Тот недоуменно пожал плечами: – А какое тут заключение? Его учить ничему не надо, он сам кого хочешь научит. С меня все? – Все, можешь идти. Когда майор вышел, Джаггер в упор уставился на Стрельцова – он явно пребывал в приподнятом настроении. – Ситуация нестандартная, но разрешимая. В училище мы тебя примем однозначно, но офицерское звание тебе присвоить пока не можем. Поэтому тебе придется участвовать в учебном процессе на общих основаниях. А потом посмотрим. Стрельцов не обрадовался и не удивился, восприняв подобное решение как данность. – И где ты теперь будешь жить? – спросила Элис, когда он вернулся домой и все ей рассказал. – В казарме или в офицерской гостинице – я не знаю, что у них там. Но на Шабат дают увольнение. И на денежное довольствие поставят. – Павел погладил жену по щеке. – Да не грусти ты… – Постараюсь, – ответила Элис. Вскоре Стрельцов надел военную форму с курсантскими погонами. На теоретических занятиях Павел ничего нового для себя не узнал. А полковник с еврейской фамилией Шифрин драл студентов как сидоровых коз, чтобы они намертво усвоили материал и знали его, как таблицу умножения. Однажды Стрельцов во время лекции поправил преподавателя, когда тот допустил неточность в объяснении, а потом задал пару неудобных вопросов. Он понимал, что ведет себя неправильно, что дискредитирует наставника перед курсантами, но в силу характера, будучи отъявленным правдорубом, он не смог себя сдержать. Преподаватель лишь искоса бросал укоризненные взгляды на нетерпеливого всезнайку. После занятий он отозвал Павла в сторону. – Я знаю, что вы владеете материалом, но зачем же ставить меня в неловкое положение? Все зачеты и экзамены я вам и так проставлю автоматом. Сидите на лекциях и читайте… не знаю… детективы. Павел согласился с наставником и больше не показывал на занятиях свою эрудицию. Но тот доложил о прецеденте директору. Джаггер решил проблему чисто в своем стиле, и вскоре курсанту Стрельцову дали группу и поручили проведение практических занятий по артиллерийской стрельбе на полигоне. На контрольных испытаниях его ученики показали лучшие результаты, и это Павла порадовало – он приносил реальную пользу своей новой родине. Однажды, закончив занятия, группа собралась было на ужин, но неожиданно на полигоне появился Джаггер в сопровождении важного мужчины в штатском. – Вы можете еще раз отстреляться? – Коэн вопросительно посмотрел на Павла. – Можем, – уверенно ответил тот. – Нужно только мишени расставить. На это уйдет минут пятнадцать. Группа отстрелялась успешно. Джаггер посмотрел на пришедшего с ним мужчину. Тот молча кивнул, оторвав от глаз бинокль, и они удалились. – Какого-то важного петуха привел, – предположил один из курсантов. – Скорее всего, – согласился Павел. – И мы не опозорились… Пошли ужинать. Но с ужином приключился конфуз. Или даже не конфуз, а какая-то нелепая комедия. Когда они пришли в столовую, дежурный сержант объявил им, что они опоздали, и поэтому полноценный ужин отменяется, его можно организовать лишь сухими пайками. Павел попытался объяснить причину задержки, но дежурный даже слушать не хотел. Стрельцов взъярился и обратился к курсантам: – Слушай мою команду! Шагом марш на кухню! Что там найдете съестного – все тащите на стол. Группа, не раздумывая, рванула на кухню – если старший приказал, надо выполнять. И в первую очередь надо выполнять команды непосредственного начальника, а не какого-то там сержанта. Все по уставу! Дежурный пытался протестовать, угрожал принять меры, но его никто не слушал. На кухне бойцы обнаружили бак с вареным рисом и тазик тушеного мяса. Все это моментально появилось на столе и было разложено по алюминиевым мискам. До кучи прихватили коробку с теми самыми сухими пайками. В разгар ужина в столовую ввалился начальник столовой – лейтенант. Он быстро оценил обстановку, ничего не сказал и вышел прочь. А наутро Стрельцова вызвали к директору училища. Джаггер, глядя на Павла, едва сдерживался от смеха. – Вы устроили несанкционированный хаос на кухне, не подчинились ответственному лицу. «Как будто хаос бывает санкционированным», – подумал Павел и произнес: – «Если ты не хочешь кормить свою армию, то будешь кормить чужую», как сказал некий деятель. Я свою покормил. – С тобой все ясно. – Джаггер выдержал небольшую паузу. – За то, что сумел выкрутиться из нестандартной ситуации, тебе объявляется благодарность. Но за неподчинение должностному лицу и нападение на кухню… – Коэну все труднее удавалось сдерживать смех, – объявляю тебе двое суток гауптвахты. Все, иди. – Он все-таки не удержался и прыснул в кулак. Но на гауптвахте Стрельцова продержали всего два часа – надо же кому-то проводить занятия… …Павел не особо интересовался политикой, считая политиканов профессиональными лжецами и лицемерами. Но однажды, сам того не желая, он умудрился попасть в политический замес, по своему собственному определению, «вляпался в политическое дерьмо». А начиналось все обыденно и безобидно. Элис ему сообщила, что звонил некто Габриэль Квин и попросил о встрече по важному делу. С этим Квином, родом то ли из Ирландии, то ли из Шотландии, он просидел двое суток в амстердамском аэропорту. Позднее, уже в Израиле, они нашли друг друга и обменялись телефонами, но с тех пор не общались. Павел перезвонил Габриэлю, и они договорились встретиться в Иерусалиме у Стены Плача, причем Квин настаивал на конкретном времени и месте. На вопрос, зачем встречаться, он ответил, мол, приедешь и узнаешь. Павла такой подход несколько удивил, но он согласился – они о многом успели переговорить за двое суток в Амстердаме. Он выпросил у начальства внеочередное увольнение, и они вместе с Элис отправились в Иерусалим. Его сразу же поразила высота и толщина крепостных стен города и крутой склон под ними: «Как такую цитадель можно взять штурмом? Что там Кремль с его стенами! А про укрепления в других городах и говорить нечего». Они прошлись по узким кривым улочкам, посетили магазины, где Элис накупила всякой бижутерии, перекусили в кафе и подошли к Стене Плача в оговоренное время. Павел посмотрел на высокую стену, окаймляющую Храмовую гору, на молящихся и скорбящих возле нее людей, и у него зачесались глаза. Чтобы не создавать столпотворение, площадь перед стеной огородили и пропускали желающих помянуть близких маленькими группками. Прямо перед перегородкой стояла кучка людей – человек тридцать. Они что-то кричали и трясли самодельными плакатами. Павел прочитал: «КГБ – главный враг советских евреев», «Отпустите советских евреев на их историческую родину»… Полиция относилась к протестующим нейтрально. Их можно было понять: с одной стороны, полицейские должны обеспечивать общественный порядок. Но с другой… Разгонишь этих демонстрантов, а потом политики поднимут вой, на который придется реагировать. Пускай орут, лишь бы не стреляли и святыни не оскверняли. «Нашли где протесты устраивать, – с чувством брезгливости подумал Стрельцов. – Тут люди о мертвых скорбят, записки им пишут… Тьфу!» Он понял, что наблюдает митинг в поддержку отказников из Советского Союза. Павел пригляделся и обнаружил среди протестующих Габриэля. Он подошел к нему и тронул за плечо. – Что ты здесь делаешь? – Выступаю в поддержку отказников из СССР! – с гордостью заявил Габриэль. – А ты-то здесь при чем? В смысле какое ты имеешь отношение к евреям Советского Союза? – Павел пребывал в полном недоумении. – Я вхожу в международную организацию «За справедливость». Приглашаю тебя в нее вступить. Слова Квина звучали пафосно, складывалось впечатление, что он делает великое одолжение, предлагая подобное членство. Павел чуть не сплюнул с досады. – И для этого ты меня сюда позвал? – Это очень важно, нам нужны новые члены. Ты согласен? – В глазах Габриэля читался настойчивый вопрос. «Как бы ему повежливее ответить…» – подумал Стрельцов и сказал: – Я служу в ЦАХАЛ. Нам запрещено участвовать в политических акциях… Ну, удачи тебе. Он вернулся к Элис, и они покинули Стену Плача. Элис предложение Габриэля рассмешило: – Чудак какой-то, фанатик. Пошли лучше еще погуляем. Павел выбросил эту несуразную встречу из головы, но спустя несколько дней к нему в учебный класс вошел посыльный от начальства. На подстилке лежал полуразобранный миномет. Курсанты толпились возле него, слушая наставника. – Вас ждут в административном корпусе, кабинет двадцать три, – сказал посыльный. Павел посмотрел на часы. – Через двадцать минут. – Но он уже ждет… Это представитель МОССАДа. – Да мне хоть папа римский. – Павел поморщился. – Только после занятий. Посыльный странно посмотрел на Стрельцова и удалился. В указанном кабинете его встретил лысый полноватый мужчина средних лет. – Вы заставляете себя ждать, – начал он с места в карьер. Он напоминал голодного вампира, который наметил себе жертву и собирается впиться ей в горло. – А вы отрываете меня от занятий. Вы один, а там пятнадцать человек, – невозмутимо парировал Павел. Моссадовца аж передернуло от подобной наглости: сотрудники его ведомства не привыкли к подобному обращению. Павел опустился на стул. «Кто он такой, чтобы я его спрашивал?» – Слушаю вас. Моссадовец взял себя в руки и перешел на спокойный тон: – Вы обвиняетесь в антисионистской деятельности. Павел усмехнулся: – Вы это всерьез? – А вы думаете, что я сюда прогуляться пришел? Вот, посмотрите – вчерашний выпуск советской газеты «Известия», статья под названием «А чем они отличаются от фашистов?». Подпись под статьей: «Павел Стрельцов, историк». – А я тут при чем? – Павел ничего не мог понять. – Мало ли в Советском Союзе Павлов Стрельцовых?