Часть 25 из 27 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Я ничего не осложняю. Я пытаюсь понять. Я люблю тебя, а ты любишь меня, так почему все должно быть сложно? Почему все непременно должно закончиться? – Ее лицо напряглось от боли и замешательства. – После всего, что нам пришлось пережить, я заслуживаю ответа, – тихо добавила она.
– Знаешь, каков ответ? – На него нахлынуло чувство вины, которое он взращивал в себе два долгих года. – Я не заслуживаю ни счастья, ни смеха, ни любви, потому что мою сестру убили из-за меня!
Моника смотрела на него в упор. Он дрожал всем телом, плечи у него ссутулились. Глаза блестели от слез; казалось, Джейк на грани нервного срыва.
– О чем ты? – тихо спросила она. – Твою сестру убил Макс Клинтон.
– Она в ту ночь не оказалась бы у себя дома, если бы я не повел себя как эгоист! – Слезы текли у него по лицу, он со злостью вытер их. – Ее убили из-за меня!
– Джейк, я не могу представить, чтобы ты сделал что-нибудь ужасное.
Ей показалось, что он усмехнулся.
– В самом деле? Наверное, ты просто недостаточно хорошо меня знаешь и не понимаешь, что я за человек!
– И что же такого ты совершил в ту ночь, когда убили твою сестру? – Моника потянулась к нему, желая до него дотронуться, но он отстранился и отступил на несколько шагов. – Джейк, расскажи! Расскажи, что тогда произошло.
Он тяжело опустился на диван, как будто его больше не держали ноги. Закрыл лицо руками. А когда снова посмотрел на Монику, глаза у него от страдания стали почти черными.
– Сюзанна не виделась с Максом два месяца и даже не говорила с ним. Но ей казалось, что он постоянно следит за ней, преследует ее. Каждый день она отправлялась на работу, а во второй половине дня приходила ко мне и оставалась на ночь. Чаще всего она засыпала на диване.
Джейк поднял голову и посмотрел куда-то назад, за плечо Моники. Голос у него сделался ровным и усталым, как будто он прокручивал одно и то же у себя в голове миллион раз. И в какой-то раз, снова вспоминая, что случилось два года назад, он сломался.
– В тот вечер мне было не до нее. У меня было запланировано свидание. Я собирался привести домой девушку и не хотел, чтобы сестра мне докучала.
Моника села рядом, но чутьем поняла, сейчас не время прикасаться к нему. Он забылся в воспоминаниях о той ночи.
– Я попросил ее уйти. Я знал, что ей не хочется уходить, но все равно выгнал ее из дому. – Какое- то время Джейк ничего не говорил, по его лицу текли слезы. Горе и чувство вины были осязаемыми.
Моника первой нарушила молчание:
– Что еще ты сделал?
Он посмотрел на нее с удивлением:
– Больше ничего. Разве недостаточно, что я вышвырнул ее из безопасного места? Можно сказать, толкнул ее прямо в руки убийцы!
– Ах, Джейк! – Она вздохнула и наконец сделала то, что хотела сделать уже давно. Она положила руку ему на плечо. – И из-за этого ты будешь грызть себя до конца своих дней? Из-за того, что повел себя как человек и захотел провести вечер по-своему?
Он попробовал выдернуть руку, но Моника не отпускала.
– Макс убил ее из-за меня.
– Макс хотел убить ее, и если не сделал бы этого в тот раз, то нашел бы другое время и другое место. Джейк, он был настоящим чудовищем… он, а не ты!
Сердце у нее болело за него. Два долгих года он носил в себе чувство вины, считал себя ответственным за то, что его сестру убили. Очевидно, он собирается и дальше считать себя виноватым и наказывать до конца своих дней, если она все не изменит. А она отчаянно хотела внушить ему, что он ни в коем случае не в ответе за гибель сестры.
– Джейк, выпусти себя из тюрьмы, которую ты сам для себя возвел! – пылко воскликнула Моника. – Ты не сделал ничего плохого! – Слезы досады выступили у нее на глазах, когда она почувствовала его сопротивление; у него снова напряглись мышцы плеч. – Сюзанна бы не хотела для тебя такой жизни. Она не хотела бы, чтобы ты отказался от любви и счастья. Она бы не хотела, чтобы ты прожил всю жизнь один. Прошу тебя, Джейк! Скажи, что мне можно остаться. Скажи, что хочешь построить со мной настоящую жизнь!
Он посмотрел на нее, и в его глазах она увидела грусть, от которой слезы быстрее побежали по ее щекам.
– Моника, мне очень жаль.
Джейк вырвал руку и встал.
– Скажи, когда будешь готова, и я отвезу тебя домой. – Он развернулся и вышел из комнаты.
Моника сидела на диване, задыхаясь от слез. Она не могла поверить, что все закончилось именно так. Несколько долгих минут надеялась, что Джейк вернется и скажет, что передумал.
Он не вернулся. Она несколько раз глубоко вздохнула, вытерла лицо и встала. Теперь ей хотелось одного: вернуться к себе домой. Там она даст волю слезам, оплачет то, что могло случиться, но не случилось.
У нее ушло почти полчаса на то, чтобы собрать одежду и туалетные принадлежности; пока она собиралась, ею овладело странное оцепенение. Затем она зашла в кабинет и уложила свое оборудование. Вынесла и выволокла все чемоданы и дорожные сумки к парадной двери.
Пока она собиралась, Джейк сидел в своей спальне за закрытой дверью. Трус! Он уничтожил ее, а сам убежал в свою комнату и спрятался от эмоционального срыва.
Она постучала в дверь его комнаты. В груди разгорался язычок пламени.
– Я готова, – сказала она, когда он открыл дверь.
Джейк едва заметно кивнул и следом за ней направился к выходу. Оба молчали, пока грузили ее вещи в его машину. По пути к себе домой Моника прокручивала в голове все, что он ей сказал, и гнев охватывал ее все сильнее. Он готов был взять на себя ответственность за действия Мэтта Гаррисона и намеревался до конца своих дней нести бремя вины за гибель Сюзанны.
Когда приехали, они молча принесли ее вещи в гостиную. Потом Джейк подошел к двери и остановился на пороге, очевидно собираясь попрощаться.
– Ты еще кое-чего о себе не знаешь, Джейк, – сказала Моника, позволяя своему гневу прорваться на поверхность. – Должно быть, ты считаешь себя важной персоной в общей картине жизни. Ты один спустил убийцу с поводка и считаешь, что в ответе за гибель сестры. Знаешь, что я думаю?
Его глаза потемнели; он посмотрел на нее в упор ничего не выражающим взглядом. Видимо, собирался позволить ей спустить пар, а потом уйти.
– По-моему, ты трус. По-моему, ты прячешься за трагедиями, чтобы не сталкиваться с настоящей жизнью и настоящей любовью. Ты большой трус, Джейк Ламонт.
– Моника, – тихо проговорил он.
Она подняла руку, призывая его к молчанию. От слез все расплывалось у нее перед глазами.
– Не желаю ничего слышать, если ты не скажешь, что любишь меня и хочешь прожить со мной жизнь.
– Я не хотел причинять тебе боль, – ответил он.
– Ты причиняешь себе гораздо большую боль, чем мне. За последние несколько недель я поняла, что мне недостает в жизни любви. Я люблю свою работу, но хочу большего. И я хотела этого с тобой, Джейк… – Она всхлипнула. – Джейк, я знаю, что ты меня любишь. Я ничего не выдумываю! Я знаю, наша любовь подлинная, настоящая, и, по-моему, то, что у нас было… и что могло бы быть… было бы не просто замечательным. Но ты слишком большой трус и не в состоянии преодолеть себя. Ты ясно дал понять: ты так боишься, что отталкиваешь от себя любовь. Собираешься до конца своих дней носить страховку от какой бы то ни было эмоциональной привязанности. – Она снова всхлипнула, и вдруг ее гнев прошел, сменившись ощущением страшного горя. – Джейк, прошу, не заставляй себя умолять! Положи руку на сердце и скажи, что я нужна тебе так же сильно, как ты нужен мне. – Она замолчала и прикусила губу, потому что увидела ответ в его потускневших глазах.
Не говоря больше ни слова, Моника развернулась и пошла по коридору. Дойдя до своей спальни, она услышала, как захлопнулась входная дверь.
Глава 12
Моника сидела за столом и пила утренний кофе. Хотя она встала только в начале одиннадцатого, чувствовала себя совершенно разбитой. Болело плечо, но боль телесная и сравниться не могла с болью сердечной.
Вчера, после того как Джейк привез ее домой и уехал, она проплакала несколько часов. Надеялась, что он каким-то волшебным образом вернется и скажет, что готов к ее любви, но этого не случилось. Ей удалось взять себя в руки лишь за час до очередного подкаста. Впервые ей трудно было вести его.
Рассказывая, какой испытывала ужас, раскачиваясь над бездной на высоте шестнадцатого этажа, она могла думать только о Джейке. Когда рассказывала, как ее ранили, сердце рвалось на части. Ей как-то удалось завершить подкаст; потом она без сил рухнула в постель. Моника плакала, пока не забылась сном, но, к счастью, спала без сновидений.
Однако стоило открыть глаза, ее снова принялись одолевать мысли о Джейке.
Он был прав. Он ее предупреждал, но, как говорится, сердцу не прикажешь. И несмотря на то, что она собиралась поступить противоположным образом, сердцем она выбрала его. Больнее всего было оттого, что она всеми фибрами души понимала: Джейк тоже ее любит.
Он дурак. Запутавшийся дурак, который собирался и дальше подвергать себя добровольной изоляции из-за ложно понятого чувства вины.
Она надеялась, что ее любовь исцелит его. Она определенно надеялась, что любовь победит чувство вины, страх. Но этого не случилось.
Вздохнув, Моника встала и налила себе еще кофе. Позже она собиралась связаться с ремонтной фирмой. Пора заменить гипсокартонную перегородку в гостиной. Нужно, чтобы ее дом снова стал для нее безопасным пристанищем, что невозможно, пока стена испещрена пулями. Или… может, оставить все как есть? Глядя на стену, она будет возвращаться мыслями к той ночи, когда они с Джейком впервые поцеловались, к ночи, когда он спас ей жизнь.
Нет, она отремонтирует или заменит перегородку, а потом, может быть, выкрасит гостиную в совершенно другой цвет в ознаменование начала новой жизни.
В дверь позвонили, и она встрепенулась. Кто там? Джейк? Может, он все-таки передумал? Она вскочила. Сердце забилось с троекратной скоростью.
Моника побежала к двери, отперла ее, широко распахнула. Вся радость, наполнившая ее, мигом улетучилась.
– Папа, что ты здесь делаешь?
– Разве мне нельзя навестить дочь? Хм… чувствую запах кофе.
– Заходи, я тебе сварю. – Моника открыла дверь шире, впуская его. «Интересно, – подумала она, – зачем он явился на самом деле».
Нил Райт был человеком крупным, с большими руками – он всю жизнь работал на стройке. Год назад он вышел на пенсию, и Моника радовалась, что сейчас посвящает жизнь рыбалке и гольфу.
Отец прошел на кухню и сел за стол.
– Смотрел я твой вчерашний подкаст.
Моника положила в кофеварку брикет прессованного кофе, включила ее и с удивленным видом развернулась к отцу:
– Неужели смотрел?
– Да, по правде говоря, я уже несколько раз его смотрел, но не хочу, чтобы ты подвергала себя опасности, как с этим Мстителем. Ты хорошо обо всем рассказываешь, но для этого вовсе не нужно самой подвергаться опасности!
book-ads2