– Потому что это не лизинг, не мониторинг и не шопоголизм, – хмыкала Леокадия. – Одно не препятствует другому, – робко замечала Мила. – Ещё как препятствует! – не уступала Лео. – А вот твой Андрей Яковлевич читает тебе стихи? – выпятив грудь, шла в атаку Андриана. – Нет, – качала головой Лео, – Андрюша возит меня на дачу! И мы с ним там цветочки нюхаем, клубничку собираем. – Тебя всю жизнь на клубничку тянуло, – не осталась в долгу Андриана. Лео картинно закатила глаза и как ни в чём не бывало продолжила: – Мне достаточно того, что мне стихи читает Иннокентий Викентьевич. – Вот! – Что вот? – спросила Лео и, погрустнев, добавила: – Помнится мне, у Ронсара есть такие строки: Ни ум, ни сердце, ни душа В любви не стоят ни гроша. – Чего не скажешь в минуту отчаяния, – тихо обронила Мила. – Но Ронсар писал также: Любовь напастью звать я не могу покуда, А если и напасть – попасть любви во власть, Всю жизнь готов терпеть подобную напасть. – И что хорошего в твоём терпении? – не удержавшись, съязвила Лео. – Твой Соколов давно улетел, а ты всё грезишь о несбыточном. – Девочки, не ссорьтесь! – расстроенная Мила переводила взгляд с одной подруги на другую. – Бог с ним, с Ронсаром! Мне вот Виолетта говорила, что они с Филей ходили на концерт романсов и песен на стихи Сергея Есенина. – Понятно, – сказала Лео, – «Не жалею, не зову, не плачу». – И добавила своими словами: – Дай бог нашей Виолетте не зарыдать после грозы. – После какой такой грозы?! – теперь уже рассердилась перепугавшаяся не на шутку Мила. Но Лео как в воду глядела. Прошло ещё некоторое время, и на солнышко набежала тучка. Бабушка Мила не могла сказать точно, в какой именно момент изменилась её внучка. Хотя никакого перехода, как ей потом казалось, и не было. Всё изменилось сразу и резко. Вот только что Виолетта заливалась смехом, дурачилась, напевала себе под нос и вдруг помрачнела лицом, перестала смотреть на бабушку прямо, отворачивалась в сторону и молчала. Мила, несмотря на все усилия внучки скрыть печаль, стала замечать, что в глазах девушки часто стояли слёзы. Но только не нежные и благоуханные, как роса на лепестках фиалок, а горькие и злые. На расспросы бабушки девушка не отвечала, только отмахивалась, как её мать когда-то, чем ещё больше пугала Милу. А однажды за завтраком девушка горько расплакалась и призналась: Филипп её бросил и собирается жениться на их однокурснице. Мила пришла в ужас, она выбежала из-за стола, обняла внучку и стала раскачивать её из стороны в сторону, как в те времена, когда Виолетта была маленькой. – Не надо, бабушка, – сказала внучка, – я пойду, уже опаздываю в универ. – Но ты не съела ни крошки! – всплеснула руками Мила. – Бабуль, я не хочу. – Постой, Виолетта! Может быть, всё ещё изменится! И твой Филипп одумается и вернётся к тебе! Поверь мне, у мужчин иногда бывают залёты! – Залёты бывают только у девушек, – как-то неожиданно по-взрослому цинично отозвалась Виолетта. – Я не то имела в виду, – густо покраснела бабушка. – А что же? – Просто мужчинам свойственны увлечения. – Как говорит бабушка Лео, не забудь спустить кобеля на ночь с цепи, набегается и к утру домой вернётся. – И где ты только такой пошлости нахваталась? – всплеснула руками Мила. – Да у твоих подруг и нахваталась, – парировала Виолетта, не вытирая злых слёз, выступивших на глазах. – Виолетта! Я умоляю тебя! – Да успокойся уже, бабушка! Увлечения – это не про Филиппа! – Я не понимаю тебя, – совсем растерялась Мила. – Просто ему отец велит жениться на Майке Лоскутовой! – Как это велит? – опешила Мила. – У нас ведь нет крепостного права. – Бабушка! – закричала Виолетта. – Ты всё ещё мыслишь категориями своего советского прошлого! Да! – девушка топнула ногой. – У нас нет крепостного права! У нас дикий капитализм! – Но почему именно на Майе? – решилась спросить Мила. – Потому что у Лоскутовой отец банкир! А кто мой отец?! У меня его вообще нет! – Слёзы брызнули из глаз девушки. – Только бабушка-пенсионерка! – Господи боже мой, – чуть слышно прошептала Мила. – Ты бы ещё воскликнула: «О, времена! О, нравы!» И боже не поможет! Спроси у бабушки Лео! Если он, конечно, не бог денег Мамона! – Но если Филипп тебя любит, он может отказаться от денег. – Святая наивность! – воскликнула, заламывая в отчаянии руки, Виолетта. – Бабушка! Опомнись, кто в наше время отказывается от денег?! Никто! Мы живём в обществе потребления! Все только и думают, как одеться круче других, как отхватить такую тачку, чтобы окружающие помирали от зависти, как мухи от мороза! – Девочка моя родная! Но ведь счастье не в деньгах! – А в чём?! В чём? Ты только и можешь, как попугай, повторять банальности, которые тебе вбили в голову в советской школе! А времена изменились! – Но в мире по-прежнему есть любовь, родина, чувство долга! Вот твой дедушка… – Бабушка! Умоляю тебя! Никому никакого дела нет до моего дедушки! – Виолетта, вся красная, с горящими глазами, как ошпаренная выскочила за дверь. А Мила застыла на месте и пришла в себя только тогда, когда за внучкой захлопнулась дверь. – Что же делать? Что же делась? – воскликнула она и принялась названивать подружкам. Но те отреагировали совсем не так, как она ожидала. Лео заверила её, что всё пройдёт и Виолетка скоро влюбится в другого, мол, на Филипке свет клином не сошёлся. А Андриана тихо обронила: – Это не смертельно, с этим можно жить. И тогда Мила почему-то сорвалась именно на Андриану: – Так, как ты?! Да?! Лучше бы ты тогда забеременела от своего Артура Соколова! – вырвалось у неё в сердцах! – Типун тебе на язык! – почему-то всерьёз перепугалась Андриана. Подруги несколько дней не созванивались, но потом встретились, сделав вид, что никакая чёрная кошка между ними не пробегала. Виолетта пару месяцев не давала бабушке особых поводов для беспокойства. Была она, конечно, притихшей и печальной, но по утрам завтракала и в университет ходила, а все вечера проводила дома, закрывшись у себя в комнате. Тишке обычно удавалось просочиться в комнату вслед за девушкой, и он лежал либо у неё в ногах, либо рядом с ней на кровати.