– Ну, дед, ты даешь. Как это понимать? – Я, по большому счету, и не собирался этого француза красть. Как-то обстоятельства сами так сложились. – Ты хочешь сказать, что ты его против воли своей украл? – Валюта, я же тебе говорю, что сам не знаю, как так получилось. Наваждение какое-то посетило меня на старости лет. Я увидел, что Лёня с девушкой в комнате закрылся, и своровал этого проклятого француза. Будь он тысячу раз неладен. Перетащил его оттуда в чулан. – Что значит перетащил? Он же не связка дров. Ты же такой щупленький и хиленький, ты не мог его сам поднять. Что-то ты темнишь, дед. – Да у меня ружьишко есть. И я его того. – Дед растерянно пожал плечами и отвёл глаза в сторону. – Как – того? – Я его ружьишком-то этим припугнул. Он избитый весь был, слабый, еле ходил, но меня слушался и все мои команды выполнял беспрекословно. Сначала я его в чулане, в самом дальнем углу дома, держал, а потом потихоньку он до моего дома доковылял. – Валя, этот дед и есть тот призрак с ружьём, которого я тогда в ночи на участке видела, – влезла я в разговор. – Я не могла ошибиться. – Дед, ты, что ли, призраком тогда в ночи стоял? – поинтересовалась Валентина. – Да я просто с ружьишком стоял и никому не мешал. – Да он бежал за мной! Дед, ты за мой бежал?! Зачем? – Никуда я не бежал. Я француза охранял. Показалось тебе это, дочка. – Никакая я тебе не дочка. Я медленно встала с табуретки и пошла, пошатываясь, к Валентине: – Валя, а Жан и вправду здесь? – Конечно, здесь. Я же тебе сразу сказала. Его дедуля подрезал. Он всегда всё берёт, что плохо лежит или сидит. – Валя, ты только ребятам ничего не рассказывай, – стал умолять дед. – Они меня за такие дела живо прихлопают. Я раскаиваюсь в том, что сотворил. И зачем мне, старому дураку, на старости лет проблем захотелось? Ох, старая и дурная моя голова! Это всё бабка виновата. И любовь ейная. Я за бабкой Матрёной из другой деревни уже давно ухаживаю. А она смеётся надо мной, голытьбой называет. Хотя никакая я не голытьба. У меня пенсия, да ребята постоянно какое-нибудь поручение дают и деньги за это подкидывают. Валя, ну ты сама посуди, зачем старухе Матрёне деньги нужны? – Зачем ты такую старуху-то себе выбрал? Сейчас одиноких бабулек полно. Нет, вам нормальных не надо. Даже дедам и то с выпендрёжем подавай. – Да, Валюта, сердцу не прикажешь. Полюбил я на старости лет стерву и ничего не могу с этим поделать. Я ей по-хорошему говорю, переходи ко мне в дом, жить будем. У меня корова есть, огород, с голоду не помрём. А она, как старуха из сказки, сидит у разбитого корыта и ногой топает. Говорит, что в такой берлоге жить со мной не будет. Намекает на то, что если б у меня коттедж был приличный, то она бы ко мне переехала. Всю душу она мне вытрясла. Она меня к себе на порог с пустыми руками не пускает. То крупы ей принести надо, то колбасы хорошей кусок. А один раз даже скандал мне устроила. – Какой ещё скандал? – Мол, слышала про «Макдоналдс», хочу там побывать, и всё. А для этого в саму Казань надобно ехать. Я ей объясняю, что я в том «Макдоналдсе» был и ничего вкусного там не нашёл. Булок сухих наелся, и всё. Меня потом изжога мучила целую неделю. Да и толстеют от этой ихней пищи. А она у меня и так женщина добротная. У неё всего и везде много, но и это на неё не подействовало. Мол, хочу «Макдоналдс» и всё. Мне деваться было некуда. Пришлось её везти в Казань. Так я на неё за одну поездку почти всю пенсию потратил. Она платье нарядное надела. А как приехали в Казань, она сразу стала у меня букет требовать. Я ей говорю, что если бы я знал, что ей букет нужен, то у себя на участке бы пионов или гладиолусов нарвал, а она заявила, что ей не нужен букет с участка. Она захотела розы в праздничной упаковке. Я как цену букета услышал, так валидол сразу себе под язык сунул. И всё же пришлось покупать. А в этом чёртовом «Макдоналдсе» она вообще обезумела. Говорит, хочу и то попробовать, и то. А сколько с собой набрала! Это же целая хозяйственная сумка. Я ей объяснял, что эти булки холодные уже невкусные, а она: мол, ничего, на печи разогреем. А на остановке ещё к ларьку подошла и стала пальцем в сникерсы, марсы и жвачки всякие тыкать. Я думал, что уж после это – го раза мы с ней точно сойдёмся, а она нет, только ночь, зараза, мне подарила, и всё тут, а утром выставила. Со списком. – Каким списком? – На следующий раз. Как только я захочу к ней прийти, то чтобы этот список продуктов ей принёс. Ох, Валентина, всю душу она мне вымотала. Как дорого она мне обходится, и бросить я её не могу. Люба она мне. Ой, как люба. Я ведь на это преступление ради неё пошёл. – И на что ты рассчитывал? – На то, чтобы француз в свой Париж звонил и требовал, чтобы кто-нибудь оттуда вылетел и деньги ему привёз. Он сначала наотрез отказывался, а вот совсем недавно всё-таки согласился и жене позвонил. – А она? – Там трубку никто не взял. Ни дома, ни на работе. Он тогда родственнику позвонил и сказал, чтобы он деньги сюда передал. Дед встал на колени, схватил Вальку за коленки и заголосил: – Валя, если можешь, прости. Всё из-за этой Матрёны. Из-за неё, окаянной, я на преступление пошёл. Я уже и сам потом пожалел, что этого француза украл на пьяную голову, но деваться уже некуда было. Думал, если ему денег не передадут, то шлёпну его, чтобы никто не знал, погружу в повозку и отвезу к реке, а там сброшу. Я боялся, что ты прознаешь или кто из ребят. Валя, не говори ребятам! Я тебя прошу! Ведь я твоей покойной тётке жизнь спас. Я её из реки вытащил, когда она тонула. Искусственное дыхание ей сделал. Да если бы не я, то она бы ещё раньше умерла. Валя, вспомни всё хорошее. Не губи меня! Не губи! – Дед, встань с колен, – властно приказала Валентина и закурила сигарету. – Томка, мы во-время. Успели до того, пока Матвей твоего француза в повозку не погрузил и в воду не скинул. Маловероятно, что за него даже цент получить можно. На счёте пусто, да и наличку вряд ли бы кто передал. Видно, там, у себя на родине, его не очень-то жалуют. Но я не слышала, о чём говорит Валентина. Я вообще ничего не слышала. И плохо соображала, но то, что в этой страшной игре удалось уцелеть и мне, и Жану, я знала твёрдо. И совершенно не хотелось думать о том, что было бы, если бы я случайно не встретила Валентину. Господи, что бы было… – Дед, где Жан? – глухо спросила я и, подойдя к нему вплотную, с трудом сдержала себя от того, чтобы не двинуть ему по физиономии. – В подвале, – испуганно ответил он. – Показывай! – скомандовала Валентина и толкнула деда к двери. Как только мы вошли в сарай, дед сразу нагнулся, потянул за лежащее на полу кольцо и откинул люк. – Вот где узников держать надо было, – присвистнула Валентина. – Не у меня, а у тебя. Вот это система. Захочешь, не найдёшь. Увидев лестницу, ведущую вниз, Валентина толкнула деда вперед и пригрозила: – Пойдёшь первый. И смотри мне, без глупостей. – Валюта, да ты чего? Мы же с тобой столько лет друг друга знаем. – И не говори! Столько лет друг друга знаем, а всё узнать не можем, воришка. – Валя, да воровать – это одно, а плохого я тебе никогда не сделаю. – После того как ты француза уволок, я уже ничего не знаю. А то сейчас спустимся вниз, ты крышку люка сверху закроешь и оставишь нас с Томкой здесь помирать. А потом, когда мы тут все сдохнем с голоду, всех троих на свою повозку положишь и повезёшь в реку скидывать. – Валюша, что ж я, ирод какой, что ли? Что ж ты из меня маньяка-то делаешь?! Я просто хотел денег заработать, чтобы Матрёна со мной сошлась. Я заглянула вниз и ничего, кроме темноты, не увидела. Затем подняла голову и посмотрела на деда вопросительно: – Там же ничего не видно. Как мы будем спускаться? Разобьёмся тут, к чёртовой матери. – У меня фонарик есть. Дед пошёл первым, я посмотрела на Валентину и кивнула ей головой: – Иди, что не идёшь? – Боишься второй идти? До сих пор мне не доверяешь, – ухмыльнулась моя соседка. – Я тебе доверяю, – сказала я и в доказательство своих слов на свой страх и риск стала спускаться второй. – Спасибо за доверие, – удовлетворённо произнесла Валентина и принялась спускаться за мной. Как только мы все спустились вниз, дед посветил фонариком, и от увиденного я чуть не упала в обморок. Жан лежал на сыром полу ничком и не шевелился. Неподалёку от него сидела толстая крыса и облизывала усы. – Мамочки, крыса! – громко крикнула я и завизжала, как сирена. Крыса моментально среагировала на мой крик и ретировалась. – Дед, да у тебя здесь крыс полно, – испуганно произнесла Валентина. – Что ж ты живого человека к крысам-то поселил? Может, они его уже растерзали и он мёртв? – Да я был недавно. Он жив был, и крыс никаких не было. Дед подошёл поближе к Жану и направил луч света ему в лицо. – Эй, француз, ты жив? За тобой пришли! Слышишь, ты свободен. Жан молчал и не издавал ни единого звука. Я сделала шаг в его сторону и споткнулась об эмалированное ведро. – Что это? – Осторожно. Это его горшок, – объяснил мне дед. – Надо же, какой ты у нас заботливый, – злобно хихикнула Валентина. – А то что у тебя здесь запах такой, что сознание потерять можно?! Тут, случайно, никаких человеческих останков нет? – Валюта, ну о чём таком ты говоришь? Просто это плесень и сырость так пахнут. – Ничего себе запах. Как будто сдох кто-то. Томка, что-то мне кажется, что с французом не всё в порядке. Может, он того? – Что значит того? – Я ощутила, как бешено застучало моё сердце. – Я имею в виду, жив ли он? Подойдя к Жану вплотную, я села на корточки и потрясла его за плечи: – Жан, милый, родной, любимый, ты жив? – Ты его тут голодом уморил, что ли? – пнула старика Валентина.