожалуй, лучшее, что можно сделать, так это поскорее отсюда убраться. Кесри приказал обозникам взять пять мешков риса и две корзины овощей. – Укройте парусиной, а то вдруг дождь, – сказал он. Кесри вышел из амбара и оторопел, увидев возле ворот кучку людей в обычной одежде китайских крестьян – блузы, штаны, островерхие шляпы. Но поразило его не облачение незнакомцев, а то, что Маддоу разговаривал с одним из них. – Эха ка хота, это еще что такое? – рявкнул Кесри, пересекая двор. Прежде чем он дошел до ворот, кучка растаяла, сделав погоню бессмысленной. – Ву лог каун рахлен, кто они такие? – Кесри грозно глянул на великана. – Ты их знаешь? Лицо Маддоу ничуть не утратило всегдашней сонливости. – Они матросы. Китайские ласкары. С одним я служил на корабле. Он был моим боцманом. Вот и все. Кесри прожег его взглядом. – Не врешь? – Никак нет, хавильдар-саиб, могу поклясться. Похоже, великан чего-то недоговаривал, но выяснять было некогда – уже накрапывал дождик. – Стройся! Отряд прошел всего сотню-другую ярдов, как небеса разверзлись, и дождь полил стеной. Близился вечер, смеркалось. Обернувшись, Кесри разглядел островерхие шляпы, маячившие позади колонны. Не собеседники ли Маддоу плетутся за нами? – подумал он. Но великан с огромным мешком на плече шел в середине строя, свободной рукой поддерживая кувшин с водой, который нес Раджу. Успокоенный Кесри вновь устремил взгляд вперед. Вскоре Раджу почувствовал, что Маддоу замедляет шаг, что было неудивительно, ибо груз его казался неподъемным. – Тхак гайе хо, ты устал? – шепнул мальчик. Маддоу безмолвно покачал головой, что тоже не удивило – Раджу знал, что великан не словоохотлив. Прошлой ночью старшие мальчишки хотели, как они выразились, прищучить Раджу, но тут откуда ни возьмись появился Маддоу и одним своим видом отпугнул забияк. Всю ночь он был рядом, но не проронил ни слова. Раджу знал, что без великана ему пришлось бы туго. После гибели Дики он быстро понял, что тот был ему не просто другом, но защитником. С его уходом Раджу превращался в легкую добычу задиристого хулиганья. Даже нынче мальчишки, улучив момент, к нему цеплялись, и сейчас он был рад соседству великана. Раджу не придал значения тому, что вместе с ним постепенно оказался в хвосте отряда. Под шум дождя, лившего как из ведра, Маддоу тихо проговорил: – Знаешь, тебя кое-кто ждет. Оглянись. Сквозь дождевые струи Раджу различил контуры фигуры в островерхой шляпе. – Кто это? – испуганно прошептал он. – Не бойся. Это друг. Он отведет тебя к отцу. – Правда? – Раджу истомился по весточке от отца, но и представить не мог, что вот так ее получит. – Пойдешь с ним, – прошелестел Маддоу. – Все будет хорошо. Не опасайся. – Но кто он? Как его зовут? – Серанг Али. У мальчика скакнуло сердце – он знал это имя из рассказов Ноб Киссина-бабу. – Что я должен делать? – спросил Раджу. – Ничего, просто остановись. – Без дальнейших слов Маддоу забрал у него кувшин и ушел вперед. Через минуту колонна скрылась за дождевой завесой. Подле Раджу возник человек с жиденькими вислыми усами, чья свирепая наружность напугала бы, если б в точности не соответствовала описанию Ноб Киссина-бабу. В следующее мгновенье Раджу оказался под плетеной соломенной накидкой, скрывшей его форму, а кивер уступил место островерхой шляпе. Взяв мальчика за руку, серанг Али свернул на тропинку. – Держись рядом и молчи, – сказал он. – Если кто с тобой заговорит, притворись немым. Долгие часы ожидания на сампане, пришвартованном неподалеку от деревни Сань Юань Ли, показались Нилу самыми тягостными в его жизни. Если б ему позволили войти в отряд серанга Али, он бы чувствовал себя хоть чем-то занятым, но боцман был непреклонен: ни в коем случае, сказал он, ты не должен покидать сампан. Страсти накалены до предела, и стоит крестьянам заподозрить, что к ним затесался хаак-гвай, его беспременно убьют. Дабы Нил не нарушил приказ, к нему был приставлен Джоду, который усердно нес охранную службу, не разрешая своему подопечному даже высунуться из-под лодочного навеса. К счастью, Нил, покидая монастырь Океанский Стяг, прихватил с собою книгу “Бал бабочек”, которую часто читал вместе с сыном. Он-то думал, знакомая вещица успокоит мальчика, но оказалось, что успокоение потребно ему самому, и под стук дождя он бесконечно перелистывал страницы. В очередной раз проглядывая стишки, Нил услышал шепот Джоду: – Гляди, возвращаются. Всмотревшись, Нил различил контуры людей, выступившие из береговой темноты, и сердце его замерло, ибо все они принадлежали взрослым мужчинам. Значит, что-то пошло совсем не так. Из груди его ринулся вопль, но Джоду, ко всему готовый, наглухо зажал ему рот. Потом фигуры приблизились, и от них отделилась прежде скрытая меж ними тень. Ростом она была с мальчика, однако Нил, ополоумевший от беспокойства, уже не верил своим глазам и только рвался из хватки Джоду.